Психоаналитическая традиция и современность
Шрифт:
В связи с последним утверждением может возникнуть вопрос: действительно ли в работах Фрейда содержатся идеи, в той или иной степени заимствованные им у Достоевского? Ведь если это так, то можно с полным основанием говорить о влиянии русского писателя на интеллектуальное развитие венского психоаналитика и, следовательно, предшествующие размышления о русских истоках психоанализа подтверждаются на конкретном материале.
На поставленный вопрос можно дать однозначный ответ. Сравнительный анализ работ Достоевского и Фрейда показывает, что в ряде случаев австрийский психоаналитик действительно использовал идеи русского писателя. Причем речь идет не о каких-то сходных мыслях, которые могут быть весьма близкими, даже тождественными, но вполне самостоятельными, как это имело место во фрейдовском понимании
Напомню, что Фрейд высоко оценивал роман Достоевского «Братья Карамазовы», считая его величайшим из когда-либо написанных в мировой литературе. Напомню и то, что в контексте этого романа значительную роль играет поэма о Великом инквизиторе, рассказанная Иваном Карамазовым своему младшему брату Алеше.
Действие в поэме происходит в Испании, в Севилье, в ХVI столетии, то есть во время страшной инквизиции, когда многие еретики сжигались на кострах во славу Божию. Господь решил посетить детей своих и в человеческом образе появился среди них, творя чудеса исцеления и воскрешая к жизни мертвых. Девяностолетний старец Великий инквизитор, явившийся свидетелем сострадательных деяний Господа, велит стражникам схватить его и препроводить в тюрьму, находящуюся в здании святого судилища. Через некоторое время этот старец приходит в тюрьму к Господу, и между ними развертывается примечательный разговор, точнее, монолог, ибо Господь молчит, а Великий инквизитор задает ему вопросы, сам же отвечает на них и высказывает свои суждения по поводу свободы, рабства, искушения и счастья человека. При этом он обвиняет Господа в том, что тот вместо того, чтобы овладеть свободой людей, предоставил ее им и тем самым обрек их на мучения, ибо свобода привела к бунту, истреблению друг друга, рабству. Свободным же человек становится тогда, когда он отказывается от своей свободы, покоряется Великому инквизитору и священникам, предоставляющим ему тихое, смиренное счастье слабовольного существа.
Поэма о Великом инквизиторе содержит целый комплекс идей об отношении между свободой и рабством, грехом и искуплением, Богом и человеком. Все эти идеи требуют глубокого осмысления, ибо они не только способствуют раскрытию мировоззрения Достоевского, но и во многом оказываются созвучными современной эпохе. Затронутая русским писателем проблематика была, несомненно, актуальной, неоднократно привлекавшей к себе внимание исследователей (см., напр.: Розанов, 1906).
Однако ее обстоятельное рассмотрение выходит за рамки данной работы. Применительно к освещаемым вопросам о влиянии Достоевского на интеллектуальное развитие Фрейда важно прежде всего обратить внимание на то, что некоторые сравнения, содержащиеся в поэме о Великом инквизиторе, нашли свое отражение в книге основателя психоанализа «Будущее одной иллюзии» (1927).
В поэме, или легенде, о Великом инквизиторе девяностолетний старец говорит Христу о том, что люди с охотой подчинятся воле служителей церкви, будут гордиться своим смирением перед ними, а последние разрешат им грешить. «О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы позволим им грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя. И возьмем на себя, а нас они будут обожать как благодетелей, понесших на себе их грехи перед Богом» (Достоевский, Полн. собр. соч., т. 14, с. 236).
Аналогичные рассуждения имеют место и у Фрейда. Так, говоря об усвоении религиозных предписаний человеком, он обратил внимание на то, что, наблюдая за религиозным послушанием, священники всегда шли навстречу людям, позволяя им грешить. При рассмотрении этого вопроса Фрейд дает следующее объяснение. «Совершенно очевидно, – пишет он в своей книге «Будущее одной иллюзии», – что священники могли поддерживать в массах религиозную покорность только ценой очень больших уступок человеческой природе с ее влечениями. На том и порешили: один Бог силен и благ, человек же слаб и грешен» (Фрейд, 1989, с. 126).
И это
Сравнительный анализ работ Достоевского и Фрейда свидетельствует также о том, что основателю психоанализа настолько понравились некоторые положения русского писателя, высказанные им в различных романах, что он охотно взял их на вооружение и не раз использовал в своих трудах. В частности, Фрейду чрезвычайно понравилась характеристика Достоевским психологии как «палки о двух концах». Весьма примечательно, что это выражение неоднократно используется в целом ряде работ и Достоевского, и Фрейда.
В романе «Преступление и наказание» выражение «психология – палка о двух концах» вкладывается в уста Раскольникова, который размышляет с собой после своего визита к приставу следственных дел Порфирию Петровичу, после завершения словесной дуэли, закончившейся тем, что он чуть не выдал себя в процессе обсуждения мотивов поведения преступника, убившего старуху-процентщицу и ее сестру. Припоминая минувшие события, когда он под воздействием какого-то непонятного ему влечения вернулся на место преступления, Раскольников пришел к выводу, что у Порфирия Петровича нет никаких фактов, подтверждающих его подозрения относительно убийцы, нет ничего конкретного, «кроме психологии, которая о двух концах».
Эта же характеристика психологии повторяется и в романе «Братья Карамазовы» в речи защитника Фетюковича, приводящего различные оправдательные аргументы в пользу подсудимого Дмитрия Карамазова, обвиняющегося в убийстве своего отца. После речи прокурора, построенной на раскрытии психологии преступления, адвокат по-своему интерпретирует все представленные на суд доказательства вины подсудимого. При этом он замечает, что психология хоть и глубокая вещь, «а все-таки похожа на палку о двух концах». В противоположность рассуждениям прокурора защитник так использует психологическую аргументацию, что практически представляет перед судом присяжных совершенно другую психологию. Он прибегает к ней для того, чтобы наглядно показать, как и каким образом из психологии можно вывести все что угодно.
В работе «Достоевский и отцеубийство» Фрейд обращает внимание на то, что в романе «Братья Карамазовы» в речи защитника на суде прозвучала насмешка над психологией, названной «палкой о двух концах». Он не может отнести подобную насмешку к психологическому знанию как таковому, поскольку психоанализ рассматривается им в качестве одной из частей психологии как науки. По его убеждению, насмешку заслуживает отнюдь не психология, а такой процесс дознания, в результате которого обвинение в совершенном преступлении выдвигается против человека, на самом деле не являющегося реальным убийцей. Правда, в романе Достоевского «Братья Карамазовы» вряд ли речь идет о насмешке над психологией как таковой. При всем том, что русский писатель подчас действительно не выражал какого-либо особого почтения по отношению к психологии, тем не менее он не отрицал ее значения в плане возможного понимания с ее помощью природы человека. Поэтому когда в романе «Братья Карамазовы» защитник Фетюкович демонстрирует в суде перед присяжными свое искусство выведения из психологии выводов, совершенно противоположных заключениям прокурора, то он тем самым хочет показать зависимость психологии от того, в каких руках она находится и кем используется. И это насмешка не над психологией вообще, а над злоупотреблением ею со стороны некоторых людей, преследующих свои корыстные цели. Неслучайно, называя психологию «палкой о двух концах», защитник, в конечном счете, вынужден сделать пояснение: «Я говорю про излишнюю психологию, господа присяжные, про некоторое злоупотребление ею».