Психоанализ: учебное пособие
Шрифт:
Во-первых, если примитивный человек боится наказания за нарушение табу, воспринимаемого им в форме возможного заболевания или смерти, то принужденный к свершению запрещенного деяния страдающий неврозом навязчивости больной боится наказания не за самого себя, а за другое лицо, как правило самое любимое и дорогое ему. То есть, если примитивный человек ведет себя как эгоист, то невротик – как альтруист. Другое дело, что благородство невротика не является первичным и его нежно альтруистический невроз служит компенсацией лежащей в основе его противоположной направленности – жестокого эгоизма.
Во-вторых, несмотря на формальное сходство табу со страхом прикосновения невротиков, при табу запретное прикосновение имеет как бы общее значение (нельзя прикасаться к вождю, к какому-то предмету), в то время как при неврозе речь идет о сексуальном влечении (запрещении сексуального прикосновения), отклоняющемся от первичной своей цели и переносящемся на другие. То есть
В работе «Тотем и табу» основатель психоанализа обратился также к рассмотрению анимизма (первого миросозерцания, предшествующего религии и науке), магии и всемогущества мысли. Он показал, что в анимизме и магии господствует «всемогущество мыслей». Последний термин Фрейд почерпнул из общения со страдающим навязчивыми представлениями пациентом, который избрал термин всемогущество мыслей для обозначения доставляющих ему мучения странных, непонятных и жутких процессов, которые вели к возникновению у него различного рода суеверных предположений. Так, если пациент спрашивал кого-либо о своем знакомом, с которым давно не встречался, то неизменно узнавал, что тот умер, и у него возникало предположение, что покойник напоминает о себе путем телепатии. Это всемогущество мыслей, от которых будто бы зависит реальность, оказывает значительное влияние на жизнь невротика. В своем проявлении суеверия и в манере поведения он оказывается близок дикарю, пытавшемуся при помощи своих мыслей, магии и колдовства изменить внешний мир.
В связи с рассмотрением Фрейдом анимизма, магии и всемогущества мыслей интересно отметить тот ход его рассуждений, благодаря которому постепенно вызревали и развивались те или иные психоаналитические идеи. Речь идет, в частности, о его представлении о нарциссизме, нашедшем отражение в работе «Тотем и табу». Так, в этой работе он писал о том, что психоаналитические исследования показали необходимость ввести наряду со стадией аутоэротизма и стадией выбора объекта, третью, промежуточную стадию, характеризующуюся слиянием отдельных сексуальных влечений в одно целое, когда сексуальным объектом для человека становится не другое лицо, а его собственное Я. Принимая во внимание патологическую фиксацию этого состояния, Фрейд назвал данную стадию нарциссической. Рассматривая ее специфику, он не только соотнес нарциссизм с всемогуществом мыслей у примитивных людей и невротиков, но и попытался провести параллель между ступенями развития человеческого миросозерцания и стадиями сексуального развития индивида. Согласно его представлениям, анимистическая фаза соответствует нарциссизму, религиозная фаза – стадии выбора объекта любви, характеризующегося привязанностью к родителям, а научная фаза – состоянию зрелости человека, отказывающегося от принципа удовольствия, приспосабливающегося к реальности и находящего свой объект во внешнем мире. В 20-е годы, особенно в работе «Будущность одной иллюзии», эти идеи получили свое дальнейшее развитие в плане выявления различий между религией и наукой.
Завершая свое исследование в работе «Тотем и табу», Фрейд попытался глубже понять истоки возникновения религии и с этой целью изложил свои соображения по проблеме инфантильного возвращения тотема. Он рассмотрел существовавшие в то время теории происхождения тотемизма – номиналистическую (по наименованию), социологическую, психологическую. Основываясь на психоаналитических исследованиях фобий детей, включая собственный случай маленького Ганса и клинические случаи, представленные Абрахамом (ребенок, испытывавший страх перед осой) и Ференци («маленький петушатник» Арпад воспроизводящий в своем поведении манеры кур и петуха), Фрейд высказал предположение, согласно которому в фобиях животных у детей вновь повторяются некоторые черты тотемизма, а тотемистическая система произошла из условий комплекса Эдипа. Опираясь на представления Ч. Дарвина о первобытной орде, Р. Смита о происхождении жертвенных трапез и Дж. Аткинсона о циклопической семье, он предложил психоаналитическую гипотезу, объясняющую начало возникновения религии и культуры.
