Психолог, или ошибка доктора Левина
Шрифт:
Мысль, с которой он совершенно не согласен.
И все-таки… Все-таки.
Конечно, вид деревьев успокаивал. Вот даже сейчас. Но на краю сознания все равно маячил дурацкий страх: вдруг сломается машина, и они вчетвером окажутся перед лицом этой неземной красоты, которая запросто их убьет, если не придет помощь, и которая лишь тогда становится красотой, когда в ней есть хоть один изгаженный уголок, затоптанная тропинка, брошенная бумажка, костер, ржавая труба с теплом, зарытая в канаву,
Все, что так красиво: звездное небо, океанский простор, бескрайние поля, глухой заповедный лес, снежные шапки гор – является в своем чистом, первозданном виде смертью. В том виде, в каком это все существует, одна субстанция все равно пожирает другую.
Не хотелось думать о смерти. Лева почему-то довольно ясно и отчетливо различил, что думать о ней сейчас не надо, она и так где-то рядом.
Он повернулся к Петьке.
Петька не спал, тоже молча смотрел за окно.
– Ну ты как, Петруччио? – спросил Лева.
– Нормально, – ответил Петька, не поворачиваясь от окна, лишь коротко взглянув в его сторону. – А ты как?
– И я нормально.
– А в лесу волки есть?
– Ну не знаю… – Леву слегка поразило совпадение их мыслей. – Ну да, есть, наверное.
– А что они едят?
– Вот я сам об этом думаю. Есть-то им там совершенно нечего.
– Они приходят в деревню и ищут коров, – сказал Стокман строго. – Или овец, или кур. Что есть в деревне, то и ищут.
– А людей? – вдруг спросил Петька.
– А людей они не ищут, – солидно сказал Стокман. – Люди все в домах попрятались. А волки, они же открывать дверь не умеют. У них же рук нет.
– А если человек пописать выйдет? – упрямо спросил Петька.
– Он с собой ружье возьмет. Посмотрит, нет ли волка, и пойдет пописает, – поддержал разговор Лева.
– С ружьем пописает? – переспросил Петька.
– С ружьем, – подтвердил Лева.
– А куда же он его поставит?
– Ну куда-нибудь. Куда-нибудь поставит. Пописает и снова возьмет.
– Так, постойте… – сказала вдруг Даша. – Значит, человека вам жалко? А корову не жалко? Или овцу? А как же женщина? Она же, может быть, стрелять не умеет?
– Да! – сказал Петька. – А как же женщина? Она же стрелять не умеет?
– Да… – сказал Стокман задумчиво. – С женщинами всегда проблема. Не знаю, как ее решать. Ну, ладно, горшок можно ей в доме поставить. Ведь можно ей горшок поставить?
– Фу, как неэстетично, – сказала Даша. – Лучше пусть она научится стрелять.
– Лучше? – спросил Лева, как бы слегка очнувшись. – Да вряд ли лучше. Хуже, наверное. Еще застрелит кого-нибудь. Так что лучше не надо.
– Да! – сказал Петька. – Еще застрелит кого-нибудь. Лучше не надо.
– А ты-то откуда знаешь? – возмутилась
– Я все знаю, – важно ответил Петька.
– Он все знает, – подтвердил Стокман.
– Дискриминация… – продолжала возмущаться Даша. – На машине женщина, значит, везти вас может. А с ружьем ходить – нет. Да не боюсь я вашего волка! Выйду, крикну как следует на него, и не надо никакого горшка. Убежит как миленький.
– Не убежит! – сказал Петька упрямо.
– Голодный очень. Не убежит, – с сожалением сказал Лева.
– Да ну вас, – хмыкнула Даша и вдруг начала смеяться.
Лева видел, как она пытается подавить смех, и начал непроизвольно улыбаться вместе с ней.
Она увидела эту его улыбку и мгновенно нахмурилась.
– Мам! А как ты можешь крикнуть? – вдруг спросил Петька.
– Громко! – сказала она.
– Ну как?
Даша помолчала, а потом застенчиво сказала:
– Гав!
Лева и Стокман непроизвольно заржали.
– Можно, я пока остановлю? – спросила Даша. – Кстати про пописать…
Все четверо вышли из машины.
Потоптавшись, Стокман повел Петьку в лес, за тем самым опасным делом, во время которого человека может съесть волк. Они шли, проваливаясь в сугробы, Стокман держал Петьку за руку, их фигуры быстро стали почти невидимыми в белом мареве летящего снега, и Лева ощутил к ним свое прежнее чувство – острой и печальной любви. В последнее время оно вытеснилось какой-то тревогой или ожиданием, а сейчас вернулось вновь.
– Дурацкая ситуация, – сказала Даша. – Я вас нашла, а о чем говорить, не знаю. Правда, дурацкая?
– Ну да… – медленно сказал Лева, продолжая глядеть на Стокмана с Петькой (Сергей как раз снимал с Петьки штаны, типичным таким родительским жестом, женщины обычно снимают штаны с ребенка, сидя на корточках, а мужчины – наклонившись над ним). – Может, и не надо пока говорить, Даш? Может, это к лучшему?
– Что к лучшему? – жестко спросила она.
Он не знал, что ответить. Просто смотрел на нее.
А она – на него.
Тем временем вернулись Петька со Стокманом.
– Никому больше не надо? – деловито спросил Стокман. – Тебе, Даш?
– Спасибо. Я как-нибудь о себе сама позабочусь, – сухо сказала она.
– Ах вот как, – в тон ей ответил Стокман. И вдруг спросил: – Ну а что же нас ожидает в Москве? Повестки, воспитательные беседы, приводы в милицию?
Наступило молчание. Первым его нарушил Петька:
– Мам! Ты уже поймала преступника?
Даша ответила, с трудом подбирая слова:
– Я больше не работаю в милиции, Петь.
– А где ты работаешь?
– … Вот. С дядей Левой работаю.
– А кем ты работаешь?