Психоделика любви: Начало

Скариани Аделина

Итачи недоверчиво ощупывал грудь, расстегнув пуговицы на больничной рубашке, но на бледной коже нет ни царапинки. А Кисаме с ехидной улыбкой и недобрым взглядом, закинув ногу на ногу, постукивал ручкой по колену.

Откровение о детских воспоминаниях и игрушке позабавили мужчину, но он сдержался от едких комментариев.

— Я чувствовал, как он воткнул в меня нож, я ощущал настоящую боль, — настаивал на своем Учиха.

— Итачи, это был кошмар. Причем я бы сказал, крик подсознания. Это Ваши угрызения совести. Вы корите себя за то, что положили Саске в клинику, будучи неспособным помочь ему. Вы ищете с ним встречи, но не можете найти

его. Неудивительно, что Вы вспомнили именно этот отрывок из детства. Вы всегда были оплотом, защитой младшему брату. А заяц как нечто уродливое всплыло у вас в подсознании, это Ваша совесть била вас ножом.

И для успокоения красная пилюля, заранее приготовленная Кисаме — решение всех насущных проблем.

Водянистая овсянка стояла поперек горла, не позволяя нормально позавтракать. Итачи ковырял ложкой в тарелке 15 минут, пока желудок не свело новой болью, после чего последовал приступ кашля. Решив ограничиться чаем, Учиха искал взглядом Дейдару, но Тсукури так и не появился. Нашел он эксцентричного, как вспышка на солнце, пациента на лужайке территории клиники.

Лёгкий ветер щекотал голые лодыжки, ведь Итачи скинул больничные тапочки и прошелся босиком по еще мокрой от росы траве. Блики утреннего солнца играли на двух башнях замка — Западной и Восточной. С затемненными стеклами, не пропускающими свет, выглядящие как устрашающие стражники, или скорее — темница для нерадивых пациентов. С тоской Учиха вглядывался в черные окна, пытаясь увидеть хоть-то что, быть может Саске сейчас пройдет мимо, увидит его и попытается подать знак.

— Да ты прям влюблен в эту башню, хм, — сидящий до этого по-турецки Дейдара обернулся к Учихе, сминая в руке пластилин, и широко зевнул, звонко щелкнув челюстью.

— Как думаешь, может в этой клинике кто-то умер? — глядя на башню, спросил Учиха.

— О чем ты?

— Я о том «ангеле». Я подумал, что массовые галлюцинации выглядят странными, и, быть может, здесь кто-то умер, и его душа блуждает, запертая в этих стенах.

— М-да, — Тсукури поднялся, оттряхнув больничные штаны, и направился обратно к замку. — По правде говоря, я тоже рассматривал этот вариант. Но глухо, у кого бы не спрашивал, все твердят, что из пациентов никто не умирал. Да и вряд ли бы успели. Клинике еще и года нет.

— Но замок не всегда был клиникой. Это могло случиться задолго до.

— Откуда мне знать, — раздражённо отрезал блондин и размял кисть руки. На входе охрана проводила его неодобрительным взглядом, уже порядком устав от светопредставлений и выкрутасов их взрывного пациента.

— А об Обито ты слышал? Есть здесь такой врач?

— Обито? Ну, кажется, слышал краем уха это имя, но лично никогда не видел. Эй, и почему ты меня вообще обо всем спрашиваешь? Я что, похож на справочное бюро?!

— Просто семпай-болтушка — находка для шпиона, — игриво заметил голос за спиной. Тсукури от неожиданности визгливо закричал и, развернувшись, шарахнулся назад; а страху он натерпелся немало, ведь прямо за ним стоял хихикающий Тоби. Чуть же в стороне был сам Итачи, лишь угрюмо покачавший головой на выходку Тоби.

— Тоби, ублюдок! Сколько раз говорил не подкрадываться ко мне со спины?! У меня нервы не стальные!

