Психология зла
Шрифт:
Одна учительница рассказала мне такую историю.
Муж спрашивает жену, почему та, перед тем как варить курицу, отрезает у нее шею и лапки. Жена отвечает, что так делала ее мать. Муж идет к матери жены и видит, что та тоже отрезает шею и лапки. Спрашивает почему. Та отвечает, что так делала ее мать. Муж идет к бабушке жены и задает ей тот же вопрос. "А, так у меня просто кастрюля была маленькая", – отвечает старушка.
Подобным же образом возникает и множество других народных обычаев. Многие из них вообще не имеют смысла, некоторые вредны или ошибочны. Чего стоит хотя бы заявление о том (подается как народная мудрость), что погода в первые двенадцать дней года соответствует погоде двенадцати месяцев года. В этом
Примерам подобного абсурда несть числа. Но, право же, противно слушать, с каким придыханием восхищения возвещаются подобные народные приметы в государственных радиопередачах.
Почему не рекламируется теорема Пифагора, хотя она совершенно истина и полезна? – потому что она одинаково полезна для всех. Почему рекламируются народные приметы и верования, включая такие: "после Ильи нельзя купаться, вода холодная – Илья в воду нассяв"? – потому что для одних они гораздо выгоднее чем для других, – и эти другие вы. Эти простенькие суеверия помогают управлять вами, справляться с вами, держать вас в узде и в шорах.
Однако сознательная или подсознательная подтасовка – это только видимая часть айсберга. В основном люди обманывают сами себя потому что хотят обмануться.
В свое время, работая с детьми, я заметил, что не существует такой определенной вещи, как "авторитет педагога". Для каждого ребенка твой авторитет разный. Ниже или выше. Но существует такая грань, выше которой твой авторитет превращается в нечто совершенно иное – в харизму. Чем меньше ребенок, тем, как правило, эта грань ниже. Но и для взрослого не так уж высока. Еще задолго до этой грани ребенок перестает воспринимать твои слова критически, он понимает их как некоторые универсально существующие законы природы (как в примере с отрезанием шеи у курицы). Но если авторитет становится ЕЩЕ выше, то ребенок начинает находить в твоих словах то, чего в них вообще не содержалось и тоже воспринимать эту информацию как абсолютно достоверную. Он воспринимает тебя харизматически. Случайно сказанное тобой слово пробуждает самые невероятные ассоциации, простое действие воспринимается как исполненное глубокого смысла.
Иногда, разговаривая с таким ребенком (а такие развоворы очень утомляют), я говорил что-нибудь совсем невпопад; он (или она) задумывался, затем, просияв:
"Я понял", высказывал мне совершенно новую и незнакомую мне идею, которую якобы услышал в моих словах. То есть, бессмыслица подменялась действительно разумным умозаключением, но сам «мыслитель» этого не понимал.
Подобным образом толкуются и любые тексты, авторитет которых очень высок, выше харизматической грани. Эта грань отделяет здорового человека от фанатика, а здоровую идею от фанатоида. Любой фанатоид, заразивший человека, имеет авторитет выше харизматической грани – поэтому-то он и поддается бесконечному толкованию и углублению.
Однажды я гостил в деревне и мне пришлось вечером посидеть с маленькими детьми. У меня в руках был магнит, подобранный где-то в доме, круглый магнит от радиодинамика. От магнита откололся кусочек, форма которго отдаленно напоминала автомобиль. Кусочек стоял на большом магните, не падая, и поворачивался обратно, если его пробовали развернуть. Дети, оказывается, никогда раньше не видели магнита (им было лет по шесть) и очень заинтересовались. От нечего делать я принялся сочинять. Я сказал, что это волшебный автомобильчик и он может делать разные чудеса, только сейчас он устал. Дети спросили, что, например, он может сделать. Я ответил, что он может сложить разбросанные кирпичи, причем кирпичи будут бежать и сами складываться столбиком. Через пару дней мне совершенно серьезно рассказали, что дети в деревне видели, все как один, чудо: кирпичи бежали сами и складывались столбиком. И меня спросили:
"Как ты смог это сделать?" – никто и не сомневался, что я, каким-то городским фокусом, действительно заставил бегать кирпичи. Кажется, дети тоже не сомневались в этом.
