Псионик
Шрифт:
В этот момент из-за поворота показался желтый автобус с наклейкой «дети» на стекле.
– Капец, конечно… – Настя с усмешкой рассматривала подъезжающий транспорт. – Я читала книгу. Из старых. Лет двести назад написана. И знаешь, о чем тогда мечтали люди? О том, как они отправятся в космос. Как вступят в контакт с инопланетным разумом. Как по улицам будут летать сверхскоростные автомобили на воздушных подушках… и что? Вот оно, будущее. А мы едем в школу на древнем автобусе, вряд ли отличающимся от тех, которые были и тогда, двести лет назад.
– Ну, ты учти, они ведь
Автобус как раз остановился прямо перед нами. Дверь с тихим шипением отъехала в сторону.
– Привет, школьники. – За рулем сидел крепкий мужчина с глазами цвета кофейных зерен.
Мне это сравнение нравится больше, чем тупое определение «коричневый». Потому что от мужчины будто и пахло так же. Кофейными зернами. Хотя, конечно, этого совсем не может быть. Откуда у него возьмется столь дорогое удовольствие?
Ахмед живет на соседней улице. Он по рождению то ли араб, то ли индиец. Я в них, если честно, не разбираюсь. Да и не столь важно это сейчас. Не играет роли, как ты выглядишь, значение имеет лишь твой статус.
Ахмеду сильно повезло с работой. Он – водитель школьного автобуса. Утром отвозит нас в школу, в обед забирает из школы. Нас с Настей. Двоих учеников, которые вынуждены из своего убогого заводского района ехать в соседний квартал успешных людей. Может, не самых богатых, но всяко более счастливых, чем мы. Там находится школа, в которой есть старшие и средние классы. Там находится мой персональный ад.
– Привет, Ахмед. – Девчонка резво заскочила внутрь и плюхнулась на первое же сиденье.
Я просто молча, по-мужски, пожал протянутую руку.
Ахмеду около сорока. Кроме того, что он водит школьный автобус, получая жалкие гроши от муниципалитета, этот темнокожий мужчина еще подрабатывает грузчиком в продуктовом магазине на углу, где пересекаются две главные улицы нашего района.
– Как семья? – Настя наклонилась и вытянула шею, заглядывая за перегородку, которая отделяла пассажиров от водителя.
– Все хорошо. Твоими молитвами. – Ахмед улыбнулся ей в зеркало заднего вида.
– Она не молится. – Я плюхнулся на противоположную сторону от подруги. – Мы все уже давно не молимся. Забыл?
– Боря! – Девчонка ударила меня кулачком.
– Холодно, а вы налегке. – Ахмед поцокал языком и покачал головой.
Мы с Настей промолчали. Ну, да, в этом году начало сентября такое, будто зима придёт гораздо раньше. Однако, это ничего не меняет. Муниципалитет выдает зимнюю одежду на предстоящий сезон лишь в октябре. То есть, нам ждать еще месяц. И всем плевать, что там на улице. Дождь, снег, ураган. А купить мы не можем. Это слишком непозволительная роскошь.
– Зато таких красавиц, как ты, поискать. – Ахмед снова улыбнулся Насте в зеркало. – Удивительно. Настоящий цветок посреди…
Он замолчал, подбирая слова.
– Посреди кладбища ядерных отходов. – Я усмехнулся. – Такое же безнадежно гиблое место. Можешь еще сравнить с выгребной ямой. А что? Настоящий цветок, выросший
– Боря… – Настя нахмурилась и погрозила мне пальцем. – Ты сегодня просто в ударе, я посмотрю. Твой сарказм сегодня излишне саркастичен даже для тебя. Хватит. Если не перестанешь, начну злиться и мы поругаемся. Ясно?
– Ясно. – Я улыбнулся подруге, а потом, краем уха слушая, как она расспрашивает Ахмеда о семье и детях, уставился в окно.
Это был обычный день. Так мне казалось. Обычный день нашей убогой, сраной жизни. Если бы я знал, насколько ошибаюсь, попросил бы Ахмеда остановить автобус, взял бы девчонку за руку и сбежал бы. Куда-нибудь очень далеко. Тогда, возможно, мы смогли бы отсрочить то, что произошло спустя несколько часов. Отсрочить. Не миновать. Спрятаться от судьбы нереально. Особенно мне. Это я осознал еще в тот момент, когда понял, что отличаюсь от других. Сильно отличаюсь.
Воспоминания и щенок
Я тупо пялился в окно класса на серую хмарь за стеклом. Училка что-то вдохновенно рассказывала про экологию и пути ее сохранения. Вообще не слушал, если честно. Она каждый раз с таким восторгом проводит урок, что на месте администрации я проверил бы гражданку Марину Леонидовну на адекватность. Или на употребление чего-нибудь веселящего. Чему радуется женщина, непонятно. Экологии пришел трындец. Несмотря на активные усилия по ее восстановлению.
Давненько не бывало таких поганых дней, вот, что скажу. В начале сентября обычно еще светит солнце. А тут…
Может, погода так повлияла, может, мое настроение в целом, но я снова вдруг вспомнил тот самый первый раз, когда однозначно понял, что-то со мной не так.
Почему я решил, будто пять лет? Нет… Около семи, наверное… Точно. Мы должны были пойти в школу через месяц. Я хорошо запомнил тот день…
– Боря, идем гулять на мусорку? Поищем какие-нибудь классные штуки. Их потом можно продать старьевщику.
Настя, которая научилась выговаривать все звуки, чем ужасно гордилась, обожала произносить слова, в которых есть «рычащие» буквы. Она нарочито их выделяла, эти буквы, напоминая маленького чумазого тигрёнка. Тигренка-альбиноса.
У Насти для нашего района абсолютно удивительная внешность. Совершенно светлые, пожалуй, даже платиновые волосы, белая кожа без единого изъяна и синие, чистые, как довоенное небо, глаза.
Ее отец раньше частенько, будучи пьяным, любил по этому поводу присобачить жене парочку синяков на лицо. Мол, с кем, сволочь, нагуляла? Жена плакала, клялась и божилась, дочь самая что ни на есть родная. А если муж сомневается, то может отправиться в клинику и сделать тест на отцовство.
На этом, как правило, выяснения отношений и претензии по крепости родственных связей заканчивались. Муниципальная больница подобных анализов не делает, а в частную клинику Настиного отца даже на порог не пустили бы. В последние годы он с этой темой почему-то затих. Не с пьянкой. Тут все нормально. Лакает больше прежнего и так же распускает руки. Насчет Настиного происхождения тема закрылась. Он больше не требует от жены доказательств верности.