Шрифт:
Евгений Попов
Псевдомемуар
1. Москва
Однажды в одном сибирском городе К., стоящем на великой реке Е., впадающей в Ледовитый Океан, лежа в одной постели - полутораспальной, ссорились одни любовники - он и она.
Она выговаривала сердито:
– Посмотри, на кого ты похож! Нестриженный! Это -ужасно. Шуба замурзанная, подпоясанная какой-то веревкой.Ты ходишь, как сторож.
– Но у меня ведь очень теплая шуба, мне в ней тепло,- мирно возражал он.
– Тепло! Ты - как сторож. Тебе только ружья не хватает.
– Ружья мне действительно не хватает. Было б ружье,я тебя давно бы ухлопал,- согласился любовник.
– Ох ты! Ох ты! Подумаешь!
– захохотала она.Но отвеселившись возобновила атаку.
– А твои ужасные брюки,а эти валенки! Мне стыдно идти с тобой по улице. Право,стыдно!
– Право-лево,- пробормотал любовник. Он собрался вздремнуть.
– Не спи, паразит!
– крикнула юная сибирская девушка.- Не спи! Ишь,не нравится,когда правду говорят...
Любовник тоже обозлился.
– Какая тут может быть правда,- взвыл он.- Ты и тебе подобные, в частности твоя подруга Ирочка московская... Вы - типичные осколки ширпотреба... вы смеете диктовать мне свои паскудные вкусы?
– Не смей ругаться. Ты - обычный неряха. Ты - грязный. И если тебе люди говорят, то ты слушай, а не ори!
– Вот уж чего-чего, а не грязный,- захохотал любовник.
– Что угодно, но только не это. Это скорее ты грязная. Вспомни-ка, вспомни!
– Нечего мне вспоминать,- пробормотала девушка.
– Так уж и нечего?- лукаво осведомился любовник.
– Почти нечего.
– Вот и врешь! Вот и врешь!
– любовник хлопал себя по ляжкам.
– Вот и врешь!
– И потом - зачем ты задеваешь Ирочку? Да, она моя подруга. Да, она составила хорошую партию. Но она - модерновая девка. Она - современная девка. А ты из себя корчишь невесть Бог знает что, а сам - обычная бездарь.
– Я - не бездарь. Мне многие говорили, что я не бездарь. И ты это прекрасно знаешь, что я не бездарь.
– А ты больше слушай дураков. Не бездарь... Даже цепочку мне купить не можешь.
– Может, мне еще вдобавок за каждый раз по пятерке платить?
– снова возопил любовник, впадая при таких словах в ужасный гнев.
– Ты пошлости не говори.Т ебе завидно,что Ирочка в Москве живет. Олег-то ее по крайней мере хоть может обеспечить.
– Да понимаешь ли ты, что таким дерьмом, как твоя Ирочка и ее дратый супруг в Москве мостовые вымощены!
– заорал любовник.
И тут наступил переломный момент.
– Ну все, хватит, - торжественно сказала она.
– С меня хватит. Ты уже достаточно наговорил. С меня хватит.Мне надоело. Все.
Она встала. Любовник посмотрел на нее снизу вверх. Она поняла его взгляд. Она сильно пнула его в нос прелестными ножными пальчиками и заплакала. Она заплакала и стала поспешно одеваться.
Она натягивала на себя все свое розовое, все свое белое, все свое трескучее, отглаженное. Она всхлипывала, и от ее синтетического свитера сыпались трескучие зеленые молнии.
– Ну ладно. Кончай ругаться. Мир!
– протянул он руки.
– Уйди! Ненавижу!
– прошипела она. После чего ушла.
Впрочем, не навсегда. В жизни никто никуда не уходит. Просто жизнь проходит и возникает смерть. Поэта Николая Рубцова убили в 1971 году. Я помню,в 1967 году он лежал в общежитии Литературного института им. А.М. Горького на голой "панцирной" сетке железной кровати и просил у прохожих три рубля. Дверь в коридор была открыта.
2. Эпизод
Имея дальние замыслы, я в 1963 году приехал в город Москву.
Но на факультете журналистики Московского Государственного Университета им.М.В.Ломоносовa мне по-хорошему сказали,что я должен иметь два года трудового рабочего стажа,повариться, как говорится, в рабочем,так сказать,котле,если планирую свою учебу на этом факультете в реальном будущем.
А на отделении восточных языков того же университета мне было ясно сообщено, что переводчик с восточных языков долженобладать ясной и грамотной речью,а не мекать и заикаться,как это имело (и имеет) место быть у меня.
Так я оказался на бывшей и будущей улице Никольской (25-е Октября),где есть здание,в котором проживал первопечатник Иван Федоров, и где тогда помещался Историко-архивный институт, ныне преобразованный тоже в университет его ректором (он же - герой перестройки) Ю.Афанасьевым.
Там меня принял очень мило и даже дали направление в общежитие, известную СТРОМЫНКУ,которая вся состоит из келий и описывать которую - зря тратить время:тысячу раз описана Стромынка и умными людьми,и идиотами.
Забравшись в келью, я стал читать учебник "История СССР" и вполне возможно,что поступил бы в институт первопечатника.
Поступил бы и работал бы всю свою сознательную жизнь в окружении мыслящей, умной молодежи где-нибудь в архиве или делопроизводителем каких-либо хороших дел,ранга упомянутой "перестройки".Но увы мне!
Ведь там, в келье,кроме меня было еще человек шесть, которых я не запомнил. И седьмой человек там был - демобилизованный солдат, которого я запомнил.