Психоделика любви: Начало
Шрифт:
Итачи заставил себя открыть глаза, медленно, зажмурился от искусственного света операционных ламп над самым лицом. И повторил попытку. Картинка плыла, как морская рябь. Голоса глушило, будто ты окунулся под воду и слушаешь из самой глубины: они то приближались, то отдалялись. В левом предплечье кольнуло, точно руку прошила длинная игла. Учиха дернулся.
— Эй, он дернулся, он что, еще в сознании?
— Не мели чепуху, я вколол ему достаточно дозы, его мозг сейчас, как вата, утром он ничего не будет уже помнить.
Лучше бы Итачи не открывал глаза, зрение играло с ним злую шутку, поначалу
Склонившийся над Учихой Орочимару с плотоядной улыбкой и высунувшимся раздвоенным тонким языком, и лицом невероятно бледным как у мертвеца.
— Кто их нашел? — спросил шипящий змеиный голос, искаженный помехами.
— Об… наш…их, — донеслись обрывки фраз подошедшего мужчины с горящим зеленым инфернальным пламенем вместо глаз, в руках его извивалась двухметровая кобра.
— Друг…прос… попали…. — четвертый человек, его Итачи не видел, но точно был уверен, что здесь присутствует еще один.
— Давай уже, переворачивай его.
Кисаме с рыбьей синеющей башкой перевернул Итачи на левой бок, тело зафиксировали крепкие ремни, сжавшие с такой силой, что Учиха нервно выдохнул. Орочимару развернул его голову и, проведя пальцами по губам, грубо разжал челюсть, надавив на небо под языком. Учиха дернулся, попытавшись вырваться, но в рот вставили фиксатор, не позволяющий сомкнуть челюсти.
— Начинай, Какудзу.
Огнеглазый, к которому обратились как Какузу, подвел змею ко рту Учихи. Итачи дернулся, зашевелившись, инстинктивно попытавшись закрыть рот, но только клацнул по фиксатору зубами, пока раздвоенный язык змеи прошелся по зубам, скользнул к небу, голова кобры погрузилась в рот, извиваясь, пробираясь в глотку.
Учиха давился в рвотных судорогах, пытаясь выплюнуть из себя инородный объект, медленно, но верно ползущий по пищеводу к желудку.
— Ты точно вколол ему тот препарат? Слишком много дергается, — прошипел Орочимару, и намотав хвост пациента на руку, оттянул назад, впечатав в стол, не позволяя шевелить головой.
— Ну, в первую ночь на него точно подействовал, — обиженным голосом заметил Кисаме, но все же придерживал Учиху за ноги, пока Какудзу продолжал впихивать змею.
— Не хило ему желудок-то разъело от таблеток, — присвистнул Какудзу, смотря на монитор, где горело изображение внутренностей. — Две язвы уже насчитал. У него никаких хронических заболеваний с ЖКТ не было?
— Говорил, что не было. Но карту заполняли со слов. Предварительное обследование мы не устраивали, так как вообще не думали, что всерьез задействуем его, — натянуто цокнул языком главврач и сильнее натянул мокрые от пота черные пряди.
Учиха впервые за долгое время плакал, неспособный сдержать непроизвольные слезы от боли и унижения. Змея двигалась в его желудке, наполняя и раздирая, будто пыталась проткнуть, чтобы проникнуть к другим закрытым от её пасти органам.
— Какой-то он хилый, только на первой фазе, а уже такие побочки. И четырех фаз не проживет, — деловито-напыщенным тоном вынес свой вердикт Какудзу, посмотрев в сторону, будто там кто-то находился. — Может,
— Нет, — отчеканил грубый бас неизвестного. — Мы не можем разбрасываться материалом. Если вы двое решили самовольничать без меня, теперь сами и расхлебывайте.
— Ну-ну, кто-то считал, что Саске тоже не живчик, а он вон пять фаз спокойно протянул, уже на шестой, — беззаботно заметил Кисаме.
— Седьмую не переживет, — констатировал некто.
— Не тебе это решать, — разгневано прошипел Орочимару, и будто дернулся в нервном припадке.
— Ну, прости, что лишаю тебя игрушки. И решаю здесь вообще-то я, так что заткнитесь и начинайте процедуру, или ты ему решил кишки зондом пробуравить, а, Какудзу?
— Да все-все, вытаскиваю.
Змея потянулась назад так быстро, что Итачи выблевал желудочный сок, стоило пасти вырваться из его рта и злобно прошипеть на тяжело дышащего Учиху, задающегося, вспотевшего и растрёпанного. Врачи отпустили, позволив обмякнуть как изодранной тряпичной кукле, над которой издевались злые дети.
— Какудзу, ты же любишь бабло? Давай поспорим, что мой пациент как минимум дойдет до 8 фазы.
— Еще никому это не удавалось кроме моего Хидана.
— Ой-ей, а ты прям гордишься своим больным ублюдком. Тебе же просто повезло, что тебе попался садо-мазохист.
Итачи молил, чтобы препарат, о котором они говорили, начал уже действовать, и он потерял сознание. Но Учиха все чувствовал, слышал без возможности пошевелиться. Его перевернули на спину, развернули руки ладонями вверх, и прикрепили жгутами, стянув до жгучей боли в кистях. Фиксатор изо рта вынули, но обессиленный Итачи не мог закрыть сам рот, по подбородку стекали остатки выблеванной слюны вместе с желудочным соком. Теперь правую руку прошило длинной иголкой, пробирающейся до самой кости. Тело свело судорогой, а в груди разливалось тепло, завязывающиеся в тугой узел.
Боль. Невыносимая боль, распространяющаяся от груди по всему телу до самых кончиков пальцев.
— Представь, что это просто сон, — прошептал мелодичный женский голос.
На угасающих задворках сознания Итачи зацепился за это голос, как за брошенный канат утопающему. На плече появилась приятная обнадеживающая тяжесть, и, наклонив голову набок, Учиха скосил взгляд на сжимающие его плечо пальцы, точно женские — тонкие, холеные и длинные. Четвертый человек? Нет, тот голос был точно мужчиной, но сейчас он отчетливо слышал женский.
Тьма окутывала в одеяло, из которого он пытался выбраться всю ночь, как из запутанного сна, в котором ты открываешь глаза, но не можешь проснуться. А ласковый голос молил его проснуться, вторя, что он идет, что еще ничего не кончено.
— Проснись, Итачи….
Яркие вспышки размывало накладывающейся одной на другую картинку. Лампы на потолке больше не жгли жгучими вспышками, тусклое освещение моргающего источника освещали на потолку кровавые разводы крыльев. Передвигающаяся тень, парящая, как ангел, по кабинету, меркла по мере того, как Итачи приходил в себя. И чем отчётливее он слышал приближающиеся шаги, тем тусклее были исчезающие крылья. Итачи протянул дрожащую руку к исчезающему миражу, на фоне которого появилась высокая мужская фигура.