Психология и психотерапия семьи
Шрифт:
Чеккин. Вам понятно, что пятеро детей должны собираться вместе без родителей? Родители не должны присутствовать, потому что это проблема для вас пятерых: оцените, успешны вы или нет. И это должно происходить в то время, когда родителей не будет дома. Вероятно, вы даже не должны рассказывать им о том, что у вас происходило. Если вы захотите, то это возможно, но мы предполагаем, что вы не захотите. Вы должны оставить это при себе. Джон, ты должен взять на себя ответственность и созваниваться с другими время от времени.
Джон. Да, хорошо.
Палаццоли. Да.
Чеккин. Хорошо,
Обсуждение
Чеккин. Когда мы рассматриваем вмешательство, мы должны понять ту логику которая будет применена к семье. Содержание вмешательства может быть сумасшедшим, но формально оно должно иметь логику. И мы можем спекулировать тем, что логика вмешательства будет направлена к левому полушарию семьи (если вам нравится рассуждать в такой манере), а сумасшедшая часть будет обращена к правому полушарию.
Босколо. Другой путь – находить посылку и применять ее. Например, есть сумасшедшая идея, что люди должны быть совершенными, – мы должны создать такую логику при этом, чтобы все в семье было связано этой посылкой. Мы должны сделать все логичным, исходя из посылки о совершенстве, которую мы инкорпорируем в миф совершенных родителей и совершенных детей. Согласно этой посылке, родители нуждаются в детях – подразумевается, что дети никогда не покинут дом, логично, что один из детей должен сойти с ума, понятно, что психотерапия бесполезна. Вы можете, конечно, сказать, что эта посылка противоречит логике и здравому смыслу, что дети должны быть хорошими, психотерапия должна помогать и т. п. Но мы только включили логику, объясняющую поведение семьи при условиях этой посылки.
Чеккин. Сейчас мы можем понять, что логика так называемого парадоксального вмешательства ясна, строга и обязательна – оно ведет себя как ген, организующий структуру клетки.
Пенн. Изменение посылки создаст реакцию карточного домика: все старое поведение рухнет, как свергнутый режим.
Хоффман. Бейтсон говорил об экономии гибкости в адаптивных системах, он говорил о том, что вы должны иметь ригидные посылки, автоматические, лежащие ниже уровня осознания. Изменить их – все равно что повернуть главный переключатель.
Чеккин. Да. Лучшие изменения в процессе семейной психотерапии возникают, когда вы успешны на уровне глубоких посылок.
Босколо. Наилучшим вмешательством в данной семье было бы изменение посылки. Мы могли бы сказать: «Мы понимаем, почему родители создали этот миф о необходимости быть совершенными. Они живут с этим мифом, потому что они очень много страдали. Но сейчас мы видим, что он уже не нужен. Возможно, два или три года уйдет, чтобы они избавились от этого мифа и забыли своих бывших супругов, и до этого момента дети должны встречаться друг с другом, чтобы обсуждать, как они могут помочь родителям».
Хоффман. Собираетесь ли вы следить за катамнезом этой семьи?
Чеккин. Насколько мы понимаем, они не вернутся в клинику. Мы берем на себя ответственность за то, что семья справится с кризисом без дальнейшей психотерапии.
Хоффман. Но если они все-таки вернутся, будет ли у вас чувство, что вы недостаточно хорошо поработали?
Чеккин. Нет. Мы заложили основу равновесной ситуации – если семья не придет, то это будет лучший результат, но если даже она придет – это тоже было условием вмешательства.
Работа котерапевтов Э. Г. Эйдемиллер и Н. В. Александровой на сеансе системной семейной психотерапии
Наконец, в качестве последней иллюстрации этой темы приводим краткое описание сеанса семейной системной психотерапии Э. Г. Эйдемиллера и Н. В. Александровой.
На сеанс пришли:
• Константин Александрович, 10 лет, 5-й класс – так представился мальчик;
• мать – татарка, отец – русский (есть еще сын 23 лет, на сеансе отсутствует).
Всего было две встречи по инициативе психотерапевта, которая рассказала о своих затруднениях и диагностических размышлениях.
Первая встреча продолжалась 15 минут. Пришли отец, мать и ребенок. Участники расселись следующим образом (рис. 38):
Рис. 38
Познакомились. Мать стала рассказывать, и мальчик во время рассказа принял закрытую позу, потом появились навязчивые движения, хмыканья. Рассказ матери: такие движения появились около года назад, вскоре после возвращения старшего сына из армии. Сложилось впечатление, что он «дергается», когда не согласен. Мать говорила о нем как о трудном, непослушном, несобранном: не хочет одеваться, поправлять одежду и т. д. Затем стал говорить мальчик: «Учусь неплохо, но учиться стало трудно». На вопрос профессора, хочет ли он консультацию при группе людей, мальчик ответил, что ему будет трудно, но что он потерпит. Отец во время встречи молчал.
Семья вышла. Мать в коридоре заправила сыну рубашку в штаны, как это делают ребенку трех лет. По лестнице мальчик сбегал, радостно прыгая через ступеньку, навязчивости отсутствовали.
Вторая встреча, 2 часа. Рассадка (рис. 39):
Рис. 39. Семья, психотерапевты и врачи-слушатели
Рассадка произошла в значительной степени по инициативе мальчика (профессор задавал ему вопрос: «Как тебе?» – «Хочу поменяться»).
Вопрос профессора: «Кто будет говорить?» Мать и отец обменялись взглядами, и после этого стал говорить отец: «Не подчиняется требованиям. Не соблюдает технику безопасности. Неужели это так трудно?» Во время рассказа лицо у отца бесстрастное, у матери и у мальчика тоже. С разговора о ребенке постепенно рассказ перешел на отца. Отец – специалист по АСУ. Точный, обязательный, не представляет себе жизни без правил.
Обращение к матери: «А какая вы?»
Мать – «из двух половинок», до брака – веселая, но строгих правил. Выбрала мужа, который соответствовал этим правилам.
Мальчик отца выслушал, а во время рассказа матери стал вмешиваться, рассказывать про себя, вскакивать с места, стремился объяснить все, что касалось его. Появились «дерганья», всхлипывания, крики, «задыхания», «застывания». Двигательный ритуал состоял то из эпизодического напряжения мышц лица, шеи, туловища, то из судорожного движения рукой сверху вниз.