Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования
Шрифт:
В 1931 г. Бостунич заявлял, что трехтомное исследование Брандта о ритуальных убийствах появится «вскоре по-немецки в издательстве У. Бодунг» [345] . Книга никогда опубликована не была. Однако она по крайней мере частично была переведена на немецкий язык, возможно, самим Брандтом. Королевская библиотека в Копенгагене обладает машинописью перевода второго тома; в справке библиотеки сообщается: «Содержимое – это предисловие на двух страницах, 204 страницы текста и 28 страниц со ссылками на литературу и указателями. Оно обозначено как произведение, конфискованное Датским Государством из “немецких библиотек в Дании” в 1945–1947 гг. [346] ».
345
Schwartz-Bostunitsch G. Der Zarenmord und die r"atselhaften Zeichen am Tatort des Mordes. M"unchen, 1931. S. 4.
346
Det Kongelige Bibliotek, Kopenhagen, письмо к автору от 3 августа 2011 г.
В марте 1941 г. имя Брандта появляется очередной раз в списке участников конгресса агентства «Welt-Dienst» во Франкфурте-на-Майне [347] . После этого его следы теряются. 26 июня 1961 г. он умер в Копенгагене.
Ирина Белобровцева
М. Булгаков
В названной паре Ветлугин – Булгаков к авторам русской эмиграции относится только А. Ветлугин. Псевдонимами пользовались оба писателя, однако для Булгакова это было актуальным лишь в связи с работой в газете «Гудок», что диктовалось частотностью появления фельетонов и нежеланием подписывать настоящим именем заметки-однодневки, отчасти вымученные [348] . В. И. Рындзюн также прошел газетную школу, также часто использовал псевдонимы, которые, как представляется, до сих пор установлены не в полном объеме [349] .
347
См.: Archiv f"ur Zeitgeschichte, ETH Z"urich. JUNA-Archiv 1491. Wiener Collection, University of Tel Aviv. Bern Trial 25.
348
В неоконченной автобиографической повести «Тайному другу» Булгаков описывал этот процесс следующим образом: «Я подписывал фельетон или каким-нибудь глупым псевдонимом, или иногда зачем-то своей фамилией и нес его или к Июлю, или к другому помощнику редактора» (Булгаков М. Тайному другу // Булгаков М. А. Собр. соч.: В 5 т. М., 1990. Т. 4. С. 558).
349
Известны в основном псевдонимы времен его работы в газетах доэмигрантского периода: Эръ (газ. «Жизнь»; Москва), Новый (газ. «Жизнь», Ростов), Д. Денисов (там же), Д. Д. (там же), Дельта (там же) (см. об этом примечания Д. Д. Николаева в кн.: Ветлугин А. Сочинения: Записки мерзавца / Сост. Д. Д. Николаев. М., 2000). В Ростове он начал подписывать свои статьи «А. Ветлугин», который стал его основным псевдонимом (после переезда в США он называл себя Voldemar Vetluguin). С 1933 г. писал в американских газетах и журналах под псевдонимом Frederick Van Ryne, отчасти используя в двух последних именах псевдонима свои настоящие имя и фамилию; ср.: «Frederick Van Ryne, whose entertaining article on Gregory Ratoff is in the current “Liberty”, is the pen name of Voldemar Vetlugin, associate editor of “Red Book”» (Dixon Hugh. The Monday Wash // Pittsburgh Post-Gazette. 1941. October 27. P. 3; то же: http: // news.google.com / newspapers? nid=1129&dat=19411027&id=o8 RRAAAAIBAJ&sjid=MmoDAAAAIBAJ&pg=3932,1901965).
Эти два имени сопоставляются не впервые. В «Жизнеописании Михаила Булгакова», написанном М. О. Чудаковой, приводится фрагмент воспоминаний первой жены Булгакова Татьяны Николаевны Лаппы о том, что муж
часто приносил читать книги, «торопил, чтоб читала быстрей – нужно было их отдавать. Один раз, помню, принес книгу – “Записки мерзавца”, не помню автора. – Вот, читай». Это был роман А. Ветлугина, вышедший от апреля до лета 1922 года в берлинском издательстве «Русское творчество» и привлекший внимание и зарубежной русской критики (Роман Гуль напечатал в «Новой русской книге» уничтожающую рецензию), и отечественной, отнесшейся к автору более благосклонно. Рецензент журнала «Печать и революция» (1922, № 2 [350] ) признал за книгой значение «человеческого документа», «попытки весьма сведущего человека нарисовать картину душевного разложения целого слоя “зеленой” молодежи, которую старые деятели “того берега” склонны считать продолжателями своего обреченного дела». Еще раньше Вяч. Полонский, рецензируя в том же журнале (1922, № 8) предыдущую книгу А. Ветлугина «Третья Россия» (Париж, 1922), утверждал: «Сейчас Ветлугин еще пытается держаться по ту сторону черты, отделяющей его от “этой” России. Но что он стоит на пороге редакции “Накануне” – это несомненно» [351] .