5.6. ЦЕПОЧКА НАРАСТАЮЩИХ ЖЕРТВ. КАК ИДТИ ВПЕРЕД, УНИЧТОЖАЯ СЕБЯ.
Только что, набирая текст, я увидел соринку на клавитатуре. Вообще говоря, стучать по клавишам она совершенно не мешала. Правда, немного отвлекала. Я попробовал ее снять, но она упала между клавишами. Теперь она уже вообще не мешает, но я прерываю свою работу, чтобы достать соринку. А работа ведь довольно сложная и важная. Но соринка не вынимается, а лишь проваливается глубже. "Ну нет!" – говорю я ей, почти как живому существу и переворачиваю клавиатуру, чтобы ее вытрясти. Не тут-то было. Я пытаюсь вернуться к работе, но не могу. Приходится идти в соседнюю комнату за скрепками. Разогнув скрепку, я не без труда вынимаю соринку, которяая все так же мне не мешала и даже была невидимой. Теперь я снова могу работать.
Я условно называю этот эффект эффектом магнитофона, потому что впервые наблюдал его у человека, пытавшегося наладить магнитофон. Там все было так же.
Он прервал запись, потому что захотел смазать какое-то колесико. Этого можно было бы и не делать: несмазанное колесико не мешало. Но, чтобы залить смазку, ему потребовалось снять какую-то боле важную деталь и он увидел, что та деталь тоже не в порядке. Исправляя этот деффект, он нашел еще один, более глубокий.
Несмотря на спешку, он не смог возобновить работу, пока не исправил и этот. Но в результате качество работы магнитофона его не удовлетворило (хотя недостатки были несущественны для работы) и он взялся за еще боле серьезный ремонт – стараясь лишь "ради чистого искусства". В этот день свою работу он так и не закончил.
Здесь мы наблюдаем цепную реакцию мотивации: цепочку нарастающих жертв.
Допустим, чтобы исправить деффект номер один, человек жертвует десятью минутами времени. Но он обнаруживает деффект номер два, который требует еще пяти минут.
Десять минут, уже принесенные в жертву, перевешивают возможную жертву пяти. Хотя логики в этом немного, но субъективное ощущение именно таково. Но теперь общая жертва времени – 15 минут. Он находит деффект номер три, для исправления которого нужно еще десять минут. Но пятнадцать потерянных минут снова перевешивают десять и общая жертва равняется уже двадцати пяти минутам.
То есть, ЕСЛИ КАЖДАЯ СЛЕДУЮЩАЯ ЖЕРТВА МЕНЬШЕ СУММЫ ПРЕДЫДУЩИХ, ОНА ПРИНОСИТСЯ. По крайней мере, возникает отчетливое стремление ее принести.
Помните доктора из романа Уэлса "Человек-невидимка"? Того самого, который изобрел невидимость и потом был убит. Если бы в ту минуту, когда он впервые подумал о невидимости, ему сказали: "У вас получится, но вы будете терпеть огромные трудности, вы растратите деньги, вы приведете к смерти родного отца, за вами будут охотиться, стрелять, наконец, вас жестоко убьют." – что тогда?
Возможно, но не стал бы на этот путь нарастающих жертв, если бы знал о нем с самого начала. Но начиналось с маленьких жертв. Каждая следующая была меньше суммы предыдущих – и она приносилась. Жертвы расли. Наконец, смерть отца сделала сумму принесенных жертв такой большой, что она оправдывала почти любую будущую жертву. Человек, разорившийся и загубивший отца ради идеи запросто отдаст этой идее и остальные "мелочи жизни". Он становится фанатиком – человеком, порабощенным идеей.
По такой же схеме развивается драка: тот, кто получил десять сильных ударов, но не отомстил обидчику, считает нормальным получить еще парочку, но отомстить. Десять прошлых оправдывают два будущих. А двенадцать тем более оправдают продолжение драки. По той же схеме развиваются семейные скандалы, кровная месть, проигрыш состояния в казино. В каждом из этих случаев налицо ВРЕМЕННОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ В ФАНАТИКА. Поэтому, наблюдая их, можно изучать фанатизм почти "в лабораторных условиях"