Псы господни
Шрифт:
– Какое, милый мой, у вас тысячелетие на дворе? – обычно спрашивала я, входя в кабинет Валентина Саввича.
И он охотно делился со мной творческими планами, с радостью делился успехами, огорчался неудачам, читал отрывки и главы уже написанного, рассказывал содержание прочитанных им книг, советовал, а иногда рекомендовал «в обязательном порядке» прочесть тот или иной источник. Изредка контурно очерчивал содержание последующих глав и книг.
На основании этой информированности, оставшихся черновиков и дневниковых записей хочу поделиться с читателями
В этом произведении Валентин Пикуль использует уже примененный им в романе «Честь имею» прием. Обнаруженная рукопись на староиспанском языке приоткрывает многие тайные пружины того времени: хитросплетения политики и войн, роль религии в завоевании мира и в судьбах отдельных людей.
Куэвас – так зовут иезуита, от имени которого ведется повествование, помог автору вжиться в обстановку того далекого времени, проведя его по «тайным иезуитским тронам», чтобы вместе с ним стать свидетелем многих исторических событий.
Хотя сам процесс распространения идей иезуитов не получил в рукописи полного развития (ибо написана только треть романа), однако и по имеющимся страницам читатель вполне может составить представление о взглядах и целях ордена иезуитов.
Хотелось бы обратить внимание на одну особенность публикуемой рукописи. Разговор пойдет о сравнениях.
Много общих черт нашел автор у короля Филиппа II и Ивана Грозного: «Оба с оригинальной жестокостью не щадили людей… только один мерзавец уничтожал народ с помощью инквизиции, а другой – с помощью опричнины».
Многие слова, вложенные Пикулем в уста своих героев, произносимые из глубины XVI века, звучат потрясающе современно и даже крамольно.
А это уже обличение нашей реальности: «Многие ученые мужи зарабатывали себе научные степени, украшались значками лауреатов и орденами, получали звания академиков потому, что многие из них ценили „подвиги“ Ивана Грозного. Все продались, только один академик Веселовский назвал вещи своими именами, но его не печатали».
По замыслу автора роман должен был состоять из трех книг.
«На кострах» – первая из них. Она охватывает период с момента зарождения ордена иезуитов и до 1583 года – года рождения Валленштейна, поскольку многие страницы романа должны были рассказывать о тридцатилетней войне.
Сделаю небольшое отступление…
Сейчас мы не представляем свою жизнь без… картошки. В этой части Валентин Саввич хотел подробно поведать читателю о том, когда и каким образом появился картофель в нашей стране. Написав несколько страниц, автор понял, что рассказ о картофеле уводит его в сторону от основной идеи. Ничуть не сожалея об этом, он изъял упомянутые страницы, пообещав мне написать со временем миниатюру «Картофельные бунты» (сказал: «О твоей любимой картошке»).
«Смутное время» – такой заголовок дал автор второй книге романа. Заголовок немного раскрывает содержание.
В прологе к этой части Валентин Саввич, вводя читателя в повествование,
А начать книгу Пикуль хотел со смерти Ивана Грозного в 1584 году. Хронологические рамки второй книги должны были охватить период до 1613 года – знаменательного года восхождения на престол рода Романовых.
В планах и набросках третья книга имеет название «Разрушение». Продолжая хронологию предыдущей, третья книга должна была охватить период с 1613 до 1634 года – времени убийства Альбрехта Валленштейна. Здесь предусматривалось полностью осветить тридцатилетнюю войну, так мало знакомую по нашей документальной романистике.
«Исторической памяти не противопоказано воображение: важно только, чтобы оно было историческим».
Уверена, что писатель Валентин Пикуль в полной мере обладал и тем и другим.
Приходится только сожалеть, что ему не удалось осуществить задуманный план, но и по представленным главам читатель может судить о том, за какие огромные пласты истории России и Европы брался неутомимый, неугомонный, часто перегибающий палку – в том месте, где хотел ее сломать – Валентин Саввич Пикуль.
Однажды совсем неожиданно сказал:
– Роман «Псы господни» я хочу посвятить памяти Ярослава Галана.
Для меня это сообщение было весьма странным. Я даже не смогла сразу найти подходящий для такого момента вопрос, а Валентин Саввич продолжал свою мысль:
– Для меня он является образцом писателя-труженика, мне импонирует его образ жизни и мыслей, я ощущаю какое-то духовное с ним родство. Не помню, где я вычитал, что при завершении очередной своей вещи в его голове уже созревала мысль о другой. Заметь, у меня получается то же самое. И я считаю это правильным. Если писатель мыслит только об одной теме или книжке, то это, простите, слишком «узколобо». Надо видеть и дальше, и глубже, и выше… А его смерть… Она потрясла меня. Всякое возможно, кому что на роду написано, но он умер на посту… и я мечтаю умереть с согбенной спиной за рабочим столом…
Эти слова стали пророческими.
Антонина Пикуль
Книга первая
На кострах
Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч;
Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.
И враги человеку – домашние его.
Если встретите сопротивление, то разведите такой костер, чтобы даже у ангелов загорелись ноги и чтобы звезды расплавились на небесах.