Психоаналитик. Шкатулка Пандоры
Шрифт:
— Откуда? — для убедительности Михаил даже пожал плечами.
— Неправда, — Тамара недоверчиво прищурилась. — Вы, наверное, думаете, что я бы захотела встать на ноги?
Она хлопнула правой рукой по накрытому пледом колену.
— Нет! Я бы пошла дальше. Я бы переиграла свою жизнь! — во взгляде, устремленном на Михаила, сверкнула искорка торжества. — Я бы переиграла все и пожелала родиться мужчиной! Старшим братом! Я бы поменялась ролями с Максом, который стал бы моей младшей сестрой! И тогда бы…
«Ты бы сбросила его в пропасть или еще куда», — подумал Михаил, наблюдая, как на лице Тамары вдохновение мешается с болью.
— И тогда все было бы иначе! — Тамара потрясла в воздухе
— Я бы выразился иначе, — ушел от прямого ответа Михаил. — Пусть торжествует добро.
— Хорошо, пусть так, — не стала спорить Тамара. — Пусть торжествует добро, а это означает, что каждый, способствовавший этому торжеству, будет вознагражден по заслугам. Любое доброе дело должно вознаграждаться, разве не так?
Михаил кивнул. У него сложилось впечатление, что Тамара не философствует абстрактно, а делает определенные намеки. Решай, мол, с кем тебе по пути, делай правильные выводы, и будешь вознагражден.
— Иногда можно за один день изменить свою судьбу, — Тамара горько улыбнулась, намекая на собственные обстоятельства. — Главное — не упустить свой шанс, не разменять счастье на медные пятаки…
Тамара еще долго рассуждала на отвлеченные темы, а Михаил добросовестно старался анализировать то, что слышал. Впрочем, добросовестно, да не совсем, потому что его сейчас не столько интересовали психологические проблемы пациентки, сколько тайна этого странного семейства, тайна этого тихого, но какого-то зловещего дома. Михаил накрутил себя до такой степени, что в какой-то момент буквально физически ощутил угрозу, исходящую от Тамары, Анны и дома, в котором они живут. Зябко передернув плечами, Михаил обозвал себя впечатлительной гимназисткой и усилием воли отогнал прочь пугающие мысли. Мысли, конечно же, никуда не делись, а затаились в укромном уголке до поры до времени.
Послать все к чертям собачьим? Извиниться, вернуть полученные деньги (Тамара, демонстрируя широту своей узкой натуры, заплатила разом за месяц вперед), откланяться и забыть? А получится ли забыть? А хорошо ли таким вот образом вычеркнуть из своей жизни женщину, которая… которая… А можно ли, едва прикоснувшись к тайне, отказаться от попытки разгадать ее? А позволительно ли профессионалу вести себя подобным образом? Сегодня — согласился, завтра — отказал?
Доводов можно было привести много, но итог оказался бы тем же. Никого никуда Михаил не послал и ни от чего не отказался. Разве что по окончании сеанса рванул к машине с поистине спринтерской скоростью, не глядя по сторонам, не желая никого встречать. Сел, завел двигатель и уехал. Хотелось поскорее добраться домой, поужинать и подумать. Есть хотелось зверски. Так и вставала перед глазами отбивная с хрустящей корочкой, политая брусничным соусом. Соус Михаил готовил сам — несколько минут варил ягоды с сахаром и корицей, перетирал блендером, добавлял немного красного вина и крахмала и доводил до кипения. Всех дел меньше чем на час, а соус получается великолепный, ни с каким кетчупом не сравнить. И что самое главное — ко всему подходит, «оживляет» любую трапезу, даже самую скудную.
