Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности

Леонтьев Дмитрий Борисович

Взаимодействие с этим объективированным в произведении миром автора и представляет собой художественное переживание. «Художественный материал обладает способностью “оживать” в личностном сознании, становится частью реального функционирования этого сознания» (Шор, 1980, с. 35). Внесение (или невнесение) в сознание реципиента нового смыслового содержания и позволяет, собственно говоря, ответить на главный вопрос: состоялось или не состоялось реальное восприятие художественного произведения ( там же, с. 34). Но поскольку два смысла необходимо «должны внутренне соприкоснуться, то есть вступить в смысловую связь» ( Бахтин, 1979, с. 219), следующей стадией процесса художественного переживания будет являться соотнесение личного смыслового опыта реципиента со смысловым опытом художника, воплощенном в произведении (Шор, 1978). А.Ф.Лазурскому удалось экспериментально зафиксировать процесс разложения текста сразу после его прочтения и комбинирования его элементов с элементами личного опыта реципиента (см. Выготский, 1968, с. 108).

В том случае, если взаимодействие смыслового содержания произведения с личным опытом реципиента приводит к реальным трансформациям последнего (Целма, 1974), художественное переживание завершается эффектом катарсиса. Преобразование, «очищение» эмоций, в форме которого эффект катарсиса переживается субъектом, является отражением процесса глубинной смысловой перестройки, диалектического разрешения на новом уровне внутреннего противоречия в смысловой сфере личности.

Смыслостроительство, происходящее в личности под воздействием контакта с искусством, не всегда протекает в направлении ее развития. Секрет специфической действенности искусства – в художественной форме, которая вводит мир произведения в «непосредственное и непринужденное» ( Натев , 1966) соприкосновение с внутренним миром личности. Однако в эстетически действенную форму может облекаться не только глубокое и возвышенное, но и примитивное, пассивное или циничное мироотношение. «Почему мы возмущаемся бульварным, порнографическим искусством? Если бы его предназначение ограничивалось “развлечением” индивида, отдыхом… то не стоило бы так ополчаться против лжеискусства. Но, пользуясь средствами искусства, оно не просто… развлекает, оно оказывает влияние и на мироотношение человека. Разумеется, лишь тогда, когда оно его затронуло» (Натев, 1966, с. 207). В этом случае смысловые перестройки ведут в конечном итоге не к развитию личности, а к ее деградации.

Как и в критических ситуациях и в ситуациях диалога, условием возможности смысловых перестроек под воздействием искусства является готовность субъекта к таким перестройкам, его открытость диалогу с иной смысловой перспективой. Столь же характерна противоположная, защитная установка, обеспечивающая нечувствительность к воздействию искусства. Одной из форм такой защитной установи! является эстетская установка; недаром О.Уайльд заметил, что один из способов не любить искусство – это любить его рационалистически. Различные варианты такого «частичного» (в противоположность целостному) восприятия искусства, при котором оно лишается своих сущностных черт и тем самым возможности воздействия на воспринимающего, описаны в статье М.Тимченко (1981).

Попробуем теперь рассмотреть вместе все три описанных выше класса ситуаций, в которых могут происходить процессы смыслостроительства. В критической жизненной ситуации имеет место столкновение субъекта (личность которого представляет собой устойчивую иерархию его отношений с миром) с самим миром, в результате чего выявляется противоречие между реальными жизненными отношениями и их смысловой репрезентацией в структуре личности. В двух остальных случаях происходит аналогичное столкновение, однако не с самой реальностью мира, а с иной смысловой моделью мира, смысловой перспективой мировосприятия, носителем которой выступает в одном случае конкретный Другой во всей своей целостности, а в другом случае – художественное произведение. Возникающее в этом случае противоречие между собственной и чужой смысловой перспективой мировосприятия будет иметь критический характер лишь в том случае, если чужая альтернативная смысловая перспектива будет оценена как более адекватная – либо в силу ее большей обоснованности, либо в силу априорного признания за конкретным Другим (или за автором художественного произведения) высшего авторитета в осмыслении мира. Во всех случаях процессы смыслостроительства служат разрешению выявившегося критического противоречия.

Естественно, что необходимым условием выявления смыслового противоречия является сама возможность вступления смыслового опыта субъекта в непосредственный контакт с чужим смысловым опытом или с самой реальностью бытия, что требует отказа от описанных выше психологических защит.

Различия трех описанных ситуаций связаны прежде всего с их критичностью, остротой, насущностью. Критические жизненные ситуации представляют некоторый предел, за который уже нельзя двигаться, не разрешив противоречия. Смысловые перестройки в этих ситуациях абсолютно необходимы, они выступают условием сохранения психологической ценности личности в долгосрочной перспективе позитивной дезинтеграции сложившихся ригидных регуляторных структур и их реинтеграции на новой основе.

