Психиатрическая власть

Фуко Мишель

45 Cooper D.Psychiatrie et Anti-psychiatrie. P. 9: «Более радикальный пересмотр дисциплины привел некоторых из нас к выдвижению концепций и процедур, которые кажутся совершенно противоположными традиционным концепциям и процедурам и которые как раз и могут рассматриваться как зачатки антипсихиатрии».

"LaingR. D.La Politique de l'expйrience... P. 88.

47 Из отчета о деятельности Филадельфийской ассоциации (1965—1967), цитируемого в статье Ж. Байона «Введение в антипсихиатрию» (Baillon G.Introduction а l'antipsychiatrie // La Nef. 28 аппёе. N 42. Janvier-mai 1971. P. 23). Вероятно, знакомство с этими текстами объясняет слова из выступления Фуко «История безумия и

Хотя описанные критические течения послевоенного времени тоже избрали в качестве точки проблематизации

психиатрический институт, лекционный курс Мишеля Фуко расходится с ними, полагая в принципе, что «прежде институтов следует рассматривать силовые отношения в рамках тех тактических диспозиций, которые пронизывают собой эти институты».48 В самом деле, понятие института имеет ряд недостатков, таит в себе «опасности», на которые Фуко указывает не раз. Во-первых, рассмотрение проблем психиатрии сквозь призму этого понятия заставляет оперировать уже сформировавшимися, готовыми объектами: коллективом с его функциональными закономерностями, входящим в них индивидом и т. д., тогда как важно подвергнуть анализу также процедуры их формирования на уровне диспозитивов власти и процессов индивидуализации, которые эти диспозитивы подразумевают. Во-вторых, сосредоточение на институциональном микрокосме угрожает пренебрежением к стратегиям, за счет которых он утверждается, в которых он черпает свои эффекты, и «растворением в нем всех психологических или социологических дискурсов» как говорит

антипсихиатрия» на коллоквиуме «Следует ли изолировать психиатров?», организованном 9 мая 1973 г. в Монреале А. Ф. Элленберже (о котором Фуко вспоминает в интервью Стивену Риггинсу [Fouca-ultM.DE. IV. N 336. Р. 536—537]): «В той антипсихиатрии, которую практикуют Лэйнг и Купер, центральное место занимает демеди-кализация пространства, в котором осуществляется безумие. Следовательно, это антипсихиатрия, которой аннулируется отношение власти. Эта демедикализация подразумевает не только институциональную реорганизацию психиатрических учреждений; речь, несомненно, идет о чем-то большем, нежели просто эпистемологический поворот и даже, возможно, чем политическая революция; говорить следует об этнологическом разрыве. Не просто, может быть, наша экономическая система, не просто нынешняя форма рационализма, но вся наша необозримая общественная рациональность, какою она сформировалась со времен древних греков, — вот что не в состоянии вынести сегодня, в самом сердце нашего общества, опыт безумия это неподконтрольное медицинской власти открытие истины» (Стенограмма. С. 19)

48 См. выше: лекция от 7 ноября 1973 г. С. 29.

*

428

429

Фуко. Сравним, к примеру, проблематику курса с вопросами, рассматривающимися в книге Ирвинга Гофмана «Приюты», неоднократно выделяемой Фуко.49 Разумеется, заслугой автора можно считать то, что он избегает медицинских рационализации, «деспецифицируя», так сказать, психиатрический институт, помещая его в один ряд с другими структурами (школой, тюрьмой и т. д.) при помощи понятия total institution(здесь: тоталитарный институт), характеризующего учреждения, предназначенные для охранения индивидов и контроля над их образом жизни. Однако этот квазиэтнографический подход к больничному институту имеет свои ограничения. Так, принимая его в качестве автономной «целостности», чтобы затем включить в общий ряд институтов, Гофман упускает из виду то, что лечебница является ответом на историческую проблематику, имеющую свою эволюцию. В итоге суть конститутивной для больничного пространства отгороженности мыслится в статичной форме, при помощи таких бинарных оппозиций, как внутреннее/внешнее, находится в заключении/выходить и т. п., указывающих барьеры, которыми тоталитарные институты «преграждают процессы социального обмена с внешним миром [...] и которые зачастую конкретизируются в материальных препятствиях: дверях с запорами высоких стенах и т д »50 Но стоит взять вместо этого образа «закрытого» пространства

идею «замкнутой зоны столкновения места поединка,

институционального поля в котором решается вогшос победы и под чинения»,51 и больничная изоляция приобретает новое измере-ние Эта, «замкнутая» среда предстает тем чем и явтгртся на деле, — местом, активно отгораживаемым, то

49 Goffman E.Asylums: Essays on the Social Situation of Mental Patients and Other Inmates. New York: Doubleday, 1961 (Trad. fr.: Goffman E.Asiles. Etudes sur la condition sociale des maladies mentaux et autres recl-us / Trad. L. et Cll Laone, prйface de R. Castel. Paris, Ed. de Minuit, 1968). Ср.: FoucaultM.[1] DE. II. N 139. P. 611—612 («Истина и юридические формы» [июнь 1974]); [2] DE. III. N 272. P. 802—803 (интервью M.

