Психология внимания

Гиппенрейтер Юлия Борисовна

Ослабление внимания достигает крайних пределов в мании, которая, как известно, состоит в общем и постоянном перевозбуждении психической жизни. Диффузия (рассредоточенность) бывает не только внутренняя, она выражается беспрестанно вовне и расходуется ежеминутно. Заметны постоянное волнение, постоянная потребность говорить, кричать, потребность в резких поступках. Состояние сознания немедленно проявляется вовне.

«Маньяки, — говорит Гризингер, — могут иногда в течение очень продолжительного времени производить затрату мускульной силы, которой не выдержал бы здоровый человек. Они проводят недели или целые месяцы почти без сна, обуреваемые сильной яростью, и единственным объяснением этой громадной затраты представляется следующее: вследствие аномалии чувствительности мускулов эти больные не знают чувства утомления».

Вместе с тем ощущения, образы, идеи, чувства сменяются с

такой быстротой, что едва достигают степени полного сознания, и часто связывающая их ассоциация совершенно исчезает для зрителя.

«Поистине ужасна, — говорил один из них, — быстрота, с какой сменяются мысли в уме».

В итоге в области мысли — беспорядочное мелькание образов и идей, в области движений — прилив слов, криков, жестов, стремительных движений. Нет надобности доказывать, что все условия, противоположные состоянию внимания, соединены в мании. Здесь невозможны ни сосредоточение, ни приспособление, ни продолжительность. Это — торжество мозгового автоматизма, предоставленного самому себе и лишенного всякой узды. По этой причине у маньяков существует иногда чрезвычайная экзальтация памяти; они способны декламировать наизусть давно забытые длинные поэмы.

В этом умственном хаосе ни одному состоянию не удается установиться надолго.

«Но если явится сильное воздействие на ум маньяка, если неожиданное явление остановит его внимание, он внезапно становится разумным и рассудок его поддерживается до тех пор, пока впечатление сохраняет силу, достаточную для того, чтобы остановить его внимание» [71] .

Вот еще пример, показывающий, от каких причин зависит непроизвольное внимание.

Мы назовем общим именем истощения группу довольно многочисленных состояний, где внимание не может перейти за пределы очень слабой степени. Это не значит, что ему приходится, как, например, в мании, бороться с чрезвычайным автоматизмом; слабость его является самостоятельно: примеры мы находим у истеричных, у некоторых меланхоликов, в начале опьянения, при наступлении сна, в состоянии крайнего утомления физического или умственного. Дети, страдающие пляской св. Витта, также мало способны ко вниманию.

71

Esquirol. Maladies mentales, т. II, стр. 47.

Эти болезненные или полуболезненные состояния подтверждают тезис, приведенный нами выше (при изучении нормального состояния), что механизм внимания обязательно двигательный. При истощении замечается невозможность или крайняя трудность фиксировать внимание: ни одно душевное состояние не может ни вызвать достаточное приспособление, ни продолжаться, ни взять перевес над другими. Это мозговое истощение, являющееся вследствие какой-либо неправильности в питании, выражается двояким образом: во-первых, состоянием сознания, лишенным интенсивности или продолжительности, и, во-вторых, недостаточной деятельностью двигательных нервов. Если движения, сопровождающие внимание, как-то: движения дыхания, кровообращения, движения головы, конечностей и т. д. — вялы, если все эти двигательные явления — не соприсутствующие, а элементы, составные части внимания, дающие умственному состоянию известные очертания, так сказать, облекающие его в плоть; если в нормальном состоянии они влекут за собой, как следствие, усиление ощущения, образа или идеи с помощью отраженного действия, то ясно, что качества эти в данном случае или отсутствуют, или слабеют и могут быть произведены только опыты внимания, слабые и непродолжительные, что в действительности и оказывается.

Возьмем случай опьянения, самый простой и вульгарный из всех и представляющий то преимущество, что здесь расстройство движений может быть прослежено до конца. В силу известного биологического закона разложение следует в порядке, обратном эволюции, причем его разрушительная работа переходит от сложного к простому, от менее автоматичного к более автоматичному. Этот закон проверяется на опьянении. Сначала расстраиваются движения наиболее деликатного порядка: движения речи, которая затрудняется, движения пальцев, теряющие свою определенность, затем полуавтоматичные движения, обусловливающие походку; человек пошатывается; еще далее пьяница не в состоянии уже сидеть и падает на землю; наконец наступает потеря рефлексов, и человек впадает в состояние полного опьянения, в крайней форме которого случается и потеря дыхательных движений.

