Псы господни

Сабатини Рафаэль

Сначала он рассуждал об Испании, ее славе, ее трудностях. Ее славу он расценил как знак божьей благодати. Господь показал всем, что сейчас испанцы — избранный народ, и горе Испании, если она когда-нибудь позабудет о величайшей милости, которой была удостоена.

Дон Педро позволил себе усомниться, что разгром Непобедимой Армады был проявлением Божьей милости.

Это сомнение воспламенило Фрея Луиса. Не силы Неба, а силы Тьмы содействовали поражению. И Господь позволил этому свершиться в наказание за смертный грех гордыни — одну из ловушек сатаны — ибо люди возомнили, что их слава — результат их собственных ничтожных деяний. Нужно было напомнить людям, пока они не

погибли, что на земле ничего нельзя достичь без благословения Неба.

Логический ум дона Педро, впервые познавшего сомнение в то злополучное утро, когда очнулся в бухте под поместьем Тревеньон, подсказывал ему с дюжину других ответов. Но он не поделился ни одним из них с монахом, зная, как тот их встретит.

Тем временем Фрей Луис перешел к трудностям державы: завистливые враги за ее пределами, коварные враги внутри страны; первые подстрекают и поддерживают вторых. И поскольку Испания Божьей милостью и под его защитой непобедима в прямой и честной борьбе, сатана решил подорвать единство Веры, делавшее ее неуязвимой, разжигая сектантские беспорядки внутри страны. Подорвать веру значит подорвать силу. Евреи, эти враги христианства, воинство тьмы, изгнаны за ее пределы. Но остались Новые христиане, часто впадающие в ересь иудаизма. Изгнаны и другие посланцы ада, последователи Мухаммеда. Но остались мавры, частенько впадающие в исламскую мерзость, и они продолжают развращать народ. К тому же среди испанцев много породнившихся с евреями и маврами лиц. Не у всякого испанского аристократа прослеживается в роду такая чистота крови, как у дона Педро де Мендоса и Луна. Но и чистота крови ныне не гарантия спокойствия, ибо она не спасает от яда ереси, яда, который, попав в тело, действует, пока не разрушит его полностью. И тому уже есть примеры, очень яркие примеры в самой Испании. Вальядолид стал рассадником лютеранства. Фрей Луис помрачнел. Саломанка превратилась чуть ли не в академию для еретиков. Ученики Лютера и Эразма наглеют день ото дня. Сам Примас Испании, Карранса, архиепископ Толедо, не избежал лютеранской ереси в своем катехизисе.

Это был уже верх преувеличения, и Дон Педро прервал монаха:

— Обвинение было снято с архиепископа.

Глаза доминиканца вспыхнули священным гневом.

— Отступникам Божьим еще воздастся в аду за его оправдание. Семнадцать лет Карранса уберегал себя от застенков святой инквизиции, прикрываясь, по наущению дьявола, разными софизмами. Уж лучше бы он приберег их для костра. В таких делах не до споров и казуистики: пока люди болтают, зло растет, сами по себе споры порождают зло. Надо вскрыть бубоны чумной ереси, выжечь их навсегда очищающим пламенем. В огонь всю эту гниль! И аминь! — Монах выбросил вперед правую руку, будто для проклятия. Его беспощадная ненависть производила устрашающее впечатление.

— Аминь, — отозвался дон Педро.

Костлявая рука доминиканца вцепилась в черный бархатный рукав аристократа. Глаза монаха горели фанатическим огнем.

— Такого ответа я и ждал, это достойный ответ благородного человека чистой крови, отпрыска великого рода Мендоса, который всегда трудился во славу Божью, приумножая славу Испании.

— Разве я мог ответить иначе? Уповаю на то, что я верный сын Матери-Церкви.

— Не только верный, но и деятельный, член воинства Христа. Разве вы не брат мне в некотором роде, не мой духовный брат в великом братстве святого Доминика? Вы — член третьего мирского ордена доминиканцев, посвященный в его таинства, обязанный хранить чистоту Веры, уничтожать ересь, где бы она ни обнаружилась!

— Почему вы учиняете мне допрос, Фрей Луис? — Дон Педро нахмурился. — К чему такая страсть?

