Псы господни
Шрифт:
Он многое узнал – как нужное, так и то, что казалось ненужным, никчемным. Например, в этих горах человек впервые научился варить и пить кофе: пастух заметил, как козы жуют листья какого-то кустарника, а потом скачут по камням, забираются на деревья и ничуть не устают. Тогда пастух отнес ветку с плодами в монастырь, возможно даже этот самый, и монахи сначала пытались жевать листья, а потом у кого-то возникла мысль поджарить и листья, и плоды этого странного кустарника. Так и возник кофе. Это было не так важно… но опыт того, как месяцами жить на козьем молоке, кофейных зернах и местных растениях, скисшим козьими молоком лечить желудочные болезни, как спать на камнях, укрываясь простым покрывалом из сложенного вдвое грубого материала, как по едва уловимым
Никто не говорил Паломнику о том, что если он хочет оставаться здесь, то он должен воцерковиться. Как ему потом сказали, в православии сильно не миссионерство, а подвижничество, разница в том, что никто не ставит задачу обратить в веру кого-то другого, просто монахи приходят на самые неудобные места, строят монастыри и живут там, молясь Господу и подавая пример другим. Но постепенно он понял, сколь страшно безбожие. Отсутствие нравственного стержня в душе. Люди вокруг него довольствовались самым малым, с утра до ночи справляли тяжелый труд, но всем были довольны и восславляли Господа искренне и с радостью. В то же время он заживо умирал, изъедаемый червем сомнений и снедаемый лихорадкой мести…
Больше всего Паломник обращался к брату Евгену, что и было понятно, ведь он был выздоравливающим больным, а брат Евген – врачом. Когда вернулись первые силы, он настоял на том, чтобы помогать брату Евгену, делать то, что было по силам. Брат Евген же не скрывал того, чему научился сам, – так Паломник постепенно начал понимать медицинское дело, по крайней мере на уровне медбрата.
Как-то раз после вечерней трапезы они сидели вдвоем на склоне холма, в то самое время, когда солнце еще не зашло, хотя было на самом закате, а луна уже вступила в свои права. Два света – уходящий солнечный и мистический лунный – смешались в крепком коктейле, пьянящем почище вина, и здесь, в древних горах Дэбрэ-дамо, под небосводом, меняющим свой цвет с темно-синего, почти черного на самом куполе, к синему с оттенками серебра, потом к красному, потом к оранжево-желтому, с черными, как будто вырезанными из черной бумаги горами, казалось, что здесь ты находишься ближе всего к Богу…
– Кто создал такую красоту, если не Господь… – негромко сказал брат Евген и размашисто перекрестился.
– Брат Евген, ты ведь служил… – задал мучающий его вопрос Паломник.
Брат Евген помолчал.
– Откуда ты знаешь?
– Я понял. Когда ты спасал укушенного змеей… Я знаю, как действуют в таких случаях гражданские врачи и как действуют военные санитары. У военных санитаров никогда нет времени, потому что в следующий момент может быть ранен кто-то еще…
– Да, я служил, – согласился брат Евген, – ты в этом прав.
– Я тоже служил, – вдруг сказал Паломник, – в итальянском военно-морском спецназе. И долго служил. Меня послали сюда, чтобы убить человека. Плохого человека, но не в этом дело…
– Ты убил его?
– Да, убил, – подтвердил Паломник.
