Псы Господни (Domini Canes)
Шрифт:
Прямо в лицо ей дыхнуло невообразимо противной смесью запахов мятной жвачки, нечищеных гнилых зубов и сырого мяса. Круглое небритое лицо кривилось, нечистый белёсый язык вывалился.
— П…зда… — прошептали потрескавшиеся губы. — П…зда!
Мёрси завизжала и шарахнулась в сторону… запуталась в ветвях… и больно упала на бок. Она пыталась ползти, но что-то (кто-то) крепко держал её за лодыжки.
Подбежавший испуганный Сашка повёл её домой. Мёрси прижималась к нему и рыдала, рыдала, рыдала…
Через час Сашка один сходил к скамейкам и приволок свой рюкзак и
Проснувшись, она увидела детей.
Вика разогнулась. Чёрт возьми, спина затекла! Просидеть полдня за компьютером, помогая составлять проклятую карту, оказалось нудным и кропотливым делом. А она так легкомысленно согласилась на предложение Романа! И поделом, не будешь выпендриваться. Даром, что хитрый Лю наверняка сделал бы это быстрее и качественнее.
Ну, нет, хватит самоуничижений! Нормальная карта! Пусть Вика и провозилась с ней дольше, чем Лю, который, кстати, «сейчас тоже не х…ем груши околачивает», как выражается наш неугомонный Коваленко.
Ах, Коваленко, Коваленко… как же я в тебя втюрилась…
— Виктория, — проговорил в наушниках голос Романа, — парочка поправок! Квадрат «игрек-12-прим» — расширение «трубки» на семнадцать метров по окружности. Вика? Слышишь меня?
— Слышу. Сейчас поправлю…
Через минуту Роман вдруг заорал:
— Вика, я картинку дал на седьмой… вру!.. восьмой монитор — посмотри! Тот же сектор — любопытное явление! Поразительно!..
Вика повернула голову. На восьмом мониторе тошнотворно закручивались привычные чёрные спирали. Вика уже открыла рот, чтобы раздражённо сказать, что ни черта она нового в этой гадости не видит, и вдруг… вдруг — поняла! Как-то разом, в один удивительный миг она ухватила то, о чём так взволнованно кричал Роман. Всё равно, что в пятнах, столь любимых психиатрами, внезапно увидеть Лик Господень… и застыть в благоговении.
Впрочем, благоговением здесь и не пахло.
Вглядываясь в монитор, Вика вызвала Коваленко:
— Смотри, учёный, что Роман ухватил!
— Уже любуюсь, — сквозь зубы пробормотал Игорь Антонович. — Так, господа, вам видно? — это он обращается, видимо, к рабочей группе.
Вика торопливо спросила:
— Коваленко, любовь моя, ты уверен, что это контакт?
— Я, блин, молюсь, как проклятый, чтобы это был именно контакт… — нехотя скрипнул в наушниках голос Игоря Антоновича.
В разговор вклинился Роман:
— Переносить надо пределы санитарной зоны, Игорь Антонович! Неохота сворачивать базу, но придётся.
— Сам знаю, — проворчал Коваленко. — Ладно, детишки, любуйтесь пока… — он вздохнул. Слышно было, как он обращается к кому-то: «Президента на провод, срочно! Да, именно сейчас!» — Он прервал связь.
— Бриджеса я сам извещу, — вдогонку сказал Роман. Судя по треску в наушниках, Ковров был где-то далеко. Наверное, по-прежнему сидит на проклятой седьмой точке — втором этаже завода «Промсвязь», в семидесяти метрах от кокона. Там жутко — Вика видела, как это выглядит. Из потолка торчат корни «чёрного-саксаула», половина приборов разбита вдребезги. Роман и американцы, неуклюжие в скафандрах высшей защиты, дружно матерясь на всех возможных языках на ни в чём невиновных, висящих в небе французов, тянут дополнительные силовые кабели к своей установке. Закрытые наспех сваренными щитами нержавейки окна цеха прорастают изнутри корешками «брызог», освинцованные стёкла окошек-амбразур за сутки покрываются «плесенью», превращающей стекло в крошки.
На седьмую точку стоят в очередь. Ругаются, если получают медотвод. Получившие заветный допуск тайком тащат с собой водку… плохо там… страшно.
«Jefferson`s «non-stop» — на него сейчас возлагаются все надежды…
Нет, конечно, нет! Они бросили всё и столпились сейчас у монитора и спорят, рассматривая то, что так пугает её, Вику. «А вдруг я беременна? Стоит ли мне болтаться в полукилометре от кокона?» — ах, какая неприятная мысль… «Неприятная, да! Ты хочешь быть рядом с Коваленко… но — ребёнок! Ребёнком рисковать нельзя! Тебе не двадцать лет… да и травмы… помнишь травмы, Виктория? А кисту в яичнике, доставившую тебе столько хлопот?..»
Вика встряхнула головой, отгоняя непрошенные страхи.
— Что ты сказал?
— Я говорю, седьмую точку пока трогать нельзя! — сквозь завывание и треск связи крикнул Роман. — Ближе мы уже нигде не подойдём! И здесь-то едва держимся…
Да… ближе уже никак. Валит с ног, затягивает в кокон… а иногда, по странной прихоти этой гигантской чёрной гадости, отбрасывает назад с такой силой, что тело человека… такое хрупкое тело…
…прекрати ныть!!!
…мгновенно превращается в изломанную окровавленную куклу. «Джефферсона пришлось выковыривать из скафандра… — услышала Вика в день прилёта негромкий голос одного из американцев. — Внутри БМП всё целёхонько, а его… его — всмятку…» И они все выпили стоя за первого председателя МЕНАКОМа… удивительно широко мыслящего, удивительно красивого и удивительно спокойного человека…
…хватит хватит хватит…
— Роман! Вы там осторожнее всё-таки, — сказала Вика, бессмысленно двигая мышкой. Смотреть на монитор не хотелось. Ей казалось, что её рассматривает под гигантским микроскопом какое-то неизмеримо большее, чем человек, существо… и брезгливо кривит рот… или клюв… или что у него там…
На мониторе сквозь сумасшедшие вихри, где-то на уровне второго этажа дома 21, скрытого сейчас под мглою кокона, всё более отчётливо проступали лица. Они отблескивали, как маски полированного чёрного дерева. Они то покрывались лохматой рябью, то выступали вперёд. Семь, семь уродливо искажённых, но спокойных лиц с закрытыми глазами… семь голов, проявившихся «оттуда», из мира «квантового сдвига Коваленко»… из параллельной вселенной, из шестого измерения… из логова чёртовой бабушки… называйте как угодно! — сейчас Вике не хотелось смотреть!