Психотомия
Шрифт:
Безумие начинается там, где кончается логика. Где очевидность поступков и их мотивов, теряет свою привязанность к логическим консолям привычного и повсеместного паритета, и сознание, отрываясь от порядков установленного бытия, становится всё более и более свободным. Убеждённость в собственной правоте, и праведности своих поступков, ещё не говорит о разумности. Всякий, убеждённый в своей правоте человек, не слушающий никакие аргументы против, есть суть одержимый человек. И такая одержимость прослеживается во всём, что касается, какого-либо убеждения. Религия, Политика, Наука…. Да что там лукавить, и Искусство так же, – всё зиждется на убеждениях, и вопрос лишь в той силе, что благодаря своей одержимости способна преодолевать, подчинять, и властвовать. И здесь очевидность той «воли к власти», наиболее рафинированно и однозначно проявляется в политике. Но и только. Ибо вопрос здесь лишь в однозначности, очевидности и той пошлости, благодаря которой политика выступает наиболее ярко на этом поле. Тот, кто не видит, к примеру, в искусстве, проблесков убеждённости,
Релятивистическое осмысление
То, что абсолютного, самого в себе существования – нет, что оно невозможно априори, есть основа релятивистического осмысления не только природы, но и самого мышления. Ибо сама оценка чего бы то ни было, предполагает субъект, как единственного оценивающего со своей «вышки паноптикума», для всех без исключения познаний и оценок. Мир – суть пустота, – белое полотно, на котором наш разум рисует свои картины, и он же их оценивает. И здесь бог – ни к чему. Ибо его наличие определяло бы саму по себе существующую объективность, а это суть нонсенс. Всякий объект рождается и умирает в нашем разуме, и он не существует, как не существует голограмма без своего излучателя.
Наша психологическая дилемма, относительно мира, есть суть вечное сражение двух вечностей, – «вечности забвения», (пустого безвременья и беспространственности), и «вечности возвращения», (бесконечного повторения, и мультифационного копирования существенного). Наш мир, – «мир возвращения», не знает противоположного мира, – «мира забвения». Это, по сути, параллельные миры, и нашему миру с «миром забвения» никогда не пересечься. Они суть оксюморон (сочетание несочетаемого). И наша глубочайшая убеждённость в собственном мире, и его объективности в себе, есть суть психоделическая константа нашего разума, его необходимая заблуждённость, обеспечивающая продолжительное бытие субъекта, от которого исходят те лучи, что, словно от проектора в кинотеатре, создают объекты на белом экране действительности.
Психотомия всего этого, как проста, так и чрезвычайно сложна. Если попробовать провести некую вивисекцию самого этого явления, глубокую и окончательную, то мир исчезнет, как утренний туман. В нём необходимо не останется ничего объективного. Но сама объективность никуда не денется, ибо сам субъект, в рамках своего существования, есть отражение объекта, и не существует без него, как и объект без субъекта, есть суть фикция, эфемерная субстанция, – Миф.
Кольца, круги и шары – фигуры, определяющие не только феноменальный мир, не только его эмпирический контекст, но и, безусловно, психоделический, или разумный. Будучи на любом пути мы всегда, либо приходим к палиндромам сознания, либо возвращаемся на круги своя. Ибо всякий наш путь в разумении, всегда следует по сферической траектории, – это генетика мира встаёт в нашем сознании своей непоколебимой константой.
Правда и Истина
Если правда, – понятие психологическое, то истина, – понятие эмпирическое. Субъективность правды, отличается от субъективности истины только тем, что, они существуют в различных областях нашего сознания, и их утверждающие в себе консологемы, объективируются в различных полях нашего осмысления. Более твёрдые на ощупь, многосторонние подтверждения истины, в сравнении с эфемерными и ограниченно субъектарными, правды, имеют соответствующую авторитетную подоплёку, и к тому же убеждают эмпирическими подтверждениями научного пантеона.
В каком-то смысле это можно сравнить с выдуманным миром, и миром реальности. Оба мира существуют только в нашей голове, но очевидно, что один уступает другому в своей объективной твёрдости. Выдуманный мир, мир фантазии существует, и его существование отличается от существования реального мира, только подтверждаемой константой объективных чувств, которые солидарны в единой точке определения, и сходятся во времени, на определённом отрезке бытия. Безусловно, как правда имеет влияние на мир эмпирики с его истинностью, так и мир эмпирики влияет на правду, и в каждом из этих определяемых нами констант, – правда и истина, много, как от одного, так и от другого. Но по преимуществу, они, так же как мир выдуманный, и мир реальный, несут каждый свои мотивы и представляют собой различные метаморфозы нашего сознания.
Человек стремится к правде, так же, как стремится к свободе. И чем меньше в его жизни лжи, тем он свободнее. Эта аксиома наталкивает на мысль, что поддельный, приукрашенный, либо намеренно изуродованный мир, – мир в котором воцарилась ложь, есть суть несчастный мир. Здесь всё и вся превращается в абсурд, в квазиреальность.