Оставим без внимания последние фазы расстройства движений, являющиеся чисто физиологическими; вернемся к началу и посмотрим, что происходит при этом в сознании. Делается ли человек способным ко вниманию, а главное, к размышлению

после того, как он выпьет? Разгоряченное состояние, являющееся тогда у некоторых, составляет противоположность состоянию сосредоточенности. Задерживающая способность слабеет, человек без всякой осторожности следует изречению: «In vino veritas» (в вине правда). Затем мало-помалу сознание омрачается, состояния его принимают неопределенную форму и носятся подобно призракам, лишенным ясных очертаний.

Итак, ослабление внимания и движений идут рука об руку; это две различные стороны одного и того же в сущности явления.

Здесь, однако, возникает другой вопрос; не желая разбирать его мимоходом, мы только укажем на него читателю. Если состояние нервного истощения препятствует вниманию, то, следовательно, мы стоим здесь у самого источника последнего. Здоровый человек способен ко вниманию, к усилию, к работе в самом широком смысле; расслабленность не способна ко вниманию, к усилию, к работе.

Но произведенная работа не возникает из ничего, не падает с неба, она может быть только преобразованием раньше существовавшей энергии: переходом запасной работы в работу действительную. Эта запасная работа, хранящаяся в нервном веществе, есть сама по себе следствие происходящих в нем химических процессов. Вот в чем заключается конечное условие внимания. Пока я ограничусь только этим простым замечанием [72] .

Сон, по общепринятой теории, составляет также следствие истощения, а быть может, и известного рода отравления. Немногие авторы, изучавшие внимание во время сна, исходят от гипотезы, ясно или неясно выраженной, что оно есть власть, способность, и задаются вопросом, прекращается ли внимание в течение сна. Для нас вопрос этот ставится иначе; мы хотим просто знать: может ли это состояние относительного моноидеизма образоваться самостоятельно во время сна?

72

См. Заключение, § 2.

Несомненно, что часто какое-нибудь ощущение или образ является преобладающим в том ряду состояний сознания, который, развертываясь во время снов, протекает быстро и беспорядочно. Тогда происходит момент задержки; у нас является даже чувство приспособления, по крайней мере частичного и временного; наконец, преобладающее состояние всегда сопровождается каким-нибудь аффектом или сильной эмоцией (страх, злоба, любовь, любопытство и т. д.); таким образом мы находим все главнейшие признаки непроизвольного внимания.

Существуют ли также и эквиваленты внимания произвольного, искусственного? Прежде всего следует вычеркнуть известную категорию фактов, которые можно бы истолковать как примеры, подтверждающие это. Таковы решения задач, научные открытия, изобретения в области искусств или механики, остроумные комбинации, являвшиеся, как откровение, во сне. Тартини, Кондорсе, Вольтер, Франклин, Бурдах, Кольридж и многие другие приводили примеры личного опыта настолько общеизвестные, что мне достаточно только напомнить о них. Но все это не что иное, как результат мозгового автоматизма, т. е. такого вида деятельности, который находится в полном антагонизме с произвольным вниманием. Делают открытия, изобретения, решают задачи только сообразно с привычками своего ума. Кольридж сочиняет поэму, но не решает алгебраических задач; Тартини оканчивает свою сонату, но не изобретает финансовой комбинации. Это продолжительная работа предварительного высиживания, иногда сознательная, но чаще бессознательная (т. е. чисто мозговая), в которой сразу наступает момент вылупливания. Состояние ума в течение снов крайне неблагоприятно образованию произвольного внимания: с одной стороны, быстрота и несообразность ассоциаций, с другой стороны, исчезновение или крайнее ослабление всякой координации. Формы наивысшие, самые тонкие и сложные исчезают прежде всего. Тем не менее способность управлять волей не всегда прекращается, так как мы пытаемся иной раз остаться в том состоянии, которое нам нравится, или избавиться от состояния неприятного. Поэтому-то и существуют случаи, представляющие по крайней мере намек на произвольное внимание, что довольно естественно у тех, для которых оно привычно. Иногда бессмысленность некоторых снов возмущает нас; мы стараемся сами для себя отыскать в них противоречия. Мы делаем вычисления, неточность которых поражает нас, и усиливаемся отыскать причину ошибок [73] . Но это исключение. Если бы сон не был прекращением усилия в самой тяжелой его форме, то он не мог бы служить для восстановления сил.

73

См. несколько примеров у Сюлли, Illusions.