Психотомия
Шрифт:
Вивисекция
Всякая вивисекция – ущербна. Ибо целостность того, что человек пытается разделить и обозначить, дав имена и отношения частям, гораздо важнее любых разделений и выделений, которые будто бы дают правду познания, но на самом деле лишь удовлетворяют «детский ум человека», который плохо переносит всякую целостность, не дающую возможность подступиться, ухватить, взять в руки, – целостность, ставящую под сомнение обладание собой, и тем самым нивелирующую власть над собой.
Целостность всегда ускользает, словно тяжёлый абсолютно ровный шар. Она не позволяет логическому, рационально-аналитическому разуму ничего понять, не даёт овладеть, пока из этого «шара» не выделена какая-либо часть, за которую можно ухватить, потянуть, и развалить на части, с углами, неровностями и дырами, – части, которые можно взять в руки, и получить удовлетворение обладанием, удовлетворение собственной властью. Поэтому целостность, для нашего рационально-аналитического разума, ничего не значит. Он не способен её
Что же есть в своей сути, вивисекция психологии, как не психа-анатомическая работа по разделению его целостности на составляющие, для осознания «рационально-аналитическими ганглиями» сознания его психоделического чрева? Он жаждет овладения, он стремится к власти по всем направлениям, как внешнего, так и внутреннего полей осознанности. Но для понимания вивисекции психологии, как метафизики сознания, начать необходимо с физики тела, с традиционной биологической анатомии.
Что есть анатомия человека в широком смысле слова, в историческом контексте его становления? Здоровье человеческого организма, его физическое состояние, в первую очередь зависит от того, как его предки выстраивали «генетику своей ветви», с какими проблемами сталкивались их физические и астральные тела, на протяжении жизни. Гармония всех физико-биологических составляющих организма, напрямую зависит от уходящих в прошлое корней, на которых вырастают «стволы» и «кроны» существующих ныне органоидов. И во вторую очередь, (не менее важную), такое здоровье основывается на том, как сам человек живёт, провоцирует ли своё здоровье на прогресс, или на регресс. И это – генетическое здоровье. Но самым важным здесь является именно психическое здоровье, что, как и физическое, выстраивается предками, и вырастает на корнях психотипа, уходящих также вглубь веков. Цепь, в которой есть ущербные звенья, оставляет желать лучшего в своей прочности, и способности противостоять напряжениям, коими наполнена наша жизнь. Но если в такой цепи превалируют «ущербные звенья», её прочность слаба настолько, что будет необходимо рваться при малейших нагрузках. Так происходит тот самый «отбор», что провозглашал некогда Чарлз Дарвин. И этот «отбор», по большей части происходит именно на психологическом уровне. Нет более важных консолей в человеческом существе, как психологические. Ибо от того, как ты смотришь на мир и себя в этом мире, как ты оцениваешь всё и вся, зависит твоё общее здоровье. На земле не существует непреодолимых препятствий, нет фатальных преград, и всё, что встаёт пред тобой, приводя тебя, либо к отчаянию, либо толкая к преодолению, является лишь монадой твоего разума. По большому счёту, ты сам в своём разуме создаёшь большинство препятствий, и делаешь их непреодолимыми, только исходя из собственных умозаключений. На земле столько путей, сколько ты способен генерировать в своём разуме. И ни одна гора, или стена, не имеет в себе фатальности, вопрос лишь в том, готов ли ты изменить в своём разуме подход к этой горе, или стене. Готов ли ты посмотреть на препятствие с иного угла, и насколько в тебе сильно желание преодолеть созданную тобой же гору, или стену.
Желание, есть главная консоль твоей воли. И то, чем ты готов пожертвовать ради достижения своего желания, есть основополагающий вопрос психотипа. То, что даётся просто так, без напряжения сил, без жертв, – не имеет ценности. Сама ценность чего бы то ни было, определяется только исходя из потраченной на неё энергии, исходя из тех страданий, которые предшествовали достижению желаемого. Инфантильный, слабый дух, неспособный на напряжение сил, на преодоление, не способен и ценить настоящие вещи в жизни. И даже сама жизнь, становится для него чем-то не очень ценным, и только врождённый страх, не позволяет ему расстаться с ней. Сильная натура, имеющая в душе несгибаемый стержень, не только не обходит стороной обстоятельства, противостоявшие его желанию и его воле, но и ищет такие обстоятельства, осознавая в глубине своего сердца, что его счастье зависит от становления внутренней силы, которая не может развиваться без таких обстоятельств. Для него самым большим страданием является ощущение ослабления своих внутренних консолей. И здесь самую главную роль играет Убеждение.
