Психотомия
Шрифт:
Всё наше сознательное и бессознательное находится под контролем лишь самой природы, и за все, что происходит на нашей бренной земле, ответственна только она, и никто более. Мы наделяем ответственностью человека, исходя из глубоко иллюзорной, надуманной и исторически закреплённой в нашем сознании убеждённости, что он обладает неким «царём в голове», неким властвующим над ним субъектом, самодостаточным и самопроизвольным, независимым ни от каких мотивов и обстоятельств, а главное достаточно сильным, чтобы принимать все свои решения, исходя из признанной правильности, исходя их общей пантемиды добра. Человек ответственен только пред собой, в рамках той силы или слабости, коей волей случая и природы, наделён его субстрат. В нём, на самом деле нет ничего, что можно было бы отнести к абсолютно независимому «царю в голове». И если смотреть в этом контексте, то можно сказать, что в нём есть лишь «парламент», и все его поступки продиктованы решениями этого парламента, для которого главным аргументом является доминирование, победа тех или иных мотивов,
Близорукость и дальнозоркость сознания
В бога не верят по разным причинам, как от недостатка духовности, так и от переизбытка таковой, как от ограниченности сознания, так и от чрезмерной широты, как от недоразвитости инстинктов, так и от слишком развитости таковых. Одни не видят бога, не сознают его, из-за близорукости сознания, другие напротив, видят слишком далеко, чтобы замечать и придавать большое значение всему теологическому. И бог для их взора становится лишь одной из станций, неким пунктом, через прозрачные стёкла которого, его взор смотрит вдаль, и всё божественное становится слишком простым и близким, слишком наивным, мелким, и даже пошлым, по сравнению с тем миром запределья, в котором существует этот, – его мир. Для такого взора, бог уже не может нести в себе чего-то сверх совершенного, чего-то, что служило бы неким заглавием, неким вершинным местом с абсолютными пенатами, и всё теологическое занимает своё место, в историческом контексте становления человеческого разума.
И между этими потенциалами, между близорукостью и дальнозоркостью сознания, словно между пропастями лежит самый большой пласт осознанностей, для которых всё божественное находит свою необходимость в жизни, и имеет ту почву, по которой может ходить средний человек. Здесь сконцентрировано большинство полей осознанности, и возделывает эти поля, большинство «человеческих пахарей». Но для нас, всё же более интересны «полюса». Ибо, только обозначив их, мы в состоянии понять и всё «глобальное тело», расположенное между ними.
Для близорукого сознания, существует только то, что подвластно его простым, пошлым стремлениям. Мир для него недостаточно глубок, чтобы увидеть самому в нём бога. Такое сознание живёт жизнью паука, или даже медузы. Его взор не распространяется дальше потребностей пошлого, ограниченного инстинктами и рефлексами ежеминутного созерцания, и бог для них, слишком сложное явление, слишком запредельная вещь. Им не дано приближаться к его пенатам. Их душа груба, глуха и слепа, и всё божественное для них, лишь вопрос страха. Как и всякое целомудрие для них, вопрос лишь стыда, но никак не чистоты. Целомудрие здесь употреблено в том контексте, которое этому кругу людей будет совершенно непонятно. Ибо здесь имеется в виду целомудрие осознанности и совести. Попросту обобщённо сказать, честности.
Для нас же, – «существ дальнозоркости», бог становиться настолько же пошл и настолько же прост, насколько может быть простым для психолога, практиковавшего всю жизнь, и достигшего в своём ремесле высот, рефлексия самого страха. Существование бога здесь становится недоразумнием, продуктом инфантильности сознания. Мы чувствуем, мы знаем, что в этом мире невозможно существование чего-то вершинного, чего-то абсолютного, чего-то того, что венчало бы этот мир, и определяло бы извне, все его законы. Мы знаем, что в этом мире не существует никаких законов, есть лишь закономерности, как олицетворённые соразмерности, сонамеренности, совокупности и соотносительности… И существуй такой бог в мире, о котором мы мечтаем, и он неминуемо сам себя бы упразднил, не найдя для себя той опоры, о которой грезит большинство людей. – Опоры справедливости. Той справедливости, о которой помышляют инфантильные умы, будь они признаваемы всеми, будь они «семи саженей во лбу!» Мир уже справедлив, но справедлив он не той справедливостью, что живёт в этих сердцах, не справедливостью морально-теологического контекста, но справедливостью фатальной необходимости. А это справедливость совершенно иного ранга. В ней нет места беспочвенным мечтам, и наивностям: «Я бы так хотел, и потому так будет…» или «Это должно быть так, и так…» Или одержимым возгласам: «Добро не может не побеждать, ибо оно от бога…!» Для нас всякий бог, ещё слишком лукав, слишком молод и недоразвит, чтобы быть вершиной мироздания. И он занимает в наших сердцах лишь место некоего сатира, но никак не царя.