— Ваши нервы, семпай, как спичечный коробок, чутка подожжёшь, а они уже взрываются. И почему Вас вообще выпускают на волю к добропорядочным и спокойным гражданам нашего санатория Сатаны?

— Санатория Сатаны? — Итачи

уже слышал, как Дейдара один раз упоминал Сатану, но так и не поинтересовался, кого тот имел в виду.

— Орочимару — Сатана. Что, по нему не видно, что он нечистая сила? Его тут все местные так называют, мм.

— В любом случае, мне нужно найти этого Обито, кажется, он лечащий врач Саске. Ты, Тоби, ничего о нем не знаешь?

— Тоби хороший мальчик, Тоби ничего не знает!

— Кто бы сомневался, — с ангельским терпением Учиха улыбнулся и направился в сторону гротескной резной лестницы. — В таком случае, я отправляюсь в восточную башню.

— Эй-эй, — одернул его Тсукури. — Мистер Невозмутимость, я, конечно, понимаю, что у тебя яйца стальные, в отличие от моих нервов, но тебя в жизни туда не пустят!

— Значит, проберусь тайком.

— Там охрана, мать твою!

— Значит, вырублю охрану, у меня черный пояс по карате.

— Да ну вас всех! Делай, что хочешь! — гневно прикрикнув, Дейдара думал уже ринуться обратно на улицу, как в этот момент Тоби многозначительно покашлял, привлекая внимание к звенящему предмету. Итачи и Дейдара одновременно обернулись к чудику в маске, вытянувшего руку со стопкой ключей. Как настоящая невинная скромница, Тоби переминался с ноги на ногу и проворковал интригующим приглушенным тоном, чтобы их никто не услышал:

— Я вчера так, краем уха, услышал, что Итачи-кун хочет попасть в Восточную башню, ну и сегодня, когда проходил мимо дежурной части, заметил, что наш охранник уснул, и незаметно стянул ключи! Быть может, один из них как раз отпирает церберскую башню!..

Итачи вприпрыжку спустился обратно и перехватил стопку, взволнованно перебирая каждый ключик, который может помочь найти его брата.

— Ты пойдешь со мной, Тоби?

— Так точно, капитан! — и отдав часть, вытянулся по струнке.

— Эй! С ума сошли, что ли?! — возмущённо прикрикнул Тсукури.

— Нам простительно, мы уже в психушке, — пожал плечами Учиха и направился обратно к лестнице, теперь вместе с Тоби.

— Не отставайте, Дейдара-семпай!

— Да черта с два я с вами пойду!

— Пойдешь, ты ведь сумасшедший эгоцентрик, который жаждет к себе внимания и жить не может без адреналина, и которому, к слову, жутко скучно в этом санатории Сатаны, — донесся заумный тон Учихи откуда-то сверху.

Покрасневший от гнева Дейдара ринулся вверх, проклиная весь честный свет. Ведь выскочка-Учиха был чертовски прав.

Операция по проникновению отряда шпионов в Восточную башню началась с кислой мины Дейдары, ритуального танца Тоби, призывавшего удачу, и учиховской проницательности. Итачи не думал нестись сломя голову на рожон. На четвертом этаже в отделении для буйных он осмотрелся, пройдясь по этажу с такой рожей кирпичом, пока Тоби продолжал танцевать на лестнице, что Дейдара был готов поклясться, если бы сам был местным врачом, то не остановил бы его, не посчитав подозрительным. Обнаружив массивную дверь, которая вела к башне для «особых», по слухам и сплетням, пациентов, Учиха вернулся к их укрытию, и троица шеренгой направилась к пункту назначения. Итачи не нравилось, что их никто не останавливал, как будто им позволяли проникнуть к запретному плоду, чтобы ошпарившись, они больше никогда не посмели сунуть своего носа. Охранник у входа к двери пролил горячий чай прямиком на больничную одежду, когда Тоби налетел на него с криками: «Мне нужны теплые обнимашки и любовь человеческого сердца».