Психоделика любви: Начало
Шрифт:
И в этом безумии из дыма, огня, носящихся белых халатов, истошных воплей запертых пациентов, пришедших в ужас от неизвестного им грохота, от которого сотрясся весь замок, бежали Итачи с Дейдарой. Вахта пустовала. Учиха прихватил все ключи: он швырнул огромные стопки в снятую толстовку Дейдары, которую, скрутив и прижав к груди, они несли сквозь вихрь паники.
Дверь в подвал — неприметное коричневое пятно под лестницей, заваленное грудой хлама. Никто не обратил внимания на копошащихся под лестницей юношей. За 5 минут, едва не плача, а, быть может, и плача, они перебирали ключи, прежде чем найти нужный. И услышав божественный, самый прекрасный звук отмычки, открыли дверь, ведущую к свободе сквозь смрад и грязь. Один из охранников затормозил, нахмурился,
Но Дейдара захлопнул перед его носом дверь, а Итачи запер с обратной стороны. По крутым каменным ступеням они в полной темноте опустились в подвал. Включили зажигалку — единственный источник света, и слыша, как выбивают дверь подвала, отправились в путь — к дороге жизни или смерти.
====== Глава 13, в которой ангел покинул Красную Луну. ======
Огонь пожирал восточную башню Красной Луны. Кричащие души слились в один унисон, точно единственный вопль из преисподней. В бешенной суматохе из пришедших в дикий ужас больных и сумбурные попытки медперсонала потушить пожар, Учиха Итачи и Тсукури Дейдара выбежали в подвал, пробираясь точно по пунктиру, указанному в карте.
— Вот она, та самая дверь к выходу в канализацию, — указал Дейдара, кивнув на массивную дверь.
Совместными усилиями они подняли тяжелый засов. Иссохший механизм тревожно проскрипел, словно умирающий больной. Когда Итачи и Дейдара прошли внутрь, они услышали топот ног и голоса — приближалась охрана. Как бы быстро они не бежали, рано или поздно их догонят. И тогда Тсукури остановился на пороге, вцепившись в косяк, обернулся назад, долго, непозволительно долго в их фатальной ситуации вглядываясь назад. И вновь взглянул на остановившегося Учиху, что растерянно моргал, ожидая друга. Но Дейдара попятился назад.
— Беги, Учиха, я их задержу.
— Ты с ума сошел? — возмущенно воскликнул Итачи.
— Давай смотреть правде в глаза, одному выбраться легче, от двоих будет слишком много шума, тем более от меня. — губы искривила грустная усмешка на грани отчаяния. — Беги точно по карте, и дойдешь до лестницы, что выведет тебя в лес.
Голоса становились ближе, как тревожный топот, звучащий будто набат. Итачи не мог решиться, он прирос к месту, сердце тянуло его бежать, когда ум настаивал схватить Тсукури за шкирку и потащить с собой силком. Дейдара мелко дрожал, холодный пот градом стекал по бледному лицу, единственный глаз застыл, расширившись. И в зрачке его отражался пятящийся назад Учиха.
— Дейдара, я клянусь, я вернусь за тобой. Как только я выйду на связь с дядей, мы вытащим тебя, — в сердцах пообещал Учиха, и в знак их негласной клятвы протянул руку для пожатия. — Спасибо тебе за все.
Дейдара бросил на протянутую руку короткий, ничего не выражающий взгляд, и улыбнувшись странной кривой улыбкой, никак не вяжущейся с их ситуацией, точно уже давно все для себя решил, бросил небрежное:
— Ну конечно.
Итачи клялся самому себе, что вернется за Дейдарой, но в сердцах понимал, что едва ли найдет в себе силы переступить порог Красной Луны. Он шлепал по сточным лужам, уносясь прочь, не слышал больше не чужих голосов, не приближающегося топота адских псов Красной Луны в человеческом лике, натянувших белые халаты будто кожу. Ничего, кроме плещущейся и капающей воды с труб. Ничего, кроме собственного тяжелого дыхания и бьющегося в надежде сердца. Ничего кроме копошащихся крыс у двух тел. Учиха затормозил, медленно подбираясь к крысиному пиру, через который ему придется переступить. А когда он подошел ближе, прижал к губам руку, подавляя рвотный рефлекс. Легкие сжал тугой смердящий узел из кислотно-горького послевкусия смерти. Одно тело, прогнившее, с извивающемуся из отверстий червями, и обглоданное крысами уже не за один день. Серебристо-пепельные волосы, только по ним Итачи смог узнать в нем первого лечащего врача Саске — Хатаке Какаши. Сверху открывался зев от толстой трубы, вероятно предназначенной для отходов, которыми стали человеческие тела. Хатаке Какаши никогда не увольнялся из-за семейных обстоятельств.
