Псы господни
Шрифт:
— Вы утверждаете, что я околдовала дона Педро с целью женить его на себе, а впоследствии обманом склонить к принятию лютеранства, что обрекло бы его, по вашим представлениям, на вечные муки. Так почему же я не удержала дона Педро в Англии, где могла в полной безопасности претворить в жизнь свои злые умыслы?
Фрей Хуан обернулся к помощнику прокурора, как бы приглашая ответить обвиняемой, что, собственно, входило в его обязанности. Презрительная улыбка искривила губы помощника прокурора.
— Вы исходили из житейской мудрости. Граф Маркос — высокопоставленный и богатый джентльмен, и вы, естественно, хотели бы разделить с ним это богатство. Но стоило предать гласности тот факт, что граф Маркос остался в Англии, женившись на еретичке, его тотчас лишили бы высоких титулов, а богатство конфисковали. За такой грех его приговорили бы к сожжению на костре. Поскольку в суд он бы не явился, сожгли бы его изображение с тем, чтобы потом отправить преступника на костер без суда, как только он попадет в руки святой инквизиции.
Помощник прокурора усмехнулся, весьма довольный собой.
— Вы получили ответ на свой вопрос, — констатировал Фрей Хуан, обращаясь к Маргарет.
Она побледнела от возмущения.
— Вы полагаете нагромождение абсурда на абсурд ответом? — воскликнула она в отчаянии и, опомнившись, добавила:
— Хорошо, давайте проверим сеть, которой вы меня опутали. Вы разрешаете мне задавать вопросы моему обвинителю?
Фрей Хуан вопросительно взглянул сначала на священника, потом на помощника прокурора. Первый пожал плечами и хмыкнул, давая понять, что речь идет о сущих пустяках.
— Почему бы и нет? Пожалуйста, пусть спрашивает — ut clavus clavo retundatur , — произнес резким голосом второй.
Получив разрешение, Маргарет перевела взгляд на Фрея Луиса, сидевшего возле старательно пишущего протокол нотариуса.
— Вы подслушивали у двери каюты, когда дон Педро говорил со мной. Помните ли вы, что, умоляя меня выйти за него замуж, дон Педро сообщил: на борту корабля есть священник, который нас тотчас и обвенчает?
— Об этом я упоминаю в своем донесении, — ответил он со злобным огоньком в глазах.
— И что же я сказала в ответ?
— Ответа не последовало, — произнес он с расстановкой.
— Но если я колдовством хотела женить дона Педро на себе, как же я оставила его предложение без ответа?
— Молчание не расценивается как отказ, — заметил помощник прокурора.
Маргарет взглянула на него, и усталая улыбка промелькнула на ее лице.
— Тогда продолжим разговор. — Она снова обернулась к Фрею Луису. — Что я сказала вам наутро, повстречав вас на палубе?
Фрей Луис, посмотрев на председателя суда, сделал досадливый жест рукой.
— Ответ опять же в моем донесении. Я указываю там со слов обвиняемой, что ее доставили на борт корабля насильно, что дон Педро уговаривал ее выйти за него замуж, что она искала у меня защиты.
— Если бы я околдовала дона Педро, убедив его жениться на мне, обращалась бы я к кому-нибудь с такой жалобой, искала бы у кого-нибудь — особенно у священника — защиты?
— Разве я утверждал, что вы околдовали его с одной лишь целью — женить на себе? — повысив голос, заявил монах, и глаза его полыхнули злобой. — Откуда мне знать, какие цели преследует такая женщина, как вы? Я утверждаю лишь, что вы околдовали его, разве иначе богобоязненный, набожный сын матери-церкви думал бы о браке с еретичкой, совершая святотатство, угрожая священнику, проклиная кощунственно кровь людей, выполняющих священный долг служителей инквизиции?
— Даже если из вашего утверждения следует, что он был околдован, — пусть так, я в таких вещах не разбираюсь — каким образом вы докажете, что околдовала его именно я?
— Как? — отозвался Фрей Луис, не сводя с нее горящих глаз.
— Отвечайте обвиняемой, Фрей Луис. — Главный инквизитор говорил спокойно, но тон его насторожил членов трибунала.