Ложь рождается там, где превалирует слабость, где инфантильные струны души, начинают петь в унисон страху. Ложь, это поддельная правда, в которой всё становится обесцененным, всё превращаться в шелуху, покрытую налётом блестящего песка фантазии, расплавленного волей желания и стремления скрыть свои слабости, и искусственно направить само провидение к благоприятному для тебя исходу. (Какая наивность!) Ложь, словно паллиативная мера, для ломящегося под давлением правды, стержня реальности. В силу отсутствия какого-либо фундамента, ложь всегда проваливается. Она держится только на эфемерных консолях фантазии, и ей всегда и во всём, рано или поздно, уготована одна участь, – быть разоблачённой. И здесь её психологическая подоплёка, выявляет интереснейшие плагины для изучения, и понимания всего того, что сопряженно с этим повсеместным явлением. Её отвергают как пошлость, и, тем не менее, пользуются повседневно. Она разрушает веру, и является главной её стезёй. Она, суть оборотная сторона правды. Но словно реверс и аверс монеты, сохраняет свою важность, и необходимую действительность. Словно числитель от знаменателя, – неотрывна, и являет собой соответствующую пантемиду на полотне психофизического контента во взаимоотношениях людей, и только людей. Ибо природа не имеет ни правды не лжи. Она – инертно нейтральна, по своей сути. Она целостна, безоправдательна, безоценочна, и безотчётна. И только человеческий разум, имея в себе дуализм, имея главной своей генетической платформой – противостояние полей восприятия и мировоззрения, полей фантазии и реальности, черпает всегда из двух колодцев, – «колодца правды», и «колодца лжи».
Анатомия абсурда
Доведение всего, и вся до абсурда, вопрос не искусственный, но естественный. И дело здесь, вот в чём. Всякая наша деятельность, деятельность человека, связана с психологией. В социуме нет ни одной сферы, в которой не играла бы роль, психологическая константа нашего существа. Всякий выбираемый отдельной личностью путь, для своей жизни, на то и путь, что по нему всё должно двигаться и развиваться. Это суть генетическая фундаментальная основа существования вообще, и жизни человека, в частности. И то, что всё и вся, так или иначе, приходит к своему абсурду, – закономерность. И здесь нет, и быть не может никаких вопросов ошибки, неправильного направления, или недоразумения. Есть лишь вопрос самой жизни, и мира, в котором всё, что становится на путь развития, путь «улучшения», путь стремления к движению вперёд, обязательно находит свою концовку, в виде смерти, или абсурдного перевоплощения. Сама смерть, для жизни, есть суть абсурд. И человек, по большому счёту, что бы ни делал в жизни, стремится именно к её пенатам. Как в частном случае человека, так и в глобальном – человечества. Но он не хочет этого осмысливать и осознавать, так как в противном случае, абсурд мгновенно проглотит его, не оставив ему ни времени, ни надежды.
И так. Для большей наглядности, возьмём некоторые примеры из нашего бытия, и посмотрим, как абсурд, постепенно, но неумолимо завладевает, сначала площадками эмпирической действительности, а затем и самим сознанием. (Хотя, на самом деле, всё здесь происходит параллельно).
Всякая отдельно взятая цивилизация, стремится к улучшению жизни отдельного человека, к облегчению его страданий и удовлетворению чаяний. Но достигнув определённого уровня достатка и безопасности, превращает, тем самым, этого отдельного человека, в безвольное, слабое, и реагирующее на мелкие невзгоды, словно на мировые катаклизмы, существо. И получается, что то, к чему стремится цивилизация, является главным врагом, и основной опасностью для человека. Достигнутые «оранжерейные условия жизни», на самом деле убивают человека, доводя саму его жизнь, до абсурда. Так заканчивали свою жизнь, многие цивилизации, и одна из самых наглядных, – Римская. Не нужен острый взгляд, лишь взгляд способный посмотреть на нынешнюю цивилизацию со стороны, как бы извне, холодно и непредвзято, чтобы обнаружить и понять те же признаки близкого абсурда, стоящего уже у порога всей Западной цивилизации. Перевоплощение ценностей, доведение до абсурда основ демократических институтов, вызывающих во всё ещё здоровой цивилизации Востока, удивление, смешанное с негодованием, говорит о том, что Запад, достигнув на своём пути, в своём естественном развитии апогея, теперь неумолимо деградирует, перевоплощается в нечто квазисоциальное, и угрожает своим распадом, всему человечеству. Ибо глобализация, о которой я упоминал выше, шагает по свету семимильными шагами, и скорее всего, и здесь уже пройдена точка невозврата.
Как всякие формы искусства и науки, неумолимо и необходимо приходят к своему абсурду, можно увидеть, отследив путь становления отдельно взятой дисциплины, или отдельно взятого направления в искусстве. Во что превращается театр, во что превращается музыка? Наука, достигая вершин, (или сказать точнее дна) собственного развития, упираясь в недостижимое, делает следующий шаг, и переводит сама себя в область фантазии, область вольной трактовки, и достигает так же, своего абсурда.
Конец ознакомительного фрагмента.