Пржевальский
Шрифт:
«Но вы имеете оружие?»
Николай Михайлович ответил, что ружья и револьверы служат ему и его спутникам защитой от нападений разбойников.
«Объявите, сколько у вас оружия и какое именно!»
Пришел писарь и со слов Николая Михайловича записал, сколько у путешественников штуцеров, гладкоствольных ружей, револьверов, пороху, пуль. Гуань просил Пржевальского продать ему один из штуцеров, но получил отказ.
Тем временем стемнело, и гуань велел перевезти Пржевальского и его спутников обратно через Хуанхэ.
На другое утро к Пржевальскому явился чиновник с десятком полицейских в форменных красных
Больше всего полицейских заинтересовал… суп, варившийся в палатке! Они усердно вытаскивали из котла говядину и были так поглощены этим занятием, что обыск производили небрежно.
После того как обыск кончился, Николай Михайлович потребовал, чтобы караван сейчас же переправили на противоположный берег. Через час явилась барка с солдатами, но гуань приказал взять только вещи, а верблюдов не брать. Пржевальский с одним из казаков и Джюльджигой снова отправился в Дэнкоу.
Когда вещи были выгружены, явился сам гуань.
«Осматривая наши пожитки, — рассказывает Пржевальский, — мандарин стал отбирать и передавать своему слуге то, что ему более понравилось, под предлогом рассмотреть все это хорошенько дома и возвратить обратно. Взято было: два одноствольных нарезных пистолета, револьвер в ящике, кинжал, две пороховницы. Видя, что ревизия превращается в грабеж, я приказал своему переводчику передать мандарину, что мы не затем пришли сюда, чтобы нас грабили; тогда китайский генерал удовлетворился забранными вещами и отказался от дальнейшего осмотра. Между тем верблюдов все еще не перевозили под предлогом, что поднялся ветер и они могут утонуть».
Наконец, после решительного требования Пржевальского, гуань приказал перевезти животных. Но верблюды не могли взойти на барку с высокими бортами, и тогда этих несчастных животных веревками привязали за головы к барке и потащили через быструю реку в полкилометра шириной.
Как только перевезли верблюдов, Николай Михайлович отправился к гуаню за паспортом и пропуском, но ему сказали, что начальник спит и нужно ждать до завтра.
Во дворе, где стоял караван, поставили солдат, — будто бы для того, чтобы охранять вещи, на самом же деле, чтобы сторожить самих путешественников. От гуаня несколько раз приходил чиновник. Гуань просил подарить все забранные им вещи, в том числе и штуцер.
«Я отказал наотрез, — пишет Пржевальский, — говоря, что не настолько богат, чтобы дарить каждому встречному генералу оружие, которое стоит несколько сот рублей».
На другой день после полудня чиновник пришел сказать, что гуань встал, а слуга принес ящик со штуцером, но в нем не оказалось пороховницы и коробки пистонов.
«Ваш начальник украл отсюда две вещи», — сказал я пришедшему чиновнику и послал своего переводчика объяснить то же самое мандарину».
Вероятно, смелость и твердость Пржевальского привели гуаня в замешательство, и он не решился прибегнуть к прямому насилию и грабежу. Начался бесконечный торг.
С казаком, который пришел от Пржевальского, гуань вернул пороховницу, — правда, пустую, — а пистонов не отдал и велел сказать, что они ему очень нужны. Пистолетов, револьвера и кинжала он тоже не отдал и просил казака уговорить Пржевальского подарить ему эти вещи. Но слуга гуаня, отправившийся за ответом, вернулся к своему господину с отказом.
Тогда гуань снова прислал слугу с объяснением, что он просит не подарить, а продать ему все эти вещи. Николай Михайлович сначала было отказал и в продаже, но потом, чтобы скорее кончить этот торг, решил согласиться. Он поставил, однако, непременным условием, чтобы гуань тотчас же прислал паспорт, пропуск и проводника.
Гуань очень скоро прислал и бумаги и проводника, но вместо назначенных за вещи 67 лан уплатил только 50, пообещав, что «остальные деньги отдаст при следующем свидании».
Пржевальский не захотел начинать новое препирательство. Он приказал сейчас же вьючить верблюдов, и, несмотря на поздний час, караван выступил из Дэнкоу в Ала-шань.
В дороге к ним присоединился один монгольский начальник, с которым Пржевальский подружился в Дэнкоу. Монгол рассказал, что, находясь у гуаня, сам слышал, как тот клялся отрубить Пржевальскому голову.
Может быть только самообладание и мужество Николая Михайловича спасли жизнь ему самому и его спутникам.
В АЛА-ШАНЕ
Ала-шанем называется южная, наиболее дикая и бесплодная часть Гоби.
На сотни километров раскинулись перед караваном экспедиции «голые сыпучие пески, всегда готовые задушить путника своим палящим жаром или засыпать песчаным ураганом».
Только кое-где щеткой торчал прямо из песка низкий, безлистный, твердый как камень, саксаул, или колючий сульхир. Изредка проносилась над песками птица пустыни холоджоро, или мелькала едва заметным пятном желто-серая, под цвет песка, чернохвостая антилопа — харасульта, которая может жить в безводной глубине пустынь, утоляя жажду соком сульхира. Да коршун изредка проносился над палаткой, надеясь поживиться остатками обеда.
Только у западных склонов Алашанского хребта лежит единственный в этом обширном пустынном крае город — Дынюаньин (ныне Яньяньфу).
Выйдя из Дэнкоу, Пржевальский и его спутники направились в Дынюаньин, куда прибыли 14 сентября.
Осмотрительный алашанский амбань [26] , узнав о приближении иноземцев, послал трех чиновников, которые встретили их за целый переход от Дынюаньина. Монгольские чиновники спросили путешественников — кто они такие, куда и зачем едут?
26
Амбань(монг.) — генерал, начальник.
Одним из первых вопросов было: «Не миссионеры ли вы?» Пржевальский ответил отрицательно. Тогда монголы пожали путешественникам руки и сказали, что если бы они оказались миссионерами, амбань не пустил бы их к себе в город.
«В числе причин, обусловивших успех нашего путешествия, — пишет по этому поводу Пржевальский, — на видном месте следует поставить то обстоятельство, что мы никому не навязывали религиозных воззрений».
Прибыв в Дынюаньин — небольшую крепость с глиняной стеной, Николай Михайлович и его спутники поселились в отведенной для них фанзе. Сыновья амбаня прислали им большие коробы арбузов, яблок и груш, а сам амбань — обед из множества блюд. Один из его приближенных, лама Сорджи, стал усердно навещать Пржевальского.