Психоделика любви: Начало

Скариани Аделина

— Наверх?

— Ага, в башню сектора Б, там живут конченые психи. Типа Хидана Дзимпачи. Оттуда, говорят, больше не возвращаются. Но этот так, местные страшилки. А вообще тут хорошо, раменом даже кормят, — скрестив руки, Наруто пустился в описания гастрономических изысков и даже не заметил, что слушателя его и след простыл.

Итачи пытался выкроить тишину. Во время отбоя разгорались настоящие адские пляски из истошных криков, безумного смеха, скребущих невидимых когтей и грохота — больных затаскивали по койкам. Не все любили спать, для кого-то ночь ассоциировалась с девятью кругами ада. Но Учиха с упоением слушал тишину, воцарившуюся через час после отбоя. Он просчитывал

варианты, как лучше попасть в корпус для буйных больных. Прикинься он сам конченным психом, его не выпустят на свободу. Проникнуть? Но как? Разве что украсть одежду санитара. Но для этого ему нужно изучить сам замок перед осуществлением замысла. А возможности полностью свободно передвигаться по замку у него нет.

Мысли прервала скрипнувшая дверь. На пороге появился высокий мужчина, улыбнувшийся устрашающей улыбкой с обнаженными белоснежными клыками, совсем как у акулы.

— Прошу прощения за нарушенный покой, если вы уже отдыхали. Я немного припозднился. Я ваш лечащий врач — Хошикаги Кисаме.

— Лечащий врач? — изумленно переспросил Учиха, почти возмущенно. — Орочимару говорил, что я просто пройду пару физиотерапий и попью успокоительное.

— Но кто-то же должен их вам выписать и следить за вашим состоянием, — Кисаме подвинул стул к койке и, присев, закинул ногу на ногу, открыв пока еще пустую карту. Со стороны он выглядел беспечным и располагающим к себе, с не сходящей с лица улыбкой и беззаботным тоном ленивого кота, сытого и безынтересного к делам насущным. — Что же, если судить по картине, которую мне описал Орочимару, у вас небольшой нервный срыв. Вы попьете успокаивающее, пока что один раз в день в течение трех дней, а там посмотрим на вашу реакцию.

Кисаме протянул таблетку и стакан с водой, который Итачи быстро осушил.

— Нам ведь не нужно проверять, выпили ли вы таблетку?

Итачи в шутку открыл рот, но Кисаме не стал проверять.

— У меня есть к вам вопрос: здесь лечится мой брат. Учиха Саске. Я бы хотел с ним увидеться.

— Учиха Саске…

— Да, Наруто упоминал, что он находится где-то наверху.

— А, Наруто, мы всей больницей с него орем. Он разбавляет наши серые будни. А что до Саске. Да, я помню этого мальчика. Проблемный случай. Кажется, его врачом был один новенький — Какаши, но он уволился, семейные проблемы. Кажется, сейчас его лечит Обито. Но его тоже нет на месте. Но с Саске все должно быть в порядке. Не волнуйтесь. Сейчас он на этаже для буйных. Как ему станет лучше, вам устроят встречу, я вам это гарантирую.

Последнее, что увидел Итачи — оскалившуюся улыбку, которая преследовала его всю ночь. Мир закружился сумбурным хороводом, перед глазами поплыло. Голова отяжелела, когда все тело превратилось в пушинку. Итачи уронил голову на подушку, но провалился сквозь и падал. Долго падал в бездну, потеряв счет времени. Он летел, как летают бросившиеся с крыши суицидники — потеряв счет во времени из одного мгновения. И ждала его бездна, сотканная из страха неведения.

И в этом падении он слышал истошные вопли, скрип половиц и шорох в стенах. Тревожный топот, что бил набатом по нервным клеткам. Итачи казалось, что он весь обратился в один орган — слуховой. Звуки поглотили его. Звуки просачивались сквозь него, как пронзающие иглы. Он перестал падать так резко, что ему стало больно. Больно, как тому голосу, что верещал откуда-то из-за стенки. Больно! Больно! Картинка перед глазами зарябила, откуда из-за помех, как в сломанном телевизоре, показалась скалящаяся улыбка Кисаме из ровных рядов клыков, она тянулась и сжималась, как в повторе. И голос, голос не прекращал кричать:

— Ты ошибка! Здесь ты ошибка! Вакцина 4А! Ты что, не понимаешь!