Возле Северянинского моста Михаилом овладело странное беспокойство. Ни с того ни с сего засвербело где-то внутри. Что-то было не так. Михаил прислушался к шуму двигателя, окинул беглым взглядом салон, повернул направо, проехал остановку общественного транспорта, притормозил, выключил двигатель, вышел из машины, заглянул на всякий случай под днище, открыл капот… Вроде все в порядке, можно ехать дальше. Захлопнув крышку капота, он для полного спокойствия решил проверить багажник своего «Лансера», мало ли что, но на полпути остановился, сел в машину и посмотрел
Причина беспокойства стала ясна, но беспокойство от этого не уменьшилось. Людям обычно свойственно волноваться, когда они обнаруживают за собой слежку. В том, что за ним следят, сомнений не было — на эту бежевую «Нексию» Михаил обратил внимание, еще когда ехал на встречу. Обратил машинально, но номер «229 ом» в память запал. «229» — февраль, двадцать девятое, день рождения Михаила. И буквы «о» и «м» — Оболенский Михаил. А еще трещина на лобовом стекле в нижнем правом углу запомнилась. Просто так, без всяких ассоциаций.
Стекла у «Нексии» были тонированными, салон просматривался едва-едва, но можно было рассмотреть, что внутри находятся как минимум два человека — водитель и пассажир на переднем сиденье. «Нексия» стояла на обочине пустоватого по позднему времени проспекта Мира со включенным двигателем и явно дожидалась, когда Михаил тронется с места, чтобы пристроиться ему в хвост.
Просто так никто ни за кем следить не будет — это аксиома. Просто так вообще ничего не делается, все имеет какой-то смысл, скрытый или явный. Если за тобой следят, значит, ты кого-то сильно интересуешь.
Варианты с похищением ради получения выкупа отпадали сразу. При самом оптимистичном раскладе Михаил вряд ли бы мог кого заинтересовать в этом смысле, совсем не то у него было благосостояние. Хотят похитить, чтобы разобрать на органы? Здравствуйте — приехали.
Кто-то из пациентов попал под колпак? Прокололся на чем-то, и теперь следят не только за ним, но и за всеми его контактами? Даже за психоаналитиком? Какой, скажите на милость, смысл следить за психоаналитиком в подобной ситуации? Никакого!
Но причина как-то связана с работой, не иначе. В быту или по работе Михаил никому нигде дороги не переходил и перейти не мог — это точно. Возможно, кто-то из пациентов в чем-то его заподозрил? А в чем его можно заподозрить? Да во всем, что в голову взбредет! Кому-кому, а Михаилу хорошо было известно, какие мысли порой приходят в голову людям на совершенно пустом месте, без всяких оснований. Взять хотя бы Владимира Юрьевича. Умный человек, врач-реаниматолог, заведующий отделением в крупнейшей клинике страны, а супругу ревнует к каждому встречному и поперечному. Не бред ревности, поскольку пациент осознает, что ревнует необоснованно. Невроз. Патологическая ревность. «Я никак не могу убедить себя в том, что я у Полины единственный», — сказал Владимир Юрьевич, обрисовывая свою проблему. Может, у кого-то из мужей пациенток появилась мысль о том, что жена изменяет ему с Михаилом? С другой стороны, какой смысл следить за психоаналитиком, к которому ревнуешь свою жену? Врывайся в офис во время сеанса, лови, так сказать, на горячем. Для супружеской измены в кабинете психоаналитика созданы все условия. Вариант с ревнивцем отпадает… Нет, не отпадает. Если пациентка бывшая, если она уже не ходит на сеансы, а муж что-то заподозрил (к примеру, хорошо отозвалась она пару раз о Михаиле, для больной головы этого вполне достаточно), то тут без слежки не обойтись. Парам-пам-пам… «Люди создают слишком много проблем, поэтому я предпочитаю работать с трупами», — говорил патологоанатом из какого-то детектива.
Перебрав в уме всех бывших пациенток, Михаил так и не смог выбрать из них кого-то. Да, трое, нет — четверо из них жаловались на сильную ревность со стороны своих мужей, но одна пациентка переехала жить в Испанию, у мужа там какой-то винодельческий бизнес, с двумя другими Михаил закончил работать довольно давно, более двух лет назад, так что они уже вряд ли «актуальны», а четвертая овдовела незадолго до завершения сеансов… Овдовела? А что, если это Анна устроила слежку? Или, скорее, Тамара?