Напротив, искусство «есть организация нашего поведения на будущее, установка вперед, требование, которое, может быть, никогда и не будет осуществлено, но которое заставляет нас стремиться поверх нашей жизни к тому, что лежит за ней» ( Выготский , 1968, с. 322). Смысловые перестройки, происходящие под воздействием контакта с искусством, не являются жизненно необходимыми сегодня, но вооружают субъекта механизмами преодоления реальных кризисов завтра. Субъекту нет необходимости для развития и обогащения своего мировосприятия переживать каждый раз новые и новые кризисы в своей жизни. Искусство позволяет сделать это безболезненно, воздействуя на человека так же непосредственно, как и реальная жизнь, но при этом непринужденно, не заставляя его подчиняться какой-либо жесткой необходимости ( Натев , 1966). В развитии, обогащении форм осмысления человеком действительности и заключается основная психологическая функция искусства, приобщение к которому не только не «отрывает» человека от жизни, а скорее наоборот, приближает его к ней (см. Леонтьев Д.А., 1998 а).

Ситуации общения занимают промежуточное положение. С одной стороны, они не содержат в себе такой жесткой необходимости, как критические жизненные ситуации; с другой стороны, они не предоставляют и такой свободы в отношении в ним, как ситуации контакта с искусством. Поскольку человек живет в окружении других людей, в обществе ему приходится в большей или меньшей степени согласовывать свое мировосприятие со смысловой перспективой других людей, а также социальных групп и человечества в целом. В сущности, социализация заключается в более или менее успешном преодолении исходной эгоцентрической смысловой перспективы. Это привносит в ситуацию общения момент необходимости и критичности, присутствующий в ней наряду с моментом непринужденности.

Подытожим содержание раздела. Поставив проблему перехода от структурно-функционального к динамическому анализу смысловой сферы личности и смысловой регуляции деятельности, мы выделили три рода смысловых процессов: смыслообразование – расширение смысловых систем на новые объекты и порождение новых производных смысловых структур; смыслоосознание – восстановление контекстов и смысловых связей, позволяющих решить задачу на смысл объекта, явления и действия; смыслостроительство – содержательная перестройка жизненных отношений и смысловых структур, в которых они преломляются. Процессы смыслостроительства могут порождаться тремя классами ситуаций: критическими (экс-квизитными) жизненными ситуациями, обнажающими рассогласования жизненных отношений и смысловых структур личности, личностными вкладами значимых других и столкновением с художественно запечатленной реальностью в искусстве. Этот спектр процессов динамики смысловой сферы личности охватывает как эволюционные, так и революционные изменения; как осознаваемые или даже инициированные работой сознания, так и неосознаваемые трансформации; как «синхронические», так и «диахронические» процессы (см. Петровский В.А., 1996, с. 26). Нам представляется, что системный взгляд на смысловую динамику, дополняющий развернутые в предыдущей главе структурно-функциональные представления, позволяет поднять смысловой подход на качественно новый уровень.

4.2. Филогенез смысловой регуляции

В данном разделе мы затронем проблемы «большой динамики» развития смысловых образований. Авторы, которые ввели это понятие, определяли «большую динамику» как «процессы рождения и изменения смысловых образований личности в ходе жизни человека, в ходе смены различных видов деятельности» (Асмолов, Братусь и др., 1979; см. Асмолов, 1996 а, с. 110). На наш взгляд, это понимание требует уточнения: мы будем говорить о «большой динамике» или просто о развитии смысловой сферы в случае таких ее изменений, которые сопряжены с качественными изменениями процессов смысловой регуляции в целом, а не просто смены одних смысловых образований другими или их трансформаций, которые описаны в двух предыдущих разделах. Порождение новых смыслов, их исчезновение, перенос на новые носители, осознание и даже «смыслостроительные» трансформации представляют собой феноменологию актуальной динамики функционирования смысловой сферы, но не ее развития. О развитии смысловой сферы мы вправе говорить тогда, когда мы сталкиваемся с изменениями закономерностей, по которым осуществляются процессы смысловой регуляции, или же изменениями основ структурной организации самих смысловых систем.

Попробуем выделить основные линии и вехи развития смысловой сферы, основываясь на сравнительно немногочисленной литературе на эту тему. Как правило, это развитие описывается в ней преимущественно в терминах развития мотивационной сферы или эмоциональных процессов; мы, однако, попытаемся вычленить закономерности, описывающие развитие именно смысловой сферы.

Мы начнем с филогенетического анализа – с анализа того, каким образом и в какой форме смысловые механизмы включены в регуляцию поведения животных. Первым вопросом, без четкого ответа на который невозможно двигаться дальше, является вопрос о том, можно ли говорить о смысле и смысловой регуляции применительно к поведению животных. А.Н.Леонтьев (1972; 1984) использовал понятие смысла как ключевое объяснительное понятие именно в контексте проблемы поведения животных (введя при этом лишь различение биологического и личностного смысла). С другой стороны, в главе 2 мы говорили о смысловой регуляции как присущей исключительно человеку. Нет ли здесь противоречия?