Итачи прижался к стене, пятясь вправо, чтобы обойти крысиный обед. Крысы, почуявшие живую плоть, любопытно оборачивались на него, несколько сползли со своей добычи и посеменили за ринувшимся со всех ног вперед Учихой. Он смог оторваться, но споткнувшись о трубу, рухнул прямо в сточную воду, заполнившую рот и нос горькой вязкой жижей.
Сев на колени, Итачи долго кашлял, отплёвываясь. И подавляя нервный тремор рук, расправил намокшую карту, он уже совсем рядом, осталось подняться по массивным ступеням, отпереть дверь и он сможет вдохнуть запах свободы, который будет ассоциироваться с этой минуты с ароматом древесины и ночной мокрой травы.
Бросив карту, Учиха медленно, шатаясь из стороны в сторону, брел к двери. Вот и все. Он освободил Конан. Он нашел выход для себя. Он выбрался из ада, став первым пациентом, покинувшим Красную Луну живым. Живым свидетелем, который отомстит за пролитую кровь несчастных душ. За своего брата. Осталось только дернуть ручку, потянуть дверь на себя. Сделать шаг, и наступить на зябкую почву и вдохнуть полной грудью.
И Учиха вдохнул запах свободы — привычную сырость стен готического замка. Шаг, два шага, еще. Он ступал по твердому полу, словно по иглам, смотря в темноту коридора, из-за забитого решетками высокого окна мерцал лунный свет и вспышки пожара. Учиха смотрел в серый пол, моргал, ждал, когда мираж пройдет, и он увидит зеленное покрывало травинок, и точно контуженный остановился у окна, поднял голову, медленно повернувшись, смотря, как горит башня напротив.
Он оказался в Западной Башне Красной Луны.
— Нет, — прошептал Учиха, дрогнувшим, осипшим голосом. — Нет.
И резко дернулся назад ко все еще открытой двери. Дорога вела только вперед, не было никаких поворотов, он должен был выбраться в лес! Они ведь с Дейдарой все рассчитали!
Паника холодной змей поднималась от щиколоток, пробираясь по бёдрам, стягивала живот, тянулась к груди, и сцепила свои мелкие зубья на горле, не позволяя вдохнуть.
Он хотел кинуться обратно в подвал, но дверь резко захлопнулась и вышедший из тени угла человек, навел на него пистолет. И лишь когда Учиха услышал свист, дернулся, подняв взгляд, два дротика укусили в грудь, выпрыснув сыворотку. Ноги подкосились, и Учиха безвольно рухнул. Оставаясь в сознании, он долго моргал, наблюдая за приближающейся фигурой в белом халате.
— Конан.
Конан. Конан.
В полузабытье Итачи звал ангела. Бессильного ангела. Беспомощного ангела. Ангела с крыльями из крови. Неспособного помочь. Но Итачи продолжал, словно молитву, шептать имя дрожащими губами, пока его тело волокли за шкирку по холодному полу. Дверь с выбитым быком фатально отдалялась как больной мираж. И сейчас бы Учиха продал душу, лишь бы вновь оказаться в подвале в лоне крыс и червей. Каждой клеточкой тела Учиха чувствовал холодный пол, на котором он сейчас казался как раскалённый уголь. Что случилось с Дейдарой? Его поймали, как и его? Куда его тащат? О Западной Башне Итачи никогда не слышал, словно той никогда и не существовало.
Он почти потерял сознание, но его резко потянули вверх и бросили на кушетку, напоминающую кресло. Яркий свет операционных ламп заставил зажмуриться. Голову, руки и ноги зафиксировали плотные жгуты. Холодное лезвие разрезало больничную рубашку.
Когда глаза привыкли, Учиха пробежался взглядом по кабинету, в котором он очутился, почти не отличающемуся от 99 кабинета. Жуткие пищащие и тарахтящие приборы. А рядом с ними лечащий врач Дейдары. Пейн.
Не глядя на Учиху, он заправил инъекцией щприц и воткнул длинную иглу в вену Итачи, тяжелым стальным взглядом смотря в экран прибора, медленно запускающего свой механизм.