Прыжок в темноту(Из записок партизана)
Шрифт:
Вслед за конвоиром впереди всех шла высокая, стройная, смуглая женщина в черном мужском пиджаке и черном берете. По исхудавшему, несколько удлиненному лицу трудно было определить ее возраст. Эта женщина со строгим красивым профилем и плотно сжатыми губами чем-то напоминала боярыню Морозову с картины Сурикова. Она шла ровно, высоко неся голову и устремив вперед большие серые глаза. Рядом, с правой стороны, переваливаясь, тяжело ступала полная старуха. Слева, цепляясь за полу пиджака высокой женщины, часто перебирала ножками девочка лет семи, в шерстяном платке и жакете с плеча взрослой.
Больше
Сзади всех шел старик в серых валенках, поношенном, но опрятном пальто. Он опирался на длинную суковатую палку, сильно хромал, часто останавливался. Солдат толкал его прикладом. Старик, видимо, совсем выбивался из сил, и когда он отстал шагов на двадцать, к нему подошел конвоир — молодой офицер, затянутый в щегольской мундир. Выругавшись, он стал бить старика палкой. И в этот момент Будников нарушил железное правило разведчика…
В воздухе резко прозвучал его выстрел, процессия остановилась. Над окаменевшей толпой повисла тишина, в которой послышался глухой стон офицера. Тишина длилась несколько секунд. Мы ловили на мушки конвоиров и били их, стараясь не задеть пленников. Трех конных офицеров мы спешили, но тот, что ехал впереди, удрал. Остановив коня вполоборота, он нажал гашетку автомата и выстрелил. Старуха грузно опустилась, обняв ноги высокой женщины. Не оглядываясь, офицер хлестнул коня плетью и ринулся вперед.
Оказавшись в хвосте колонны, мы не могли стрелять по нему через головы людей. Спохватились и пешие фашисты, бросились бежать в сторону от дороги. Из них спаслось только двое, успевших укрыться за бугром.
Три конвоира оказались хитрее. Они смешались с толпой и заградили себя от пуль. Один даже сделал выстрел в нашу сторону. Но его выстрел вывел людей из оцепенения. Сообразив, в чем дело, они бросились на фашистов и быстро их обезоружили. Только рыжий верзила сопротивлялся дольше всех. Он вертелся, отбиваясь автоматом, как палкой. Но скоро и у него на руках повисло несколько человек, а спереди коршуном налетел подросток и ударил его эмалированным чайником по голове. Падая, фашист выстрелил, и мальчик, вскрикнув, ткнулся лицом в землю.
— Ну, товарищи, — сказал Дроздов, когда с конвоирами было покончено, — возвращайтесь все по домам.
Люди начали расходиться, и через полчаса уже никого не было видно, словно все ушли сквозь землю.
Продвинувшись балкой километра полтора вперед, мы свернули влево, чтобы уклониться от дороги. Тем более, что впереди показалось какое-то селение. Нам было известно, что а селе Звень находился крупный карательный отряд, и он, конечно, немедленно выступит в погоню за нами. Туда и удрал фашистский всадник.
Каратели не заставили себя долго ждать. На дороге вскоре появились две открытые грузовые машины, набитые солдатами, и одна легковая. Мы залегли в бурьяне.
Машины остановились на том месте, где произошло наше столкновение. Вероятно, каратели заметили трупы, но задерживаться не стали, быстро
Мы же продолжали двигаться в другую сторону, теперь почти в противоположную от партизанских отрядов. Время было около часа дня. Длинной и темной осенней ночи — вот чего мы хотели теперь больше всего. И если до наступления темноты мы уцелеем, увернемся от столкновения, тогда даже вражеский полк не страшен. Шли мы очень осторожно, полусогнувшись, чтобы фашисты не смогли нас заметить. Главное — выиграть время, дождаться темноты.
Заметив впереди перелесок, мы устремились к нему.
Мы, возможно, и добрались бы до леса незамеченными, если бы вдруг нас не заметил фашистский самолет «Фокке-Вульф» — неуклюжий двухфюзеляжный разведчик. Он появился внезапно, потому что шел низко. Заметив нашу группу, самолет сделал крутой вираж и стал набирать высоту, открыв огонь из пулемета. Мы хотели было дать залп по нему, но Дроздов категорически запретил.
— Сбить его трудно автоматом, — сказал он, — а патроны надо беречь. Они нам, как видно, скоро потребуются. Фашист ведь тоже не рассчитывает поразить нас огнем. Он стреляет, чтобы показать карателям, где обнаружил нашу группу.
Так и шли мы в сопровождении «Фокке-Вульфа», который непрерывно вел огонь короткими очередями. Лес оказался довольно обширным. Вокруг него к тому же было много кустарников. Дроздов просто в восторг пришел от этого урочища. «Здесь мы повоюем!» — сказал он.
Огромной подковой лес обнимал Думинино — тихое, опрятное селение. Все дома были крыты тесом, и почти около каждого из них возвышались могучие старые осокори, на которых чернело множество грачиных гнезд.
Воздушный разведчик не зря кружил над нами. Скоро мы увидели, как луговой дорогой мчались два знакомых грузовика, мелькая между ракитами и молодым ольшаником. Самолет еще раз сделал над нами круг, резанул воздух пулеметной очередью и скрылся. Через несколько минут солдаты строем вышли из деревни и двинулись к лесу. Приблизившись, они открыли бешеный огонь из пулеметов, автоматов, даже слышались редкие взрывы снарядов. Вероятно, по нашей группе бил ротный миномет.
— Психическая атака, — с иронией сказал Дроздов, улыбаясь.
Этот иронический тон и спокойная улыбка командира в такой момент очень дороги солдату. Она ободрила людей, вселила уверенность.
— Если бы они шли по лесу молча, без выстрела — вот тогда страшно, — заметил командир. — А сейчас сразу видно, что и сами они трусят.
Мы отошли в глубь леса. Карателей было не менее сорока. Не прекращая огня, они двигались развернутой цепью, но всего леса, разумеется, охватить не могли. И мы учитывали эту слабость нашего противника.
Когда фашисты прочесали более половины массива, мы еще не были обнаружены. Но дальше пятиться было уже опасно, потому что лес сужался. Мы залегли у самой опушки, рассчитывая пропустить вражеский отряд. Из укрытия мы уже видели движущихся солдат и мысленно радовались, что вот-вот фашисты покажут спины. И вдруг где-то рядом рявкнула овчарка. Пес рычал, извивался на задних ногах, порываясь броситься на нас. Солдат с трудом удерживал его на сворке, а сам пятился назад, в испуге глядя на нас и не решаясь стрелять.