В соответствии с этой гипотезой, в первобытной орде управлял жестокий праотец, обладавший единоличной властью над детьми и женщинами, насильственно подавлявший все попытки его сыновей вмешаться в его управление или изгонявший их из орды. Однажды изгнанные братья объединились между собой, убили и съели своего отца, положив тем самым конец отцовской орде. Ранее они завидовали и боялись праотца. Они находились во власти тех же амбивалентных чувств, которые наблюдаются у современных детей и у невротиков, то есть одновременно ненавидели и любили отца. Теперь же в акте поедания они как бы отождествились с ним и присвоили себе часть его силы. Но, утолив свою ненависть и отождествившись с ним, братья оказались во власти нежных чувств, что породило раскаяние и сознание вины. Они попали в такую психологическую ситуацию, когда под воздействием нежных чувств сами наложили запрет на то, чего так усиленно добивались
Исходя из психоаналитического понимания возникновения тотемизма, Фрейд представил следующую картину становления религиозного верования. К религиозно обоснованному запрещению убивать тотем присоединяется социально обоснованное запрещение убивать брата, что со временем перерастает в заповедь «Не убий». Каждый создает бога по образу своего отца, и бог является нечем иным, как «превознесенным отцом». Тотем был первой формой замены отца, бог – позднейшей, где отец снова приобрел человеческий образ. В дальнейшем развитии религии сохраняется амбивалентность, находящая свое отражение в том, что наряду с сознанием вины сына продолжает существовать сыновнее сопротивление, стремление сына занять место бога-отца. В христианском учении человечество признается в преступном деянии доисторического времени, поскольку искупление его нашло свое отражение в жертвенной смерти сына. Наряду с отцом, сын стал богом, а потом и заменил его, в результате чего «религия сына» сменила «религию отца». Древняя тотемистическая трапеза ожила как причастие, в котором братья вкушают плоть и кровь сына, а не отца.
Выдвинутые Фрейдом представления об истоках возникновения религии вызвали критическое отношение не только у представителей официальной церкви, но и у ряда его последователей, первоначально разделявших взгляды основателя психоанализа, но впоследствии разошедшихся с ним по идейным соображениям, включая те, согласно которым он не понял природу религиозных верований. Среди различного рода аргументов выдвигались соображения о неприемлемости слишком широких обобщений, к которым прибегнул Фрейд в работе «Тотем и табу».
Фрейд не скрывал того, что им были сделаны широкие обобщения. Более того, в конце своей работы он заметил, что чувствует некоторую неуверенность в своих исходных положениях и неудовлетворенность от достигнутых результатов. Однако без подобной смелости в выдвижении гипотез, с которыми выступают исследователи, включая Фрейда, вряд ли возможен прогресс в наших знаниях.
Неправдоподобной, шокирующей, а возможно, наивной может выглядеть реконструкция Фрейдом истории отцеубийства со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе возникновения религии на основе осознанного сыновьями чувства вины за совершенное ими реальное преступление. Ведь данные психоанализа свидетельствуют о том, что для невротиков определяющее значение имеет скорее психическая реальность, нежели те действительные события, которые вовсе не обязательно могут происходить в жизни человека. В свое время, то есть в период становления психоанализа, Фрейд это осознал и на этом основании отказался от первоначально выдвинутой им гипотезы о совращении ребенка. Поэтому, по аналогии с невротиками, к которой он прибегнул при рассмотрении истории развития человечества и возникновения религии, можно было бы исторически сохранившуюся правду, по-своему воспроизводимую в исследованиях Ч. Дарвина, Р. Смита и Дж. Аткинсона, принять за вымысел. Или, по крайней мере, можно было бы рассматривать те мысли и чувства, которые могли быть у примитивных людей на заре становления человечества, как не воплощенные в реальность. Правда, при этом не менялась бы общая картина психоаналитического возникновения религии, поскольку, по аналогии с невротиком, наличия враждебных импульсов сыновей по отношению к праотцу и их фантазий о его убийстве вполне достаточно для того, чтобы из бессознательного чувства вины вывести возникновение тотема и табу. Зато можно было бы избежать упреков по поводу того, что основателем психоанализа выдвинута нереальная и этически оскорбляющая достоинство человека гипотеза об отцеубийстве, имевшем место в далеком прошлом человечества.
Но, будучи неизменным поборником истины в исследовательской и терапевтической деятельности, Фрейд последовательно отстаивал те представления, которые порой не только не работали на психоанализ, а, напротив, вызывали различного рода вопросы и сомнения. К подобным представлениям как раз и относились взгляды Фрейда на реальность некогда произошедшего, как он называл, «великого события» в истории человечества – отцеубийства в первобытной орде детьми их свирепого и ревнивого праотца. Не случайно, взвесив все аргументы за и против, а также исходя из того, что в отличие от невротика примитивный человек немедленно превращал свои мысли в действие, основатель психоанализа оставил за собой право отстаивать допущение, согласно которому у примитивных людей психическая реальность первоначально совпала с фактической реальностью и отцеубийство имело место быть в истории человечества. Поэтому, завершая работу «Тотем и табу» и, по его собственному признанию, не будучи сам вполне уверенным в несомненности своего суждения, Фрейд тем не менее полагал, что к рассмотренному им случаю можно применить слова: «В начале было дело».