Псих. Дилогия
Шрифт:
– Данил Джалис?
Словно этих Джалисов у него в базе данных как минимум сотня.
Я терпеливо подтвердил.
– Уведомление выслано, - равнодушно поведал наконец чиновник, не отводя взгляда от экрана.
– Вы не явились, ваше место занято.
И все также не поворачиваясь ко мне, застучал по клавиатуре, как будто вопрос уже - само собой разумеется - исчерпан.
Я тупо пялился на него. Для меня вопрос исчерпан
– Кем было принято уведомление?
– Разродился наконец я.
Признаюсь, в какой-то момент у меня мелькнула шальная мысль, что сообщение принял Роман - бывают ведь у него иногда просветления - а потом зачем-то все стёр и тут же забыл. Мысль, впрочем, совершенно левая - я ведь запаролил свои входящие.
– Уведомление получено, - менеджер реагировал спокойно, будто бы это было в порядке вещей.
– Кем - не указано, нет отметки.
– Как это нет?
Я чувствовал, что упираюсь в стену, но природу этой стены никак не мог определить. Туповат иногда бываю, что поделаешь.
– Как это нет?
– повторил я растерянно, но уже готовясь броситься в бой.
– Так может, был просто системный сбой, а вы записали неявку? Я-то знаю, что ничего не получал. Наверняка сбой, и вы не продублировали сообщение. И как же это понимать? Полагаете, если я молодой, так и прав своих совсем не знаю?
Я ощущал свою правоту, я собирался скандалить, но менеджер только вздохнул устало, сцепил пальцы под подбородком и наконец-то посмотрел мне в глаза.
– Я неправильно выразился, - посетовал он, глядя на меня с тем самым оттенком снисходительности, который я всегда ненавидел.
– Разумеется, отметка о получении есть, так что уведомление дошло до адресата. Вот факсимиле ваше не сохранилось, тут вы совершенно правы, системный сбой, уж извините. Но поскольку компьютер вручение зафиксировал, претензии ваши абсолютно необоснованны. И кстати. Необязательность ваша, молодой человек, создала серьёзное препятствие для занесения вас в очередь на дальнейшие вакансии. Не обессудьте, мы тут привыкли иметь дело со взрослыми людьми, умеющими за себя отвечать.
Он расцепил руки, побарабанил пальцами по столу и добавил - вполне, надо признать, доброжелательно:
– Что же касается прав, молодой человек... Н-да. Поверьте товарищу старшему и опытному. Права у вас сейчас одни - слушаться маму и набираться ума, и тогда, глядишь, вы и добьетесь чего-то в жизни, хе-хе... Глядишь, еще моим начальником станете. Так-то.
И он отвернулся к компьютеру - уже окончательно.
Вот тогда-то я все и понял.
***
Надо ли объяснять, что домой я примчался в ярости и наговорил матери гадостей, за которые мне стыдно до сих пор.
Завершил я своё выступление доводом, что космопорт у нас на планете, слава богу, не один, все не перекроешь, и на этом захлопнул за собой дверь комнаты. Я отчётливо понимал шаткость
Мне бы поговорить с ней спокойно. Но меня трясло, я почти не контролировал себя.
А утром меня ждал сюрприз.
***
Мать пригласила меня в гостиную, как только я слегка привел себя в порядок после урывчатого, перемежающегося кошмарами сна. Вообще-то ей полагалось уже час как находиться на работе, но отчего-то она никуда не торопилась. И тон ее был подчёркнуто-спокоен и как-то... официален, что ли.
Когда я вошел, мама стояла у секретера, лицом к окну; её тонкая, не испорченная возрастом рука нервно теребила какой-то пухлый конверт.
– Присядь, Данил, - произнесла она так же отстраненно, по-прежнему не поворачиваясь.
– Мне нужно серьезно поговорить с тобой.
"Начало стандартное", - сказал я себе, плюхаясь в кресло с высокой спинкой.
Это был самообман. Я чувствовал, что ситуация нестандартная, и где-то под ложечкой появился и медленно рос неприятный такой, мерзкий холодок.
– Я надеюсь, что ты сумеешь выслушать меня, не перебивая, - сказала мама, легко, почти незаметно вздохнув.
– Ещё я надеюсь, что ты пообещаешь мне сначала хорошенько обдумать то, что услышишь. Обдумать прежде, чем бросаться в дискуссию, понимаешь?
Это я мог пообещать.
– Отлично, - мама кивнула, повернулась наконец ко мне лицом, но села не в кресло, а на стул у секретера - словно не решалась отпустить надолго таинственный конверт. Окно было у неё за спиной, лицо оказалось в тени, и потому выражение его я рассмотреть не мог. Возможно, мама продумала это специально - а может, я просто отнёсся ко всему слишком предвзято. Но черт возьми, речь все-таки шла о моей жизни!
Когда мамин голос зазвучал снова, в нем возникли отчетливые нотки грусти.
– Я знаю о твоём желании летать, Данил. Давно знаю. О тяге к космосу знаю тоже. И ещё я хорошо понимаю твоё нетерпение покинуть дом именно сейчас.
Я сделал протестующий жест, но мама приподняла руку, предостерегая, и я промолчал.
– Это естественно, Данил, - проговорила она мягко.
– В этом нет ничего стыдного, и я не осуждаю тебя.
Только вот она не была искренна в тот момент, и я это понял, а она почувствовала, что я понял - бывают такие мгновения, когда собеседники вдруг словно бы прочитывают мысли друг друга, будто объединённые на миг невидимой электрической дугой. Она обвиняла меня, и может быть именно поэтому села так, чтобы я не мог читать её лицо. Я же вины за собой не знал.