Психоаналитик. Шкатулка Пандоры

Шляхов Андрей Левонович

Ясно одно — все нити в этом доме сходятся к Тамаре. Она — паук, плетущий паутину, она — режиссер, дергающий за нити. Тамара отравила своего брата и теперь пытается избавиться от Анны. А Михаил ей понадобился не для психоанализа. Психоаналитик Тамаре даром не нужен, а за те деньги, что она платит, — и подавно. Это уже ясно. И собеседник-слушатель ей не нужен. Отгородившись от мира своим горем, Тамара стала абсолютно самодостаточной. Абсолютная самодостаточность есть не что иное, как пик эгоизма. Можно, конечно, поспорить о нюансах и оттенках, но смысл от этого не изменится. Тамара — центр своей собственной вселенной, где все подчинено ее желаниям. О, эта слабая женщина — боец, каких поискать!

Михаил уже успел в этом убедиться.

«Стоп! — одернул себя Михаил. — Пора переключаться на нейтральные темы. Скоро сеанс, и Тамара не должна почувствовать какого-либо негатива». Тамара уверена, что он, убоявшись скандала, действует в ее интересах, так пусть и пребывает в этой уверенности.

Нейтральные так нейтральные. Михаил стал думать о том, насколько хорошо однообразие домов в поселке и хорошо ли оно вообще. С одной стороны, хорошо, когда каждый дом имеет свое лицо, чем-то отличается от остальных. С другой — отличия должны укладываться в рамки единого стиля, единой концепции. Только в этом случае разнообразие будет приятно глазу. А если рядом с дорическими колоннами стоит замок в стиле барокко, а напротив — какой-нибудь стеклометаллический хай-тек, то от созерцания такого разнообразия никакого удовольствия не получишь. А если еще и в одном строении разных стилей намешать, то тут вообще говорить нечего. Нет, однообразие все же лучше. Меньшее из зол.

За двадцать минут до начала сеанса с Тамарой Михаил вернулся обратно в дом, рассудив, что массажистке уже пора бы освободиться.

— А я вас ищу! — налетела на него в коридоре брюнетка в красной футболке и черных джинсах с низкой-пренизкой талией. — Тамара Витальевна сказала, что вы проводите научный опрос!

Что футболке, что джинсам полагалось бы быть на пару размеров больше. Но так они делали щедрость телес брюнетки поистине умопомрачительной. Не женщина, а квинтэссенция вожделения. Большие подернутые томной дымкой глаза, чувственные сочные губы и пряно-сладкий запах духов довершали впечатление. О благосостоянии свидетельствовали две золотые цепи на шее — поменьше с крестиком и помассивнее с кулоном в форме кельтского трикселя — и перстни на пальцах.

«Хороша массажистка! — подумал Михаил, без труда (ибо вариантов не было) догадавшись, кто перед ним. — А кулончик, интересно, она носит со смыслом или просто так? А если со смыслом, то с каким — как символ обретения гармонии с природой или как знак принадлежности к великой БДСМ-культуре?»

— Здравствуйте, Олеся, — сказал Михаил наугад, так и не вспомнив точного имени массажистки.

— Леся, — поправила брюнетка, игриво поводя бровями, — так по паспорту. А вы — Михаил Александрович?

— Просто Михаил.

— Чем проще — тем лучше! — сверкнула белозубой улыбкой брюнетка. — Где вы будете меня опрашивать?

— На кухне наверное, — предположил Михаил.

— На кухне так на кухне! — в голосе Леси Михаилу послышалось разочарование.

Кухня была пустой. Михаил сел на диван, думая, что Леся сядет напротив, но она села рядом с ним, да не просто рядом, а прижалась к нему жарким упругим бедром и задышала в ухо мятным ароматом. Интимность выглядела недвусмысленно, и Михаил порадовался тому, что они здесь одни. Впрочем, на людях Леся, скорее всего, не вела бы себя столь непосредственно. Михаилу Леся совершенно не нравилась, потому что он не выносил вульгарности, но близость ее щедрого тела не могла не пробудить бессознательных плотских инстинктов, которые Михаил тут же попытался подавить.

