Психоделика любви: Начало
Шрифт:
Десятки глаз вылупились на Итачи, отчего Учихе стало не по себе, и он нервно потер шею. Но врача его фамилия не впечатлила.
— Что же вас сюда привело? Что с вами не так?
— Я думал, это вы должны мне сказать, что со мной не так.
Врач перестал быстро выводить строчки в карте, пальцы лишь на мгновение сжали ручку сильнее обычного.
— Я порезал себе вены, потому что так мне приказал голос.
— Голоса повсюду, Тоби тоже их слышит, — донесся тихий протяжный голос. Сидящий на полу, в отличие от всех, человек в маске, чей голос больше напоминал ломающийся
— Тоби, может, сегодня ты снимешь свою маску?
— Тоби не может. Тоби хороший мальчик, он ничего не видел. Тоби стесняется новых лиц.
— Наш новенький не кусается, ему наверняка тоже будет интересно посмотреть на твое лицо.
— Как же я вас всех ненавижу, когда же вы заткнетесь!
Все это время сидящий в углу комнаты юноша, прятавший лицо в коленях, взревел, как раненный зверь, кончив рыком полным боли. Когда он поднял лицо, Итачи вздрогнул — слишком сильно это лицо напоминало Саске. Но не внешностью, а состоянием. Такое же болезненно-бледное, с черными кругами под глазами. Он провел темно-красными ногтями, под которыми запеклась кровь, по лицу и сорванным от крика голосом продолжал истерично верещать:
— Я хочу спать! Дайте мне мое снотворное! Погрузите меня в сон без сновидений! Я не могу спать сам, иначе они снова за мной придут! Я не хочу больше чувствовать эту боль! Песок, он повсюду! Мне больно! Больно! Почему вы этого не понимаете?
Стоящие на входе санитары потянулись к смирительной рубашке, которая, вероятно, принадлежала кричащему юноше. Он свалился на четвереньки, отчего стал напоминать настоящее животное.
— Гаара, мы с тобой уже говорили об этом. Ты не можешь всю свою жизнь сидеть на нашем снотворном. Ты должен учиться спать сам, — холодно ответил врач.
— Но мне больно!
— В боли нет ничего страшного. Боль — у нас в мозгу, ты должен научиться её контролировать.
Итачи было хотел вставить слово, но его одёрнул рядом сидящий парень. Чуть наклонившись к Учихе, он зашептал:
— Лучше не надо. Пейн не любит, когда его перебивают на собраниях.
Итачи взглянул на своего соседа, вероятно, ровесника, которого сначала издалека можно было спутать с девушкой из-за длинных светлых волос. Единственный целый глаз смотрел на пластилиновую фигурку, которую он сминал в холенных пальцах.
— … ангел меня понимает, — Итачи зацепился за обрывок фразы Гаары. Уже полностью поднявшись на ноги, покачнувшись, он направился на Пейна. — Она поет мне колыбельные, чтобы не было так больно. Она тоже хочет спать, и поэтому наблюдает за спящими.
Санитары подхватили Гаару, не позволив наброситься на Пейна. Мужчина, выказывая весь свой скептицизм, косо наблюдал, как бьющегося в припадке Гаару скручивают в белые жгуты, на губах парня запузырилась белая пена, вид которой привел в волнение многих пациентов. Тоби начал раскачиваться взад-вперед и причитать, что он хороший мальчик. Поднялся плач, смешанный с гоготом. Вскочивший на стул Наруто закричал, что он тоже видел ангела. Кто-то выскочил из комнаты, завопив на всю округу. А рядом сидящий блондин подскочил
— КААААЦ!
Фигурка врезалась в спину одного из санитаров и упала на пол.
Пейн перевел ничего не выражающий взгляд с сиротливо лежащей птички на ее обладателя. Блондин гневно зарычал, вскинул руку, указав пальцем в сторону своего творчества, и гневно вскричал:
— Не смей недооценивать мое искусство! Ты думаешь, я шучу? Искусство — это пламенная вспышка экспрессии, которая…!!!
Крики неудавшегося подрывника удалялись по мере того, как его тащила из комнаты прибывшая подмога, едва не волоча по полу.
Во всем этом шуме и хаосе, Итачи упал со стула и согнулся пополам, заткнув уши. Он готов был поклясться, что сам начинает сходить с ума. Безумие могло оказаться заразным.
После ужина Итачи направлялся в общее мужское отделение, когда внимание его привлекло нечто не совсем нормальное в жизни простых обывателей, но вполне привычное для психушки: из-за угла торчала разговаривающая сама с собой задница. И по мере того, как приближался Учиха, голос становился отчётливее, и Итачи узнал его.
— Тоби?
— Вы видите мою задницу, но не мою тонкую душу, — кокетливо захихикала виляющая задница.
— О боже, — все, что на это сказал Учиха, многозначительно покачав головой. — Тоби, можно мне пообщаться с тобой, а не с твоей задницей?
— Моя задница – часть меня, она все знает, как и я, — но задница скрылась, и из-за угла выглянул Тоби, прижавший к маске указательный палец, вероятно, посчитав, что жест выглядит как фильтрующий.
— Ты знаешь Учиху Саске?
— Ну конечно. Ведь Тоби и сам Учиха. Разве моя задница не выглядит, как типичная Учиховская?
Итачи застыл, не зная, стоит ли вставлять свои претенциозные комментарии по поводу того, что он думает о его заднице, но мотнув головой, скорее себе, чем Тоби, на грани вежливого терпения, монотонно процедил сквозь зубы:
— Ладно, тогда где Наруто?
Наруто нашелся в общем душе, где, чинно расхаживая из угла в угол с пеной на голове и полотенцем на бедрах, мальчуган репетировал свою будущую президентско-императорскую речь.
— Наруто, ты знаешь, где Саске?
Наруто нахмурился, недовольный тем, что его так беспардонно прервали, и уставился на Итачи злобно-агрессивным взглядом.
— Учиха Саске, Наруто, ты ведь говорил о нем сегодня на групповом занятии.
— Правда? — и стрельнул хитрым взглядом в сторону.
Итачи подошел ближе и, приняв правила местной игры, тихо, чтоб посторонние их не услышали, зашептал:
— Я проголосую за твою кандидатуру в президенты-императоры.
Засиявший неподдельным счастьем Узумаки, взбил на голове пену, так будто поправил корону и зачесал указательным пальцем в ухе.
— Саске совсем отбился от рук, встал на неверный путь, все о своей мести и говорил, начал кидаться на больных и персонал. Я слышал, что он обжег одному врачу лицо так, что у того теперь шрамы, вот его и утащили туда, наверх.