350
Головин Р. А. Ветлугин. Записки мерзавца. Роман. Изд. «Русское творчество». Берлин. Стр. 249 // Печать и революция. 1922. № 2. С. 224–225.
351
Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988. С. 214.
Нам неизвестна реакция Булгакова на единственный роман А. Ветлугина, вызвавший немало критических отзывов в русском зарубежье [352] . Он написан в формате «человеческого документа», широко распространенного в литературе русской эмиграции и, правда, значительно позже проявившегося в творчестве самого Булгакова, в повести «Тайному другу» и романе «Записки покойника» [353] . Но мы согласны с мнением М. О. Чудаковой о том, что у А. Ветлугина он читал не только роман. Исследовательница цитирует письмо Булгакова, опубликованное одновременно в берлинских журналах «Новая русская книга» и «Веретеныш»:
352
См., например: Р. Плохая книга. А. Ветлугин. «Записки мерзавца» – изд-во «Русское творчество», Берлин, 1922 г. // Веретеныш. 1922. № 3. С. 16; Гуль Р. А. Ветлугин. Записки мерзавца. Роман. Изд-во «Русское творчество». Берлин. 1922 (249 стр.) // Новая русская книга. 1922. № 10. С. 13–14; Василевский (Не-Буква) И. Современники («Записки мерзавца» А. Ветлугина. Изд. «Русское творчество» Берлин, 1922 г.) // Накануне. 1922. 27 авг. № 15. С. 4.
353
Хотя следует отметить, что по своему строю и авторскому отношению к герою «Записки мерзавца» предвосхищают значительно позже высказанные утверждения В. В. Набокова («так называемый человеческий документ уже сам по себе красивый фарс»; Набоков В. Пушкин, или Правда и правдоподобие // Набоков В. Лекции по русской литературе. М., 1996. С. 422) и Г. В. Иванова («Человеческий документ подложен»; Иванов Г. Распад атома // Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. М., 1994. Т. 2. С. 17).
М. А. Булгаков работает над составлением полного библиографического словаря современных русских писателей с их литературными силуэтами. […] Просьба ко всем журналам и газетам перепечатать это сообщение [354] .
Можно воспринять это обращение в редакцию «Новой русской книги» как свидетельство того, что Булгаков журнал читал, а значит, имя А. Ветлугина, переехавшего в Берлин из Парижа в январе 1922 г., было ему известно.
Биография Владимира Ильича Рындзюна, писавшего под псевдонимом А. Ветлугин, несомненно должна была представлять для Булгакова интерес (другой вопрос – в какой степени она была ему известна), потому что сильно напоминала его собственную. Назовем лишь некоторые схожие черты: началом литературного творчества обоих была публицистика; оба учились на медицинском факультете, Булгаков окончил Киевский университет, А. Ветлугин не окончил Московский; оба участвовали в Гражданской войне на стороне Добровольческой армии; оба переболели сыпным тифом, Булгаков во Владикавказе, А. Ветлугин в Ростове; обоих волновала так называемая чеченская тема [355] ; оба оказались в 1918 году в
354
Новая русская книга. 1922. № 11 / 12. С. 35; Веретеныш. 1922. № 3. С. 16; ср.: Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. С. 211.
355
Характерно замечание сегодняшнего критика о перекличке чеченской темы А. Ветлугина с современностью: «Многое из описанного Ветлугиным рифмуется с днем сегодняшним» (Князев С. Невыросший мастер // Русская мысль. 2001. 10 мая. № 4364–65).
356
Ветлугин А. Писатели о себе // Новая русская книга. 1922. № 3. С. 40–41.
Упомянутое сходство не ограничивается фактами – во многом совпадают и их взгляды: на потрясшую обоих жестокость народа-богоносца, на сменовеховство, к которому оба относились с презрением, хотя и сотрудничали в сменовеховской прессе [357] , и, как будет показано ниже, чрезвычайно сходно их видение Гражданской войны и будущего России.
Из написанного А. Ветлугиным, по мнению М. О. Чудаковой, Булгаков «конечно, со вниманием вчитывался в циническую исповедь человека, с которым вполне мог успеть познакомиться в Киеве, – и в роман, и в автобиографию, опубликованную в журнале “Новая русская книга”». Оценка автобиографии как циничной, скорее всего, представляет собой уступку литературоведа общепринятому в русской эмиграции мнению о Ветлугине как завзятом цинике. Однако если вчитаться, то, признав прежде всего ее «литературность», можно сполна отдать должное автору – перед нами подробное, емкое и исполненное – при всей своей суховатости – внутреннего драматизма повествование о пути человека выживающего (стоит напомнить, что выживанием был занят и Булгаков, вынужденный остаться в Советской России, и аналогичный документ, им написанный, представлял бы большую ценность), своего рода хроника крестного пути русского эмигранта первой волны.