Дело в том, — Фрей Хуан де Арренсуэло позднее признал это — что в голову ему закралось сомнение. Все началось с заявления обвиняемой о том, что обвинение намеренно сделало из нее козла отпущения за преступления, совершенные доном Педро де Мендоса и Луна. Услышав эти слова, председатель суда хотел закрыть заседание; перед новым допросом леди Маргарет он решил разобраться в себе самом и удостовериться: ни он, ни Фрей Луис никоим образом не причастны к тому, что им приписывается. Однако стойкость обвиняемой, объяснявшаяся, по-видимому, чистой совестью, ее логичные вопросы и веские доводы лишь усилили его сомнения.
И теперь он настаивал, чтобы Фрей Луис ответил на вопрос и тем самым внес ясность в свое донесение.
Доминиканец же ответил Маргарет встречным вопросом, обращаясь к суду. Фрей Луис просто не выдержал взгляда смелых ясных глаз леди Маргарет.
— Разве мое обвинение в колдовстве зиждется лишь на обольщении дона Педро? Я ведь подробно описал сатанинскую изворотливость ответов обвиняемой, которую пытался обратить в истинную веру. Я не решился признаться ранее, но теперь признаюсь, отдавая себя на суд святейшего трибунала: да, я чуть было не попал во власть ее адских чар, когда сам начал сомневаться в истинах Священного писания — так тонко она извращала их смысл. Тогда-то я уразумел, что она пособница злого духа. Она высмеивала меня и святые слова, что я нес ей, и заливалась коварным смехом, как распутница. — Страстно обличая колдунью, монах разжигал ненависть своих слушателей. — Мое убеждение сложилось не под влиянием того или иного факта, твердое убеждение в ее колдовстве, на котором зиждется мое обвинение, исходит из всей суммы фактов, ошеломляющей в своей ужасной совокупности. — Фрей Луис, строгий, напряженный, устремил взгляд больших темных глаз в бесконечность. Окружающим он казался боговдохновенным. — Я записал то, что отчетливо видел внутренним оком, коему был ниспослан небесный свет.
Монах сел, обхватив голову руками. Его била дрожь: в последний момент мужество покинуло его. Он не отважился добавить, что счел решающим доказательством колдовских чар леди Маргарет то, что они возымели действие на него, проникнув в цитадель его доселе неуязвимого целомудрия. Он не отважился рассказать о навязчивом видении — белой шее и округлой груди, преследующем и мучащем его с того самого дня, когда он увидел Маргарет на корабле. Искушение было так велико, что он не раз забывал про свой долг, всерьез помышлял отказаться от роли обвинителя в то утро, когда сошел на берег в Сантандере. Да и потом ему хотелось отбросить перо, отречься от правды и погубить свою бессмертную душу, чтоб спасти ее прекрасное тело от сожжения на костре, ибо она была обречена. И поскольку ее красота возбуждала доминиканца, как острый непреодолимый запах духов, поскольку он корчился от страстного желания увидеть леди Маргарет и терзался при мысли о справедливом возмездии, которое ее настигнет, он не мог позволить себе сомневаться в ее вине. Чары Маргарет в одночасье разрушили бастионы чистоты, возведенные им за долгие годы самоотречения и служения Богу, чтоб укрыть душу от греха. Это ли не доказательство ее колдовской мерзости, призванной ослабить того, чей долг — уничтожить ведьму? И лишь когда это прекрасное тело, искушавшее и губившее людские души по воле сатаны, будет истерзано палачом, а потом превратится в пепел на костре, Фрей Луис сочтет, что выполнил долг — долг своей совести.
Председательствующий спросил обвиняемую, удовлетворена ли она ответом, и Фрей Луис услышал решительный протест леди Маргарет.
— Это был вихрь бессмысленных слов, торжественная декларация собственных убеждений Фрея Луиса, но отнюдь не доказательство чего бы то ни было. Он заявляет, что я искусный полемист в религиозном споре. Но я веду спор на основе полученного мной религиозного воспитания. Разве это доказательство колдовства? Согласно подобной логике, каждый лютеранин — колдун.
На сей раз Фрей Хуан промолчал. Он объявил, что заседание закрывается, и приказал увести обвиняемую.