Природа, которую
Вообще, близорукость и дальнозоркость сознания, как некие условные политипажи, отражают собой субъективную картину эмпирического воззрения, в которой мир, расширяясь, превращает со временем, все её выставленные столпы и кордоны условного государства, в кордоны лишь княжеских поместий. Точно так же, как расширение познания космоса до границ Галактики, превратило нашу Землю, и Солнечную систему, бывших, будучи главными форпостами мироздания, в лишь одну из многочисленных наместий, и лишило их звания основных форпостов этого мира. Расширение же далее, и познания и осмысления Вселенной, превращает Галактику в такую же единицу, одну из бесконечно многочисленных структур феноменального мира. И расширение этой эмпирики – суть бесконечно. А значит и сам бог, и всё божественное, всё ныне считающееся абсолютным, всегда будет отодвигаться нами на задворки этой Вселенной. Мир – жив! И его рост, его интеграция и интервенция, и захват новых пространств, как в эмпирическом смысле, так и в трансцендентальном, не оставляет ни единого шанса существованию чего бы то ни было фундаментального и стоического, чего бы то ни было абсолютного.
Воля к рабству
Бог – Всемогущий! Бог – милостивый! Бог – справедливый! Чувствовать свою слабость, свою зависимость, и вместе с тем, чувствовать причастность к чему-то всемогущему, чему-то априори праведному – вот та основополагающая черта человеческого сознания, создающая как всякую теосферу, так и всякую социосферу, в которой любовь, ненависть, страх, самосохранение, самопожертвование, и прочее, являют собой прикладные, и в тоже время, определяющие аффекты воли, обеспечивающие становление как всякой религиозной концепции, так и всякой социальной системы, и последующего превращения, как первой, так и последней, в главные пантемиды жизни. Человек, не обладающий в достаточной на то степени, всеми этими аффектами в примерно равной, контролируемой силе, у которого гипертрофированность одного из аффектов, по сравнению с другими, имеет подавляющий потенциал, – суть одержимый человек. Гармония здесь, есть главный противник одержимости, и вместе с тем, есть основополагающая монада совершенства. Перекос, нарушение, – «горб» какого-либо аффекта воли, провоцирует в организме потенциал выдающегося роста. И вопрос оценки здесь, играет роль лишь полезности или вредности такого «горба», в лекалах осмысления по преимуществу заблуждающегося сознания. Ни одна оценка, не имеет полного права истинности, ибо ни одна оценка, какой бы она не казалась очевидной, не несёт в себе того Абсолюта, о котором лишь мечтает всякое сознание.
«Воля к рабству», главными своими основаниями, имеет страх и слабость. И уже на этих основаниях, выстраивается пирамида всех остальных мотивов, что в своей сути представляют собой некую олицетворённую градацию самого мироздания, так или иначе выстраиваемую нашим сознаниям во всех своих аспектах, и представляющую порядковую относительность всякого тела, как эмпирического, так и трансцендентального качества. Попросту говоря, мир, который мы видим, слышим и ощущаем, всегда и во всём находит свою свойственную нашей внутренней генетике, качественную форму и палитру, в повсеместных отношениях главного и второстепенного. Мир организован и упорядочен, – потому, что мы, наше тело и наш разум – упорядочены и организованны в себе, определённым образом. И в нас всегда будет отражаться этот мир, только в образах, последовательностях и отношениях, свойственных только нашему сознанию.
Второстепенного, посредственного и подчиняемого – всегда больше, чем главного, повелевающего и выдающегося. Ибо, в противном случае, неминуемо ломается вся архитектоника этого мира, её Великая модальность, что, для того, чтобы ей существовать, должна нести в себе – порядок. А порядок предполагает и обязательную градацию, и обязательную ранговую палитру.
«Воля к власти», – на которой был выстроен мир Фридриха Ницше, имеет свою оборотную сторону. Оборотная сторона неизбежна во всём, что касается нашего осмысления. Ибо, наш разум так устроен, что он не принимает монотеизма ни в малом, ни в большом, и его вынужденная искать всегда и всюду оборотную сторону, пантемида, всплывает, как только образуется какая-либо концепция. И это следует из самого микромира, из той известной, выведенной Нильсом Бором концепции мироздания квантового уровня, в которой говорится о том, что сам Бог не знает, какого свойства, какого заряда электрон будет, пока он не возник пред нашим взором. И что самое важное, вторая его часть будет обязательно противоположного заряда. И это, на самом деле свойство не эмпирического мира, но свойство нашего разума.