— Я хотел испытать вас, ведь вы стоите на краю пропасти. Я хотел удостовериться, что вы крепки духом, что у вас не закружится голова, и вы не падете в бездну.

— Я на краю пропасти? Я? Вы сообщаете мне нечто новое, брат. — Дон Педро расхохотался, сверкнув белыми зубами.

— Вам угрожает опасность утратить чистоту крови, которая до сих пор была безупречна. Вы сообщили мне, что матерью ваших детей станет еретичка.

Дон Педро все понял и, по правде говоря, удивился. Он не решился признаться фанатику, но в порыве страсти он и впрямь не думал об этой стороне дела.

На какое-то мгновение он растерялся. Дон Педро действительно был преданным сыном церкви, и пришел в ужас, обнаружив собственное безрассудство в деле первостепенной важности. Но это быстро прошло. Если раньше он твердо уверовал в то, что леди Маргарет по своей воле станет его невестой, то теперь убедил себя, что для него не составит особого труда обратить ее в Истинную Веру. Так он и сказал, и его непоколебимая убежденность совершенно изменила ход мыслей монаха. Фрей Луис воспрял духом, как человек, вдруг увидевший свет в кромешной тьме.

— Благословение Богу! — воскликнул он в благочестивом экстазе. — Поделом мне за слабость в моей собственной вере! Мне не дано было понять, брат мой, что Господь подвиг вас спасти ее душу.

И монах полностью переключился на эту тему. С его точки зрения все действия дона Педро были оправданы, даже само насильное похищение. Здесь не может быть сомнений: дон Педро поддался не плотскому вожделению — при одной мысли об этом монах содрогнулся в душе — дон Педро спас девушку от грозившей ей страшной опасности. И спас он не столько прекрасное тело, созданное сатаной для совращения мужчин, сколько ее душу, обреченную на вечное проклятие. Отныне он, Фрей Луис, станет помощником дона Педро в благородном деле обращения ее на путь истинный. Он принесет свет Истинной веры девице, которой сама судьба предназначила столь высокое положение. Он возьмется за святое дело освобождения ее из еретических тенет, в коих она пребывала на своей мерзкой еретической родине, и, обратив ее в Истинную Веру, сделает достойной невестой графа Маркоса, достойной матерью его будущих детей.

Даже если бы у дона Педро возникло желание возразить Фрею Луису, он бы не отважился. Но он и сам желал того же. Теперь, по зрелом размышленьи, он понял, что Маргарет должны быть обращена, прежде чем он возьмет ее в жены.

Так Фрей Луис получил разрешение заняться духовным перевоспитанием Маргарет.

Он приступил к делу с превеликой осторожностью, тщанием и рвением и в течение трех дней старательно подрывал бастионы, воздвигнутые, по его мнению, сатаной вокруг Маргарет. Но чем больше он проявлял усердия, тем выше воздвигал свой вал сатана, и смелые атаки Фрея Луиса были безуспешны.

Поначалу его рассуждения заинтересовали леди Маргарет. Возможно, почувствовав интерес к самому предмету разговора, она стала прерывать Фрея Луиса вопросами. Откуда он почерпнул эти сведения? Какими располагает доказательствами? И когда монах отвечал ей, Маргарет тут же обескураживала его каким-нибудь стихом из Библии, требуя согласовать его высказывания с этой цитатой из Священного писания.

Для нее это была занимательная игра, ниспосланное небом развлечение, помогающее как-то разнообразить тоскливые дни плавания, отвлечь внимание от ужаса прошлого и неопределенности будущего. Но для монаха это была мука. Простота Маргарет обескураживала его, а непосредственность, с которой она задавала вопросы, ее откровенные высказывания порой доводили его до отчаяния.

Фрей Луис никогда еще не встречал такой женщины, что, впрочем, было неудивительно. Его инквизиторская деятельность была связана с иудеями и впавшими в ересь обращенными маврами. Знание английского сталкивало его с английскими и другими моряками, заключеными за ересь в тюрьмы святой инквизиции. Но все они были люди невежественные в вопросах религии, даже капитаны и владельцы судов. Они упрямо цеплялись за догматы еретической веры, в которой их воспитали, но неспособны были привести какие-то аргументы или ответить на его вопросы в ходе дознания.