— Пожалуйста, ответьте на вопросы, — попросил он, выкладывая перед Лесей листы и ручку. — Пишите, что первым в голову придет.

Поведение Леси выглядело многообещающим. Не в смысле сексуального продолжения (боже

упаси!), а в смысле перспективной беседы. Ушлая дамочка Леся, сразу видно. Про таких иногда говорят — пробу негде ставить. Явно все подмечает, все замечает, обо всем имеет свое мнение. При более сдержанном поведении можно было бы пригласить ее встретиться в неформальной обстановке и разговорить как следует. Но этот номер не пройдет — приглашение будет воспринято совсем в другом смысле, и если эти смыслы не подтвердятся полностью, Михаил наживет себе врага. Заклятого. Оно ему надо? Совсем не надо. Так что придется уложиться в десять минут и не ходить вокруг да около, а спрашивать в лоб, прямо.

Почерк у Леси был красивый, буковка к буковке. Наверное, занятия массажем способствуют формированию хорошего почерка, хотя, по идее, должно быть наоборот — с устатку руки должны трястись. Или почерк — это сугубо наследственное?

Закончив с вопросами, Леся прижалась к Михаилу еще теснее и проворковала:

— А вы ученый, да? Случайно не академик?

— До академика мне очень далеко, — ответил Михаил, открывая портфель.

Леся положила руку ему на плечо, и в этот момент на кухню вошла Анна.

Немая сцена получилась короткой и выразительной. Анна гневно сверкала глазами, Михаил покраснел, хотя, в общем-то, повода краснеть не было, а Леся попыталась было вступить с Анной в поединок взглядов, но почти сразу же сдалась и ушла, не сказав ни слова.

— Кобель! — свистящим шепотом сказала Анна, и по глазам ее было видно, что она еще многое хочет сказать, но не имеет сейчас возможности.

Припечатала, пригвоздила, заклеймила, развернулась и ушла. И в каждом стуке ее каблуков отдавалось эхом: «Кобель! Кобель! Кобель!» Грубо и очень несправедливо.

Михаил мысленно вспомнил бойкую Лесю недобрым словом, посочувствовал детективам, которым, наверное, часто приходится попадать в подобные переделки, и пошел к Тамаре. Пора было начинать сеанс…

— А я вчера листала первоисточники, — начала Тамара, даже не поинтересовавшись тем, получил ли Михаил образцы почерка у всех, у кого собирался их получить. — Ваши первоисточники, психоаналитические. Увлекательное, должна сказать вам, чтение.

— А что именно вы читали?

— Историю болезни этой… как ее?

— Доры, [18] — подсказал Михаил.

— Да-да, Доры! Нудновато написано и туманно, но интересные мысли попадаются. Скажите, а Фрейд в самом деле плотно сидел на коксе или это сплетни, пущенные конкурентами?

— У основоположников не бывает конкурентов, — улыбнулся Михаил. — Только последователи. Да, Тамара, у Фрейда в самом деле был интерес к кокаину, многолетний интерес. Но в те времена кокаин воспринимался не как наркотик, а как безвредный стимулятор — и интерес был не столько бытовой, сколько медицинский. Он писал статьи о кокаине, рекомендовал применять его как местное обезболивающее и средство от депрессии и неврозов. Правда, впоследствии Фрейд изменил свое мнение, уже не восхищался кокаином и заявил, что прекратил его принимать. Но, как бы то ни было, его научные труды рациональны, прием кокаина на них не сказался. С чем-то можно не согласиться, на что-то по мере развития науки стали смотреть иначе, но все, что писал Фрейд, написано по уму. Это подлинно научные труды, а не бред наркомана. Кстати, у меня к вам будет одна просьба, точнее, даже рекомендация. Можно?

18

«История болезни Доры» (полное название: «Фрагмент анализа истерии (История болезни Доры)» — широко известная книга Зигмунда Фрейда.