Псих. Разбег
Шрифт:
Завтра придётся, конечно, держать ответ перед Котом за эту вольность. Но завтра, надеюсь, я уже буду готов к разговору.
В паре кварталов от казино, по другую сторону широкого, похожего больше на сквер бульвара, торчала вышка небоскрёба; на его крыше была оборудована смотровая площадка, открытая для посещений с девяти утра до десяти часов вечера. Туда я и поднялся на скоростном лифте, предварительно заплатив за вход. Я был в "городской" одежде (между прочим, своей собственной, той самой, в которой явился когда-то в Нору: я откопал её на складе, когда начал ходить на "дела"; никому в банде она так и не понадобилась). Вещи стали
Расчёт оправдался - никто мной так и не заинтересовался. Оправдался и другой мой расчёт: в одну из укреплённых по периметру площадки подзорных труб на поворотных штативах очень неплохо просматривалась крыша казино.
Конечно, я не мог пялиться на неё все время. Да это и не было нужно; все равно самый интересный для меня период начнётся уже после закрытия площадки.
Так что я проводил время в своё удовольствие: покупал лимонад и чипсы или жареные орешки в буфете, отдыхал на симпатичных скамеечках, расставленных под экзотическими вечнозелёными растениями в огромных кадках, и периодически подходил по очереди ко всем подзорным трубам, проводя у каждой по несколько минут.
И ещё я присматривался. Выводные башенки вентиляционных шахт, застенчиво замаскированные все той же разлапистой экзотикой в кадках, меня не подвели. Боковые отдушины были забраны жёсткими жалюзи на поворотной раме и заперты примитивными замочками-защёлками. Улучив момент, я аккуратненько отжал язычок одной защёлки тонким кончиком перочинного ножа. Быстро заглянул внутрь и снова прикрыл раму.
Как я и предполагал, где-то глубоко внутри ровно гудели мощные вентиляторы, выгоняя наверх мягкий поток тепловатого воздуха, но сам колодец был перекрыт толстой крупноячеистой сеткой. Такая сетка меня выдержит.
Всё складывалось удачно.
Вскоре после восьми начало смеркаться; город вспыхивал тут и там безумными соцветьями, гроздьями огней, умывался россыпями красочных иллюминаций. Стемнело. На площадке сделалось многолюдно, шум достиг своего восторженного пика - и медленно пошёл на спад; вереницей потянулись к лифту, всасываясь в его ритмично разевающуюся пасть, весёлые подгулявшие компании, припозднившиеся семейки с довольными отпрысками, шальные парочки. Вот в этой-то суете и толкучке я и отошёл тихонько в сторонку, приоткрыл раму, подтянулся и неслышно скользнул внутрь шахты, ощутив под ногами упруго пружинящую сетку; потом прикрыл раму изнутри. Мой манёвр остался незамеченным.
Я даже вздремнул в этой шахте, лёжа на сетке и обдуваемый равномерным, ласковым тепловатым потоком. Но спал чутко, и когда осознал, что на крыше уже довольно давно стоит полная, ничем не нарушаемая тишина - выполз наружу и занял свой наблюдательный пост. Я не боялся быть застигнутым на площадке: гудение лифта предупредит меня, если кому-нибудь вздумается сюда подняться.
Прохладный ночной ветерок настырно ерошил мне волосы; иногда от долгого глядения в трубу начинали слезиться глаза, и тогда цветные огни плыли и танцевали замысловатый хоровод. Я порадовался, что запасся орешками; потом пожалел, что не оделся потеплей. Я видел рассвет над городом, и это было
Утром я повторил фокус с вентиляцией; осторожно подглядывая сквозь щёлочки жалюзи, дождался, пока на крыше станет достаточно многолюдно, покинул шахту - и без проблем смешался с толпой. Правда, уже в лифте вышел небольшой казус: дородная мать семейства пристально посмотрела на меня, на мою одежду и демонстративно сморщила носик. Я быстро обнаружил причину - одежда была вся в пыли. "Ох, где ж это я так?
– забормотал я смущённо, торопливо отряхиваясь.
– Они что же тут, не убирают совсем? Безобразие". Дама фыркнула и отвернулась; тем инцидент и был исчерпан.
***
По уже устоявшейся традиции Кот устраивал наши внутригрупповые разборки в спортзале. Кому-то не вовремя сунувшемуся в дверь грозно сказали "Кыш!", и лицо моментально испарилось.
– Ты что стал себе позволять, Птаха?
– цедил сквозь зубы лейтенант, и я видел, что он взбешён по-настоящему.
– Ты объясни мне, а то я вроде тут чего-то не понимаю. Ты теперь у нас тут, может, старший, а? А я и не знаю? Тебе, может, мандат выдали? Что ты сам себе голова? Что можешь исчезать, не спросясь? И не сказав, куда?
– Всыпать ему горячих, - предложил Студень.
Тут же встрял Каланча:
– Э-э, ты погоди торопиться. Тут ещё, глядишь, горячими не обойдётся. Вот мне, например, очень интересно было бы узнать, куда это он бегал?
– Ребята, я все расскажу.
– Да уж конечно, расскажешь, - хмыкнул многозначительно Танч.
– А это надо хорошо-о подумать, как расспросить.
– продолжил раскачивать лодку Каланча.
– Лапшу-то вешать парень, видать, горазд; мне давно в нем этакая незаметненькая гнильца мерещится; больно уж много за ним непоняток каких-то меленьких тянется хвостом...
Неприятный характер приобретал разговор. Я посмотрел на Кота.
Лейтенант, слегка прищурившись и прикусив губу, покачивался с пяток на носки, привычно зацепив пальцами карманы, и на бледном лице ещё горели пятна бешенства; но вот взгляд...
Странный у него был взгляд.
Словно говорящий, бессильно и устало: "Я ведь тебя, дурака, предупреждал..."
– Парни, есть дело, - взял я быка за рога.
– Такое, что вам и не снилось. Большое дело, настоящее. Сотни тысяч, а может, и миллионы. И все железно. Только, - тут я снова взглянул на Кота, - помощь небольшая нужна... Достать кое-что...
– Об этом после, - мотнул головой лейтенант.
– Что за дело?
– Да ты что, его слушать собрался, Кот?
– возмутился Каланча.
– Он же туфтень гонит; в Норе его сутки не было, точно, я, жаль, проследить вчера не успел, но он уходил, зуб даю; и к шлюхе своей не показывался, я проверял, а ведь она ждала его, причипурилась; так вот скажи, куда он линял, такой весь деловой? Подляну нам готовить?
– Да я это дело и ходил разведывать!
– заорал я.
– У меня план готовый! Я вам схемы нарисую! Все разведано, только прийти и взять! Миллион! Слабо потянуть?