Психопат
Шрифт:
– Поздравляю. Хотите, вручу вам какой-нибудь знак отличия?
Каммингс отложила вилку.
– Гиббонс, вы будете скучать по мне, когда я уеду в Квантико.
– Когда же это произойдет, доктор?
– На следующей неделе. Я не говорила вам? Меня отзывают на замену кому-то.
Гиббонс наклонился к ней:
– А что, если я посажу вас в поезд сегодня вечером и тут же начну скучать?
Каммингс вновь приторно улыбнулась.
– Эй, Тоцци!
Все повернулись к стойке. Рой, мускулистый бармен, махал рукой, подзывая именинника.
Перед тем как выйти
– Извините, я на минутку.
Подошел к стойке. Шутку со Стэси в тот первый вечер устроил Рой. Он знает ее. Может, она ему позвонила.
– В чем дело, приятель?
Бармен перегнулся через стойку и, понизив голос, сказал:
– Тебя кое-кто хочет видеть. Наедине.
– Что?
Тоцци с подозрением глянул на Гиббонса в кабине. Что эти двое приготовили ему на сей раз? Исполнительницу танца живота в задней комнате? Или стриптиз? Ему не до них. Он хочет видеть Стэси.
– Хватит сюрпризов ко дню рождения, а, Рой?
И направился обратно к кабине.
– Нет, погоди, Тоц. Это совсем не то, что ты думаешь. Приехала Стэси. Хочет поговорить с тобой наедине. Кроме шуток. – Рой указал взглядом на дверь рядом с музыкальным автоматом. – Она в кладовой. Попросила, чтобы я впустил ее с черного хода.
Тоцци уставился на дверь. За столиками между дверью и стойкой люди ели и пили, но он их не видел. У него заболело под ложечкой. Почему Стэси не вошла через парадную дверь? Почему прячется как шпионка?
– Иди, – сказал Рой. – Кладовая не заперта.
Тоцци кивнул и пошел. Интересно, что Стэси думает о нем. Он понимал, что она злится, но считал, что может все исправить. Объяснить, почему вел себя с ней так странно. В день похорон у него не было выбора, он был обязанехать. А раньше... теперь можно сказать и о той небольшой проблеме. Стэси поймет.
Подойдя к двери, Тоцци остановился. Розовые и голубые огни музыкального автомата осветили его руку на дверной скобе. Автомат проигрывал песню Мадонны, названия ее Тоцци не знал. На видеопленке певица с короткими, совершенно белыми волосами исполняла ее, одетая лишь в собачий ошейник и прозрачный лифчик, вызывая желание у всех мужчин. Тоцци подумал, что его проблема отошла в прошлое.
Он открыл дверь. Стэси стояла у ящиков с пивом. В кладовой под потолком горела одна тусклая лампочка. Волосы девушки не искрились в этом свете. Глаза блестели, но тоже не искрились. Одета она была в черные джинсы, коричневую джинсовую куртку и белую ковбойскую рубашку.
– Привет. Как дела?
– Закрой дверь, – сказала Стэси.
– Я оставил тебе на автоответчике запись...
– Знаю.
Она пристально поглядела ему в глаза.
Выражение ее лица было напряженным, но он не догадывался, сердита ли она, обижена или дело в чем-то другом.
– Стэси, я...
– Нет. Помолчи. – Она покачала головой. – Дай сказать мне. Я знаю, что должна сказать.
Ему не понравилось это вступление.
– Тоцци, ты спас мне жизнь, и я должна быть благодарна тебе... Да, я благодарна. За спасение жизни. Однако, что я чувствую – это особый разговор.
Стэси
– Я чувствую себя последней дурой, Тоцци. Безмозглой. Я очень тянулась к тебе в то утро в твоей квартире, когда ты одевался. Я очень хотела тебя. И когда ты сказал, что должен ехать на похороны, решила, что ты хочешь от меня отделаться. И нарочно выдумываешь. – Она ненадолго умолкла. – Я не понимала, что ты исполняешь свой долг – или как еще это назвать. Потому и поехала за тобой. Думала, ты все наврал. Видимо, я вела себя очень эгоистично.
– Нет, Стэси: Я не собирался отделываться. Я тоже хотел тебя, но...
– Дай мне досказать.
Тоцци кивнул:
– Хорошо.
– В церкви, когда ты сказал Солу Иммордино, что любишь меня и хочешь на мне жениться, я в это поверила. То есть понимала, что ты его дурачишь, но хотелав это верить. Потом почувствовала себя последней дурой, и это не давало мне покоя. Почему мне так хотелось поверить, хотя я знала,что это ложь?
– Стэси...
– Подожди. Дай закончить. – Она вытерла глаза и шмыгнула носом. – Последние два дня я только и думала, как бы мне жилось замужем за тобой. Пустые мысли.
Стэси вздохнула и попыталась рассмеяться.
– Теперь я даже довольна, что мы не спали вместе. У нас ничего бы не сладилось.
– То есть? Что ты хочешь сказать?
– Ты слишком мужественный для меня, Тоцци. Не знаю почему, но рядом с тобой всегда начинает казаться, что я маленькая девочка, а ты большой дядя и должен защищать меня.
Замечательно. Тоцци уставился на лампочку.
– Ты слишком уж мужчина, Тоцци. И в постели, наверно, сущий тиран.
Если бы ты только знала.
Стэси глубоко вздохнула.
– Пожалуй, в глубине души я всегда знала, что у нас ничего не сладится. То есть ты слишком уж правильный человек, агент ФБР и все такое прочее. Потом меня несколько смущает разница в возрасте. Видишь ли, после того как ты получил рану, я стала грезить о тебе. В определенном смысле ты очень романтичный персонаж. Пистолет, ловля преступников, работа в чужом обличье и так далее. Таких людей, как ты, встречаешь не каждый день. – Она выдавила улыбку и пожала плечами. – Но это, по крайней мере, для меня, романтика, а не реальность. Твоя жизнь, Тоцци, напоминает аттракцион «Русские горы», и я не хочу, чтобы меня катали. Я хочу сама выбирать маршрут.
Тоцци опустил взгляд, потом кивнул:
– Да... понятно.
Вздохнув, он примирился с тем, что остается в одиночестве – снова.
Они стояли под тусклой лампочкой, и оба не знали, о чем еще говорить. Стэси, в сущности, сказала все.
Тоцци указал большим пальцем на дверь.
– Стэси, мы все ждали тебя. Торта осталось еще много. Хочешь...
– Нет. Сейчас я не смогу сидеть в компании. Извинись за меня.
Тоцци кивнул:
– Ладно.
Стэси робко шагнула вперед, потом крепко обняла Тоцци и прижалась щекой к его плечу. Длинные бронзовые кудри покрыли его руку, словно одеяло.