Оскал, говорящий голосом Саске, то приближался, то отдалялся, он растягивался и сужался. Зубы разомкнулись,

обнажая нечеловеческую пасть, что тянулась к Итачи. Учиха чувствовал тлетворное дыхание безумного сна, ощущал, как слюна капает на его лицо, но сколько бы Итачи не пытался, не мог ни проснуться, ни пошевелиться.

Истошный вопль перекрыл все крики, он шел откуда-то изнутри, и Итачи готов был поклясться, что кричит он.

В окно под потолком бились черные птицы. Вороны клевали стекло, трещавщее сеткой паутины. За дверью сопело тяжелое дыхание. Приподняв голову, Итачи казалось, что лежит он прямо перед дверью и видит высунувшийся у порога собачий нос, принюхивающийся так, как принюхивается хищник к льющейся поблизости свежей крови. Рычание рвалось из-за скалившихся клыков Кисаме. И уронив голову на подушку, твердую, как гранит, Учиха ощутил, как боков коснулось нечто острое. Из-под кровати тянулись тени рук со скребущими когтями, вонзающимися в плоть сквозь одеяло, пробирающиеся к больничной одежде, под кожу, к органам, они тянулись к центру, раздвигая все органы, чтобы сжать желудок в кулак.

Второй голос донесся издалека, едва досягаемый, непривычно спокойный на фоне душераздирающих воплей, и Учиха цеплялся за него, призывая и притягивая к себе невидимой нитью. С каждым словом различая, что принадлежит он женщине:

— Не спи. Не спи, иначе они придут за тобой.

Колыбельная из обрывочных фраз принесла призрачное спокойствие, в котором Итачи забылся настолько, насколько позволяло время, и медленно открыл веки.

Мигающий свет фонаря с улицы осветил стены напротив, где мигали кровавые следы на стене в форме крыльев. Тень от стены двинулась в его строну, и он понял, что женский голос шел от неё.

Но свет погас, или болезненный сон снова сморил его, тьма вновь легла тяжелым пологом. А когда Итачи открыл глаза вновь, в палате уже играл солнечный свет.

Желудок пронзила кинжальная боль. Подскочив с постели, Итачи рухнул на пол и сотрясся в рвотных судорогах.

====== Глава 3, у которой хроническая бессонница. ======

В мире из грез рос маленький мальчик. Он не понимал причину ненависти к себе и предпочитал не замечать её, отгородившись от реальности. Мальчик не знал, за что брат с сестрой однажды бросили его в песочнице, засыпав песком. Мальчик давился песком, он ел его и захлебывался им, и казалось, что слезы его тоже из песка. Пока его не вытащили родители. Он не понимал, что брат с сестрой немного расстроены из-за того, что мальчик выпотрошил их кошку.

Больше он никогда не подходил к песочницам.

Мальчик предпочитал реальным друзьям друга воображаемого, всегда понимающего и подсказывающего, где и как лучше искать любовь. Она должна таиться где-то внутри. Рядом с ненавистью, вросшей в человеческие сердца. Если найти причину ненависти, он сможет найти и любовь.

И мальчику было интересно, как устроен этот мир с изнанки. После кошки настал черед новенького мопса. Но родители пришли в ярость, увидев испачканный кровью ковер. Так думал мальчик, не понимая, что снова прервал чужую жизнь, пока искал, где же спрятан этот комок всех его бед и желаний.

Реальность превратилась из косых взглядов дома в понимающие заученные улыбки детских психологов в душных кабинетах, забитых мертвыми игрушками, с которыми мальчику не было интересно играть.

Психологи, как один человек, говорили сблизиться с семьей, попытаться понять её. Найти себе хобби. Желательно совместное. И один умудрился заикнуться, что истинная любовь таится в сердце. Любящее сердце всегда сможет понять ближнего своего.

И, кажется, их маленький пациент воодушевился, скупо кивнув, он бежал на всех парах к забирающим его родителям, бледным и испуганным, никогда не улыбающимся, взирающим на него косо сверху вниз, как смотрят на нечто уродливо-непонятное.