357
А. Ветлугин называл сменовеховцев «неославянофильскими ублюдками» и обвинял в отсутствии оригинальности и службе Коминтерну (Ветлугин А. Последняя метель // Ветлугин А. Сочинения: Записки мерзавца. С. 136). М. Булгаков записывал в дневнике: «Компания исключительной сволочи группируется вокруг “Накануне”. Могу себя поздравить, что я в их среде. О, мне очень туго придется впоследствии, когда нужно будет соскребать накопившуюся грязь со своего имени» (Булгаков М. Под пятой // Михаил и Елена Булгаковы. Дневник Мастера и Маргариты / Сост. В. И. Лосева. М., 2001. С. 35).
Цитируя эту автобиографию, М. О. Чудакова противопоставляет А. Ветлугина Булгакову как профана провидцу: «Осенью 1919 г. слушал “Сильву”, писал на тему “наша победа несомненна” (Булгаков в ноябре 1919 года настроен уже на трагический лад – автор статьи “Грядущие перспективы” зовет своего читателя к борьбе, но предчувствует поражение. – М. Ч.) и боролся с сыпными вшами» [358] . Но с этим противопоставлением согласиться трудно, скорее разница в их настроениях была прямо противоположной: и в булгаковском эссе (более подробно о нем позже) ни в чем не проглядывает провидческое «предчувствие» поражения, и в приведенной фразе Ветлугина нет никакой веры в победу (особенно если знать его саркастическое описание всеобщего бегства от большевиков. Там повсеместное исполнение слезливой оперетки «Сильва» становится одним из признаков очередного этапа отступления): «От “Сильвы” до последнего поезда или парохода остается одна, maximum две недели» [359] .
358
Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. С. 215.
359
Ветлугин А. Джеттаторе // Ветлугин А. Сочинения: Записки мерзавца. С. 162.
Это цитата из книги А. Ветлугина, которую Булгаков не мог не читать, – отрецензированной в советской печати «Третьей России», увидевшей свет в издательстве «Франко-Русская печать» в начале 1922 г., накануне переезда А. Ветлугина в Берлин, где, примкнув к сменовеховству, которое еще совсем недавно саркастически обличал, Ветлугин публиковался в той же самой газете «Накануне», что и М. А. Булгаков.
В одном из составляющих «Третью Россию» очерков – «Гибель надежды» – Ветлугин писал о военачальниках Добровольческой армии, вызывавших его восхищение. Две главки очерка посвящены Якову Слащеву и запечатлели обе его ипостаси: Слащев-Крымский, организатор успешной обороны Крыма в январе – марте 1920 г., за боевые заслуги произведенный в чин генерал-лейтенанта и награжденный титулом «Крымский», и другой Слащев – Слащев-Вешатель, наводивший страх на весь Крым.
В 1921 г., когда А. Ветлугин заканчивает «Третью Россию», Слащев после Декрета ВЦИК от 4 ноября 1921 г. «Об амнистии» возвращается в Россию. Чего Ветлугин не знает – что в январе 1929 г. Слащев будет убит у себя на квартире при той самой стрелково-тактической школе комсостава РККА («Выстрел»), в которой будет преподавать.
Надо полагать, что Булгаков, самым добросовестным образом изучавший всю релевантную избранной теме литературу (что бы он ни писал – биографию Мольера, древние главы «Мастера и Маргариты» или, как в данном случае, историю Гражданской войны в России), работая над пьесой «Бег» в 1926–1928 гг., пройти мимо книги Ветлугина не мог. Кроме устных воспоминаний о Константинополе своей второй жены, Л. Е. Белозерской-Булгаковой, он предположительно читал: «Записки. Ноябрь 1916 – ноябрь 1920» П. Н. Врангеля, книгу бывшего главы крымского земства князя В. А. Оболенского «Крым при Врангеле. Мемуары белогвардейца» (1924), самого Слащева – «Требую суда общества и гласности» (1921), «Крым в 1920 г.: Отрывки из воспоминаний» (1924) – и т. д. На этом фоне можно считать, что книга «Третья Россия», по крайней мере в той ее части, где речь идет о Слащеве, также была Булгаковым прочитана.
Отдельные черты героя пьесы «Бег» Хлудова, прототипом которого послужил Я. А. Слащев, Булгаков подбирает, как ему было свойственно, из разных источников, например из воспоминаний Оболенского, в котором справедливо усматривают мемуариста весьма недоброжелательного:
Слащев Оболенского подозревал в социалистических воззрениях и искренне ненавидел, глава земства, в свою очередь, смотрел на «спасителя Крыма» как на авантюриста и больного человека. Оболенский оставил следующий портрет Слащева: «Это был высокий молодой человек с бритым болезненным лицом, редеющими белобрысыми волосами и нервной улыбкой, открывающей ряд не совсем чистых зубов. Он все время как-то странно дергался, сидя, постоянно менял положения, и, стоя, как-то развинченно вихлялся на поджарых ногах. Не знаю, было ли это последствием ранений или потребления кокаина. Костюм у него был удивительный – военный, но как будто собственного изобретения: красные штаны, светло-голубая куртка гусарского покроя. Все ярко и кричаще безвкусно. В его жестикуляции и в интонациях речи чувствовались деланность и позерство» [360] .
360
Соколов Б. Булгаковская энциклопедия. М., 2007. С. 632.