Убеждение
Каждый человек, получивший однажды в жизни хоть маломальское подтверждение наличия у себя таланта к какому-либо ремеслу, или какое- либо пусть мимолётное признание соплеменников, считает себя особенным, из ряда вон выходящим, и начинает расценивать себя и свою жизнь, как нечто важное, нечто вершащее и судьбоносное для всего человечества. Но на самом деле он ничем не отличается от муравья из муравейника в лесу. И его важность, и судьбоносность всецело зиждется на почве тщеславия в его воспалённой голове, в виде иллюзорного контента, – облака самосознания, черпающего свой пар из атмосферы презрения к жизни и миру в целом. Некоего апломба, основанного на себя идентификации как самого значительного явления этого мира, как чего-то выдающегося, неповторимого, самого по себе ценного, априори важного для судеб этого мира, и соответствующей подспудной оценки внешнего мира, как чего-то второстепенного. Всё это имеет основание в том неоспоримом положении, в том интуитивно чувствуемом убеждении, что именно ты
С точки зрения самой природы, каким бы ты не казался себе важным, совершенным и судьбоносным, ты – суть пыль, крупинка песка, или в самом лучшем случае, лишь звено в цепи каузальных последовательностей. И точно также не представляешь собой ничего важного, как не представляет подобного, к примеру, отдельная корова из стада, или единица планктона на поверхности океана, исчезновение которой, никак не отражается на общем течении, и общей атмосфере. Как, собственно и появление ещё одной единицы в этой мультифационной природной сетке бытия. И так полагает, и убеждён в том, всякий мыслящий нигилист. И только тот, кто знает, как безгранично верящий в себя субъект переворачивает порой не только сознания окружающих его адептов, но и способен изменять течение жизни, – этой огромной полноводной реки, и направлять её течение в русло высохших древних рек, а порой и создавать новые небывалые русла, не взирая на практическую невозможность в глазах обывателя, таких колоссальных метаморфоз. Они кричат во всё горло: Невозможно! Не может один человек перевернуть мир, и направить инерцию огромной полноводной реки в иное русло! Это ему не под силу! И только исторические факты, подтверждают такие редкие чудесные явления. («Есть многое на свете друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…» У. Шекспир).
Жизнь порой настолько проворачивает все наши представления о ней, нивелирует относительности и разрушает всякие стереотипы, превращая наше сознание в аморфное тело с отсутствием всяких ориентиров. И истина, как нечто сверх стабильное, стоическое и монолитное, перестаёт существовать в плагинах космоса нашего разума. И в силу стремящейся к общему равновесию природы, возникают такие якоря, колосья, и платформы удержания, как религиозные системы, с теологическими консолями убеждённости, для которых не может существовать никаких подозрений, сомнений и противоречий. Искусственно создаётся некий «буй в океане», некий «атолл», или оазис, в котором всё расставляется на свои места, и определяется общий порядок мировоззрения, выход за который – заказывается, с помощью «колючей проволоки страха». Да, любовь здесь выставляется на первое место. Но любовь, замешанная на страхе и подобострастии, имеет малую ценность. И тот колос одержимости, что необходимо вырастает на этой почве, создаёт искусственный порядок в наших головах, подводя под него и весь внешний бушующий мир. Наше историческое стремление подчинить мир себе, подогнать под собственные лекала, получить абсолютную власть над ним, никогда не увенчается успехом. Но, тем не менее, мы никогда не откажемся от этого соблазна. И пока мы существуем, и пока существует этот мир, нам суждено идти по этому пути.
Без барьеров для ума, не существует разумности. Всякий порядок определяется лишением свободы. Жизнь – не возможна без границ и ограничений. Судьба мира и жизни заключена в «резервациях», в самом широком смысле слова. Но креативность, присущая всякой жизненности, всегда и всюду стремится нарушать порядок, ломать препятствия и преодолевать ограничения. И выходя на эту стезю, ни один живущий не в силах попасть в область полной свободы, ибо таковая возможна – только в смерти. Только за пределами жизни, а значит и за пределами этого мира, возможна такая вот, полная свобода. Только в царстве смерти, царстве абсолютного хаоса, где не существует порядок, где невозможны ориентиры, где нет движения, ибо нет пространства и времени, возможна абсолютная свобода. Там нет мысли, нет сознания, нет оценки, а значит, и нет барьеров, нет ограничений. И всё и вся находится в полном хаосе инертной стоической вечности, в забвении и безвременье, – в Великой стезе пустоты запределья!
Словно материальный мир, балансирующий между гравитацией и антигравитацией, между центробежными и центростремительными силами, наша разумность, со всеми её психологическими и психоделическими аспектами, всегда находится на натянутом канате между пропастями. Всегда балансирует между свободой и ограничением, между противно направленными пантемидами бытия, – материализуясь, активируясь в точке, где сталкивается прошлое и будущее его бытия. И одномоментно, как симбиоз, так и невозможность их слияния, определяется жизнью, которая и есть собственно та «точка водораздела», в которой разряженное поле бытия, не позволяет ни заглянуть в себя, ни определить своё естество, ни идентифицировать свою материальность и объективность. И только перспективы прошлого и будущего, словно два бескрайних крала птицы летящей между двумя пропастями, вызывают убеждённость в существовании этой бестелесной точки, не имеющей в сути своей продолжительности ни во времени, ни в пространстве.
Наша психоделика такова, что мы всегда и всюду находимся в некоем трансе, и не в состоянии выйти из него. И даже Великие практики Индокитая и Ближнего востока, будто бы дающие такой выход, ну или хотя бы указывающие на дверь, на самом деле не дают ничего, что выходило бы за рамки существующих плагинов мироздания, лишь расширяя уже завоёванные прежде территории. Ограничение – мать жизни, стремление к свободе – отец. Потеря хоть одного «родителя», неизбежно приведёт к потере и второго, и как следствие, либо не рождения «дитя», либо разрушения уже существующего, олицетворённого в нашем мироздании, и превращения его в хаос – царство смерти, царство пустоты. Тот, кто хочет жить, не должен стремиться к упразднению ни одного из своих «родителей», а значит, как бы ни хотелось, не должен и стремится к упразднению всякого зла на земле. Ибо случись такое, и мир, и жизнь – исчезнут, растворившись в тумане, и принеся лишь разочарование.