Шрифт:
====== Пролог. ======
Конан плохо спала. Сон предал её, покинул неожиданно, как покидает вдохновение беспрерывно строчащего романы автора, оставив за собой смятение и страх. А вдруг оно больше никогда не вернется?
Конан молилась о сне. В безмолвных молитвах коротала душные ночи. Сложив трясущиеся ледяные ладошки в замочек на груди, устремив уставший, заплаканный взгляд в потолок. Лежа на смятых подушках или же стоя на покрытых синяками коленях, молилась, как монах-аскет. И также безуспешно.
Конан искала потерянные сны в успокаивающей музыке, в шумном кондиционере, дарящем искусственный холод, во всевозможных позах для сна, вычитанных
Конан бродила по квартире, проводя похудевшими за последние дни руками по грязным потертым обоям квартирки, которую она снимала вместе со своим молодым человеком.
Конан завидовала Яхико: тот спал как младенец, пока его девушка с завистью наблюдала, как движутся глазные яблоки под веками в глубокой фазе сна. Слушала его сопение, надеясь, что, быть может, так она уснет. Заразится чужим сновидением. Сидела с краю на кровати рядом и смотрела в открытое окно, откуда доносился субботний шум громкой музыки и пьяного смеха.
Иногда Конан падала в забвение — скорее обмороки, чем сон. Короткое безумие на двадцать-тридцать минут из слишком длинного сна, после пробуждения которого Хаюми тошнило и скручивало, а голову сжимали тиски когтистой руки.
После первых дней бессонницы Конан пыталась утомить себя физическими нагрузками, долгими прогулками в одиночестве.
После первой недели бессонницы Конан напоминала выблеванный сгусток желчи больного желтого-синего цвета; чувствовала она себя, по крайней мере, именно так. Её тошнило, её ломило, она не могла взять в рот ни крошки, но Яхико упорно заставлял хотя бы обедать.
После второй недели бессонницы Конан перестала отвечать на вопросы сразу, слова доходили как-то скомкано и замедленно до её сознания, она смотрела на растерянного и встревоженного Яхико обрамленными темно-фиолетовыми синяками глазами — тупо и бессмысленно, — и снова падала на кровать.
На третью неделю Яхико принес Конан таблетки. Сильнодействующее снотворное, совсем недорогое: как раз такое, какое по карману студенту 5 курса медицинского факультета. Но действенное, как пообещал фармацевт в аптеке.
В первый день приема чудо-таблеток Конан проплакала всю ночь — она так и не уснула.
Она спрашивала всевозможных богов и божеств, в чем она провинилась. За что вселенная наказывает её. Почему другие спят, но не она? Чем она обидела собственный организм? Чем спугнула сон, что, как кисейная барышня, сбежал от неё, стоило повеять легкому ветерку?
На второй день Конан уснула на три часа, и эти три часа показались ей подарком Всевышнего. Она не верила своим глазам, проверяла время на всех часах, чтобы убедиться, не обманули ли её глаза.
Как же она перепугала Яхико, когда разбудила его, с наивной детской радостью, со слезами на глазах, объявив, что проспала, наконец-то, целых три часа.
Яхико вымученно улыбнулся, с понимающей улыбкой обнял Хаюми и не выпускал всю оставшуюся ночь. Сон сморил его, но Конан больше не завидовала, ей было достаточно и этой маленькой победы.
Ведь каждый день прибавлялся новый час. И Хаюми с упоением глотала красные пилюли, без которых больше не представляла свою жизнь.
Сон вернулся. Но стоило Конан пропустить хоть одну таблетку, как он обижался и сбегал, и Хаюми вновь оставалась наедине сама с собой в полной темноте и растерянности, на смятых пропахших потом простынях рядом с крепко спящим Яхико. Она будила его из ревности и отчаяния. Колотила кулачками, истошно вопрошая, почему он спит, когда ей плохо. Остервенело рвала на себе волосы и билась головой
И Яхико принес таблетки. С горечью страшной правды смотрел, как Конан дрожащими руками судорожно открывает крышку, высыпает драгоценную таблетку на ладонь и с упоением запивает водой из-под крана.
Яхико больше не мог обманывать себя. Он сделал из любимого человека медикаментозного наркомана. Из-за собственной гордости он считал, что справится сам как будущий психиатр, и вместо квалифицированной помощи стал сводником Конан со злополучными таблетками.
На второй месяц бессонницы Конан изменила ему. С призраком.
В маленькой душной кухне, напоминающей больше кладовку, витали ароматы искусственных дешевых, но благоухающих специй. За небольшим складным столиком ужинали два закадычных друга с одного факультета, два будущих психиатра — Яхико Итеро и Нагато Узумаки.
Как две стороны одной медали, как инь и ян, эти два неразлучных друга представляли собой полные противоположности. Всегда жизнерадостный Яхико, яркий, как полуденное знойное солнце, никогда не унывал. Улыбка его была заразительной и притягательной, как человек он располагал к себе с первого же дня знакомства, а неугасаемый оптимизм даже в самой безвыходной ситуации поражал Нагато, который выглядел, как мрачный и тщедушный молодой человек, страдающий хронической болезнью. Узумаки редко улыбался, в основном только в теплой компании друзей, коими считал Яхико и Конан. Молчаливый и стеснительный, он питался энергией Яхико, как вампир питается кровью. Иногда Нагато одолевали приступы паники: что если Яхико и Конан исчезнут из его жизни? Как он справится без своей путеводной звезды в лике этих двоих?
Иногда Нагато казалось, что он переживает за Конан больше, чем Яхико. Его рыжий друг беспечно мотал головой и ретиво заявлял, что с Конан все в порядке. Она ведь даже первое время выходила на пары. Пока не пришел он….
Трапезничая дешевым магазинным раменом, Яхико и Нагато тревожно прислушивались к скребущим звукам из спальни и тихому заговорщицкому голосу. Конан снова говорила сама с собой. Или, как она утверждала, со своим возлюбленным — любовью всей её жизни.
Нагато перечитывал пятый раз инструкцию к таблеткам, от которых стала зависима Хаюми. Побочные действия представляли из себя целый пергамент, но с утешительными процентами в числе от одного до трех. В страшных столбиках из побочек в неврологии, желудочно-кишечном тракте и сердечно-сосудистой стороне, присутствовали также и галлюцинации.
— А если бросить их пить? — с мудрейшей скромностью предложил Нагато, сконфуженно взглянув на покрасневшего друга.
— Ты думаешь, что я не пробовал?! Я и прятал их, и прекращал покупать!.. Но у Конан тут же возвращаются эти треклятые бессонницы! Она грозилась порезать себе вены, утопиться в ванне, если больше не сможет уснуть! По крайней мере, так было раньше! А теперь… а теперь… — горячо выкрикнув эти слова, Яхико стиснул зубы, зажмурился и ударил кулаком по лбу, сгорбившись от непосильного груза на его совести. — А теперь она их пьет только лишь бы увидеться с этим её невидимым возлюбленным! Ты можешь себе это представить?! Каково это? Когда твоя девушка заявляет, что любит галлюцинацию! Галлюцинацию!!! Плод своего воображения! И рассказывает мне о своих чувствах и страданиях!