Психея
Шрифт:
Джейн подходит к кровати. Я остаюсь стоять на месте, внимательно наблюдая за ней. Девушка сложила руки на груди. Выражение её лица стало печальным. Она наклоняется, протянув руку. Касается маски кошки, что лежит на подушке.
– Они играли или наряжались в животных?
– спрашивает. Я пожимаю плечами.
– Может, это как-то связано с тем, почему они носят маски?
– Тайлер опустился на колено возле стола. Открывает ящики, заглядывая внутрь.
– Ну, они ведь носят ещё и настоящие головы животных, - Джейн идет
Пози достает из ящика альбом. С виду очень старый. Я подхожу к нему, чтобы рассмотреть. Парень начинает листать, корчась от пыли, полетевшей ему в лицо. Что нарисовано - с трудом понимаю. Какие-то каракули, похожие на тонких человечков с большим количеством рук и ног, с хвостами и ушами. Джейн идет к нам. Тайлер перелистывает - и все мы всматриваемся в рисунок.
Много человечков. Их порядка двадцати. Все они с ушками и хвостиками, в масках. Посередине стоит уже знакомый нам мальчик с мешком на голове. И самое странное, вызывающее непонятное спокойствие внутри, это то, что они все изображены с улыбками.
– Ничего не понимаю, - Джейн взяла альбом из рук Тайлера. Они оба начали перелистывать, но меня взволновало нечто иное. Оборачиваюсь, смотря в сторону открытой двери.
Куда подевался Дилан?
Тайлер и Джейн спокойно принялись дальше рыться в ящиках. Я же направилась к двери. Выглядываю в темный коридор. Чуть дальше открыта дверь. Это кабинет моей бабушки. Вновь перевожу глаза на Пози с Рид. Они спокойно разговаривают, обсуждая то, что попадается им. Ничего не случится, если я отойду?
Выхожу в коридор, направляясь в сторону кабинета. Это неприлично. Вот так свободно разгуливать по чужому дому. Хотя, речь ведь о Дилане идёт.
Торможу у порога, смотря перед собой. Комната хорошо освещена бледным светом, льющимся со стороны окна. Пахнет старостью. Пол поблескивает. Дед явно проводил уборку здесь сегодня. Перевожу глаза на парня, который роется в ящиках большого стола бабушки. Иду к нему, недовольно хмуря брови. Никто не позволял этого ему.
Дилан бросает на меня взгляд. Останавливаюсь рядом, сложив руки на груди. Притоптываю ногой. О’Брайен перебирает в руках старые фотографии:
– Твой дед не любил фотографироваться.
Изогнула брови, опуская глаза на фотографии, разложенные на столе. Касаюсь их пальцами, всматриваясь. На всех снимках бабушка в строгом длинном платье с высоким кружевным воротом. Волосы убраны в пучок. Примерно так же выглядят и воспитанницы. Девочки смотрят на меня в ответ. На этой фотографии одна женская часть. Мне казалось, они постоянно делали совместные снимки.
Взгляд цепляет девочку, стоящую возле моей бабушки. Нет, это не моя мать. Но, такое ощущение, будто я её уже видела. Очень знакомые черты лица. Нет, мне она не встречалась в образе ребенка с бешеными мертвыми глазами.
Беру этот снимок в руки, приглядываюсь. Дилан в это время вынимает с полки деревянную шкатулку,
– Что значит “Д.Д.”?
Я задумалась, пытаясь вспомнить кого-нибудь из родственников с подобными инициалами, но пожимаю плечами. Дилан открывает крышку - и мы оба дергаемся от неожиданности. Спокойная мелодия очень тихо начинает играть. Её еле слышно. В шкатулке не так много вещей. Всего пару черно-белых фотографий и странный кусок ткани. Я касаюсь его пальцем.
– Не знаешь, что это?
– Дилан ставит шкатулку на стол, взяв маленькие квадратные снимки. На одном из них изображена женщина с очень строгим и серьезным лицом.
– Это - твоя бабушка, - я улыбаюсь, когда Дилан с легкостью устанавливает личность. На следующем девочка с каре и светлыми глазами. Подпись на другой стороне: “Эмма Добрев”.
– Твоя тётя?
– парень смотрит на меня. Качаю головой.
– Мать?
Киваю, взяв последнюю фотографию из шкатулки. Она лежали другой стороной, поэтому сразу читаю надпись: “Джошуа”.
– Ого, - Дилан изогнул брови.
– Это как надо не любить ребенка, чтобы дать ему такое имя?
Закатываю глаза, перевернув другой стороной. И легкие ухмылки с наших лиц пропадают.
Смотрит на нас. Глубокими, темными, но при этом какими-то живыми глазами. Мальчик в мешке стоит у черного дуба. Его сфотографировали в полный рост. Потрепанный костюмчик висел на нем. Видно, что ребенок худой.
Вздрагиваю, когда Дилан берет у меня фотографию. Он хмурится, моргая:
– Этот ребенок был воспитанником. Тогда, почему твоя бабушка хранила это фото отдельно от фотографий других.
Я роюсь в карманах, ища свой телефон. Набираю текст, показывая: “Может, он был по-своему дорог ей?”
О’Брайен чешет пальцем висок, явно путается. Я ничего не говорю, когда он прячет фотографию в свой рюкзак, вновь опускаясь на одно колено возле ящиков:
– Я нашел коробки с документами. Их мно… - он не договаривает. Его перебивает вспышка молнии, после которой следует сильный гром. Мы оба смотрит в сторону окна. Дождь усиливается, а ветер проникает в щели оконных рам, свистя.
– Серьезно?
– Дилан цокает языком.
– В общем, давай возьмём коробки и разберем их у тебя в комнате. Не хочу находиться на этом этаже.
Я с непониманием опускаю глаза на парня. Тот говорит серьезно. Судя по тому, что он кусает губу, ему не очень-то приятна здешняя атмосфера.
Но, не хочу его огорчать, весь этот особняк пропитан этим.
Дилан вытаскивает четыре коробки, которые были чуть больше, чем коробки из-под обуви. Я вновь смотрю на фотографию, лежащую на столе.
Эта девочка не дает мне покоя.
О’Брайен поворачивается ко мне лицом, надевая лямки рюкзака:
– Пойдем за этими, - кивает в сторону двери.
– Пускай Тайлер тоже потащит.