– Мне тоже доводилось убивать… – спокойно сказал брат Евген, – далеко отсюда. Я служил в поисково-спасательной службе ВВС. Однажды нас послали выручать пилотов вертолета… он упал в горах. То ли был сбит, то ли из-за технической неисправности. Информации о том, что происходит, у нас не было. У нас был самолет… поддержки десанта [102] , мы десантировались с него как раз в том самом месте, где был сбит вертолет. К тому времени как мы прибыли на место, жители сразу нескольких деревень поблизости бросились туда, потому что с той стороны границы заинтересованные люди платили золотом за медальон летчика, причем очень много. Мы с боем пробились к тому месту, где были летчики – один к тому времени был убит, а другой ранен, – и заняли оборону в ожидании вертолетов. Все это время с самолета вели огонь, потом присоединились и вертолеты…
102
В нашем мире таких пока не существует. Это оперативно-тактический транспортник, который одновременно несет десять-двадцать полностью снаряженных десантников, одну-две автоматические пушки, систему разведки и наведения и управляемые противотанковые ракеты. Может быть оснащен системой Skyhook – воздушный крюк – для подбора десантников с земли. Такие самолеты применялись для поддержки спецназа и для спасательных операций, потому что могли оказаться на месте быстрее, чем спасательные вертолеты, и эффективнее поддерживать десант. Минусом было то, что спасателям приходилось парашютироваться, а это зачастую было опасно, особенно в горах.
Брат Евген помолчал и продолжил:
– В тот раз мне довелось посмотреть на тех, кто с нами воюет. Среди них были даже дети, которые взяли старую винтовку и пошли воевать вместе со взрослыми. Потому что местный мулла сказал им, что мы – не от Аллаха. Таких погибло много в тот день…
– И ты ушел, чтобы замаливать грехи?
Брат Евген покачал головой.
– Нет. В тот день я понял, что есть кое-что поважнее автоматов и ракет. Это что-то – вера, брат мой. Тот мулла, который посылал взрослых и детей на смерть, нес веру, но это была злая вера. Я понял, что есть еще один фронт, на котором тоже кто-то должен сражаться. Кто-то должен идти туда, где веры нет или где веру в добро подменила вера во зло, и своей верой, своим примером лечить души людей от зла. И тогда нам просто не придется воевать и убивать. – Брат Евген вздохнул и добавил: – Кроме того, Господь дал мне дар врачевать людские тела, и могу ли я отказаться от этого дара Господнего?
– И ты веришь в то, что вера твоя излечит людей от зла?
– Да, – просто ответил брат Евген.
– А как быть с теми, кто несет зло, несмотря ни на что? С тем же муллой?
– Архистратиг Михаил сразился со змеем. Сразись и ты…
– Там человек!
Не обращая внимания на опасность обвала, Паломник бросился вперед.
Человек лежал на животе у валуна… было видно, что из последних сил он заполз за валун, чтобы его не было видно ни с дороги, ни с воздуха. Человек был очень высоким, выше Паломника почти на фут, и Паломник сразу узнал его – даже не переворачивая…
Это был Джумба.
– Джумба, мать твою… как же тебя угораздило…
Он перевернул его на спину, сам встав на колени. В голове роились мысли… правила оказания первой помощи в боевых условиях. Чтобы запустить отказавшее сердце, надо ввести адреналин… если нет адреналина, нужно очень сильно ударить…
Человек открыл глаза.
– Черт… ты живой. Ну-ка, держи…
Паломник открыл самодельную фляжку, поднес к потрескавшимся губам выдолбленную изнутри деревянную трубку.
– Пей… Пей давай и не смей умирать…
Капли воды попали на пересохшее горло, человек глотнул и закашлялся.
– Ты живой…
Джумба ничего не ответил.
– Его надо отнести в монастырь, – сказал пастух.
– Сначала надо осмотреть его…
Паломник вспоминал то, чему его учили на флоте, на курсах по выживанию. Ранения, дальше самые опасные травмы – это травмы позвоночника, человек может остаться неподвижным на всю жизнь. Первым делом надо остановить кровь… да, остановить кровь.
Но крови уже не было. Зато из-под перевязанных как попало ран уже доносился запашок гниения.
В Джумбу попали два раза. В правую руку и в бок. Ранение руки было самым опасным, скорее всего – высокоскоростные пули автомата или винтовки с близкого расстояния. Они убивают похлеще пистолетных, только не сразу…
Паломник решил, что здесь ничего с этим не сделать – раз кровь не течет. Пока этого достаточно. Перевернул… и обнаружил третью рану, ножевую, точнее рубленую, пангой или мачете. Рана тоже воспалилась и загноилась от пота и грязной тряпки вместо нормальной повязки.