Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
Бывшему владельцу, а ныне директору отеля "Индепенденс" было пятьдесят лет. Это был типичный "пиед нуар". В душе он с большим предубеждением относился к неграм. Независимо от их политической ориентации он их всех делил на две категории: мелких жуликов и грабителей с большой дороги. Три месяца назад, он приставил к Шеннону своего соглядатая, мальчика лет десяти по имени Бонифаций. Только позже Кот понял настоящую причину - Гомез оказывал подобную услугу всем своим гостям, хотели они того
– или нет. Если иностранного туриста почему-либо арестуют и отвезут в участок, мальчишка через кусты рванет к Гомезу и все расскажет. Он, в свою очередь, доведет информацию до швейцарского или немецкого посольства, чтобы кто-нибудь начал переговоры об освобождении, пока арестанта не забили до полусмерти.
Внезапное появление Жана и Курта в единственном отеле Кларенса вызвало настороженный интерес как у владельцев, так и завсегдатаев бара, не решавшихся покинуть отель.
– Что вы пожелаете?
– Гомез был сама любезность.
– Пива и что-нибудь пожрать, - в лоб заявил Курт на своём французском.
– Я голоден как волк.
– Прошу, мсье, присаживайтесь. Выбор у нас не богат, но вы будете довольны. У нас есть свежий "Примус".
– Я предпочитаю "Кроненбург", - заявил Лангаротти.
– Увы, он у нас кончился...
– вежливо сказал Гомез.
– Хорошо! Давай "Примус"!
– И пару антрекотов, - Жан уловил доносившийся с кухни слабый аромат жареного мяса.
– Сию минуту, мсье! Могу предложить Вам жареную свинину и дичь.
– Давай нам свинину!
Не успели наёмники удобно расположиться у столика, как к ним подошёл лысоватый мужчина небольшого роста, одетый в поношенный костюм для сафари. Его выцветшие голубые глаза вызывающе блестели из-за стальной оправы очков, а непомерно большой, обожженный до красноты нос задорно морщился.
– Позвольте представиться, Борлик, Вильк Борлик, охотник и коммерсант, - вежливо сказал он и поставил на стол пару "Кроненбурга".
– Вы позволите присесть.
– Присаживайся, мы не против. Не так ли, Курт?
– Жан подмигнул Земмлеру. Немец кивнул, уткнувшись в меню.
– Выпьем!
– Выпьем!
– Я слышал Вы заказали свинину! Сегодня у здесь очень разнообразное меню.
– А что так?
– Ну, во-первых, у меня вчера была удачная охота. Я притащил нашему хозяину трёх индеек и муравьеда...
– Так вы охотник?
– Да, - Борлик выпятил грудь, а потом ехидно улыбнулся и продолжил, -.а, во-вторых, сегодня под колёсами машин погибли несколько свиней
К тому времени, как были опустошены пятнадцать банок "Примуса" -- за счет Жана, -- наёмники уже знали, что их новый знакомец родом он был откуда-то с Карпат, что перебрался он сюда ещё в тридцать пятом году. Будучи еще юнцом Вильк начитался книжек Буссенара, Жюля Верна и Конрада. Борлик жаловался на то, что они обманули его. Местное солнце опалило его редкие волосы и выдубило кожу.
– Наверное, Буссенар писал специально с той целью, чтобы его читатели не узнали правду об Африке, - распалялся Борлик.
– Ведь читателям что было нужно? Им подавай честных и преданных слуг из числа туземцев, которым неведомы понятия "обман" и "предательство", которые вечно будут обмахивать тебя пальмовым опахалом при свете луны на пляжном пикнике. Им подавай смуглых служанок, у которых груди размером с кокосовые орехи и которые будут вечно покачиваться перед твоими глазами. Почитатели Майн Рида и Буссенара не хотели и слышать о мошке и инфекциях, о жаре, которая душит тебя почище любой веревки. Они до сих пор не верят в то, что у здешних женщин груди похожи на бурдюки, из которых вылили предварительно всю воду. Подвыпивший Курт подвинул еще одну банку с пивом к этому говорливому и нудному старикану и спросил:
– Тогда что вам мешает вернуться обратно на родину?
– Куда? В Закопане? Здесь Кимба только грабит, ну может немного побьёт, но всё же чувствуешь себя белым человеком, да и заработать можно. А там меня ожидает и то, и другое, да ещё ограбят и мозги все пропарят, что всё так и надо!
– Какие страшные твои Закопаны,- ехидно улыбнулся Земмлер.
– Они не страшные, они красивые. Это в Польше сейчас страшно. Вообще для Европы я уже непоправимо отощал, слишком постарел и вообще сломался. В Западной Африке я подметил только две хорошие вещи. Во-первых, жизнь дешевая. А во-вторых, не надо платить деньги за курорт у моря. Но если бы этот старый козел Буссенар был бы еще жив, я бы все отдал за то, чтобы только придушить его. Не люблю писак...
– Борлик кивнул в сторону сухощавого мужчины с выгоревшими льняными волосами, который, пристроившись в углу, что-то черкал, кажется, стенографическими знаками, в свой блокнот для рисовальной бумаги.
– Это Алекс. Приехал в Кларенс на Праздник Независимости. Работает из Уарри сразу на несколько парижских газет. Кроме того, сотрудничает под другим именем с целой сетью американских изданий, не говоря уж об Ассошиэйтед Пресс и Би-Би-Си. Бедняге приходится каждый материал переписывать четыре раза, и каждый раз по-новому. Небось писательская чесотка замучила.
Алекс воспринял тираду Борлик как должное. Было видно, что они давно знакомы:
– Ты опять за старое, папаша Вильк, - добродушно заворчал он.
– Не волнуйся, не замучила.
– Журналист бросил ручку, встал, потянулся и почесал свою грудь, обросшую спутанными, рыжими, как у викинга, волосами, которые топорщились из-под распахнутого ворота рубахи. У него был взгляд человека, который вполне был способен выпить стакан пива, купленного другим, а потом описать его в четырех разных материалах как бокал с двойным виски.
– Вы к нам надолго, господа?
– обратился он к наёмникам.
– Меньше слушайте этого старого пердуна, Виля. Скажу по секрету, он - браконьер. Снабжает хозяина нашего шалмана Гомеза свежей дичью. А ещё он обдурит любого туземного торговца, всучив ему нейлон вместо шёлка, а тушёнку вместо консервированной ветчины.
– Не любишь ты меня, Алекс, - произнёс Борлик, картинно протянув к нему руки. Журналист не понял шутки, и возмущённо уставился на торговца.
Тот как ни в чём не бывало продолжал.
– Ты что не знаешь, чем я промышляю? Я прослышал, что сегодня должен прийти пароход из России...
– Не придёт, - перебил его захмелевший Земмлер.
– Порт закрыт...
– Откуда Вы это знаете, - ухватился за его слова журналист.
– Знаю, и знаю.
– продолжал брюзжать Курт.
– Я много чего знаю!
– Мы тут по коммерческой части, - попытался перебить коллегу Жан-Батист.
– Сегодня в обед приехали на машине. Привезли мужское бельё и обувь.
– Из Уарри?
– не унимался Алекс.
– Его самого, - промямлил Курт.
– Вы что, начитались О'Генри? Кто здесь носит бельё или обувь?
– едко заметил Борлик.
– Даже солдаты здесь зачастую ходят босиком. Вот старожилы рассказывали, что в 1924 году местные солдаты-аскари съели за один присест тысячу пар сапог.