Дил-лону [октябрь 1979]); [3] DE. IV. N 280. Р. 38 («Фуко изучает смысл государства» [весна 1980]); N 310. Р. 277 («Пространство, знание и власть», интервью П. Рабинову [март 1982]).

50 Goffman E.Asiles. Р. 46.

5 ¹ Foucault M.DE. II. N 143. P. 679.

мым y старых форм опеки вследствие исторических процессов, определяющих безумца как того, кто остраняется не столько по отношению к семье, сколько в рамках некоторого технико-административного поля. Фуко подчеркивает это в лекции от 5 декабря 1973 года: «Безумец, прежде бывший индивидом, способным подорвать права, владения, привилегии своей семьи, становится отныне [...] опасностью для общества». Кроме того, иной характер приобретает и центральное место психиатра, подчеркиваемое и Гофманом: психиатр отличается от больного не тем, что он свободен; его характеризует то, что он вмешивается как посланник внешнего мира, уполномоченный насаждать в лечебнице общественные нормы. Он — «это тот, кто призван придать реальному принудительную силу, с помощью которой оно сможет овладеть безумием, пронизать его насквозь и уничтожить как таковое».52

Если Гофман сосредоточен на проблеме, поднимаемой самим институтом и его функционированием, то Фуко в лекционном курсе задается вопросом о том, каким образом определенная техника власти, сопряженная с социальными и политическими структурами, делает возможной «рационализацию управления индивидом».53

Этим объясняется оригинальность археологии психиатрического института, которая ведет нас в промежутке от Георга III до Шарко от одной эффектной паноптической сцены к другой, показывая операции и процедуры, образующие эту «микрофизику» власти, и проницая массивные стены лечебницы. По поводу этих «сцен» подготовительная рукопись Фуко к лекции от 14 ноября 1973 года уточняет, что под этим термином следует «понимать не театральный эпизод, но ри-туал, стратегию поединок»; эти сцены будучи включены в аналитическую работу как разрозненные части зеркала, собирают теоретические импликации вводимые рассуждением, в единую картину.

Такое рассмотрение психиатрического диспозитива в связке с механизмами власти подтачивает самую сердцевину психиатрии, откуда берут начало ее теоретические и практические

52 См. выше: лекция от 12 декабря 1973 г. С. 157.

» Foucault M.DE. IV. N 280. P. 38 (интервью M. Диллону [1980]).

430

431

завоевания, — ее притязание на специфичность. Действительно, от утверждения психиатрии как «специальной медицины», подразумевающей «специальные учреждения», «специализированных» врачей-алиенистов, «специальное» законодательство (закон от 30 июня 1830 года), и до послевоенных инициатив реформирования ее институциональных структур эта идея «специфичности» ментальной медицины была силовой линией, вокруг которой, так сказать, собиралось все наиболее важное в этой дисциплине.54

4. Точки проблематизации

Таким образом, анализ психиатрического диспозитива развивается Мишелем Фуко согласно трем осям: оси власти — поскольку психиатрия определяет себя в качестве субъекта, воздействующего на других; оси истины — поскольку душевнобольной полагается как объект знания; оси субъективации — поскольку субъект призван усвоить предписываемые ему нормы.

4.1. Власт..Определившаяся в шестидесятые годы в рамках проблематики знания-власти, эта ось вносит смещение в предшествующую оптику Фуко. Его ранние тексты в общем и целом обращались к психиатрии с вопросом: «То, что вы говорите, истинно? Представьте же права на вашу истину!». Теперь Фуко спрашивает иначе: «Представьте права на вашу власть! На каком основании вы ее вершите? Во имя чего? С какими целями?». Дело касается «власти», а не «насилия» как это было в ГТП6дшествующих работах. Одновременно меняется и парадигматическая фигура, с которой сООТНОСИЛИСЬ криТИКЭ. английских «антипсихиатров» сосредоточенная на вопросе

54 Как свидетельствует об этом, например, борьба Анри Эя (1900— 1977) за сохранение «специфичности» психиатрии по отношению к психоанализу, биологическим и социополитическим исследованиям или выход сборника текстов под именно таким названием: «Специфичность психиатрии» (Spйcificitй de la psychiatrie / Йd par F Caroll Paris: Masson, 1980).

всего общества, и в частности психиатрии:55 речь идет о шизофренике, который, отказываясь строить себя как «ложное я», как я-«душевнобольной», в соответствии с социальными требованиями срывает с обыденного насилия его маски и позволяет, по выражению Лэйнга, «лучам света проникнуть сквозь трещины нашего закрытого разума».56