Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
Он закончил дело, когда уже начало светать. Он встал, потянулся и вышел на балкон, ещё раз переживая события вчерашнего дня. К своему удивлению он обнаружил на пластиковом столике смятую пачку сигарет и очень обрадовался этому. Сигареты были дрянные, местные. Он закурил одну из них, закашлялся, но всё равно получил мимолётное удовольствие от этого. Облокотившись на перила, он стал задумчиво смотреть на бухту, в которой мигали десятки огней больших океанских кораблей и местных каботажных судёнышек. Саймон не знал, что одна из посудин, стоявших в порту, была куплена на деньги Мэнсона и имела прямое отношение к его вчерашнему фиаско. Её капитан Карл Вальденберг тоже не спал. Выйдя на мостик, он сосредоточено сосал свою трубку и строил планы на сегодняшний день.
– Чёртов понедельник, - думал он.
– Надо забункероваться, принять пассажиров и груз до заката, чтобы засветло покинуть порт...
– Не спите, капитан, - на ломаном немецком к нему обратился механик.
– А. Горан! Уже встал.
– Да, сэр! Я всё думаю о заказах. Удастся ли всё получить к отходу?
– Не знаю, Африка! Одно радует, что договаривались с ливанцами.
– Эти, что не обманут?
– Обмануть-то попытаются, но в отличие от негров всё что-то достанут из твоего списка. Ты уж держи ухо к земле...
– Что? Ухо к земле?
– Извини. То по-немецки, в общем, будь осторожен, - улыбнулся капитан.
Горан озадачено почесал затылок.
В тот день Шеннон проснулся на пару часов позже Эндина. Его разбудил звон колокола, доносившийся через распахнутое окно. Он означал наступление нового дня, время утренней мессы. Кот посмотрел на часы: они показывали семь часов. Нужно было вставать. Кот направился в ванную общего пользования в конце веранды. Душ оказался совсем не таким прохладным, сильным и обильным, чтобы разбудить его. Тепловатые струйки воды лениво падали на тело, скатываясь в главный водосток и еще долго были слышны, -- уже после того, как исчезли из поля зрения, -- как будто их всасывало и полоскало в пасти растянувшееся под досками пола неведомое чудовище. Одевшись в штатское платье, он прошёл на кухню. Сейчас она была превращена в столовую. Там ему подали отвратительного вкуса кашу, галеты, жидкий кофе и местные фрукты.
– К сожалению, мы не нашли повара, - пояснил сидевший напротив Френч, увидевший кривую физиономию наёмника.
– Да и снабжение хромает...
– Завтра добудем консервы: сардины, говядину, организуем снабжение дворца хлебом и рыбой, - встрял в разговор вездесущий Бенъард.
– Конечно, на разнообразие рассчитывать пока не приходится.
С трудом проглотив завтрак, Шеннон вышел во двор и у ворот наткнулся на полусонного Тимоти, который с группой своих бойцов нёс караул с вечера.
– Пусть тебя сменит, Барти, - распорядился он.
– Выполняй.
Убедившись, что новый караул занял свои места, Шеннон завёл автобус и медленно выехал со двора. День только начинался, африканское солнце не успело нагреть воздух. Он подъехал к храму в начале девятого, когда прихожане уже разошлись со службы по своим делам. Тщательно припарковав автобус на обочине, командир наёмников вошёл в храм и осенил себя крестным знамением.
– Входи, сын мой, я тебя жду, - раздался голос с амвона.
– Ты разве католик?
– Да, отец! Я принёс ключи от автобуса.
– Это хорошо. Ты давно был на исповеди?
– Да. Почти два месяца назад.
– Ты хочешь поговорить со мной о душе?
– Да, отец, но не сегодня. У меня много дел.
– Суета сует. Ты не прав, сын мой!
– Я знаю. Вы хотели со мной о чём-то поговорить?
– Я вижу, ты спешишь, и ты не готов. Приходи ко мне позже. Меня зовут отец Алоиз!
– Но вы вчера хотели со мной поговорить.
– Да. Я хотел поблагодарить тебя за освобождение священника...
– Это сделал не я, а мой офицер.
– Но он же выполнял твой приказ!
– Да.
– Значит наша церковь благодарна тебе за это.
– Отец Алоиз! У меня не так много времени на долгий разговор, но позвольте спросить.
– Да, мой сын.
– Как вы относитесь к тому, что произошло вчера?
– Сын мой, ты знаешь, что святая церковь не вмешивается в мирские дела...
– И всё-таки?
– Я попробую тебе ответить, но имей ввиду, что это моё личное мнение - христианина, но не пастыря.
– Я вас внимательно слушаю.
– Ты должен знать, что долгое время здесь, в Зангаро, проповедь христианства не имела успеха. Даже закон Мурата, объявившего христианство государственной религией, не дало тех плодов, какие взросли после прибытия сюда проповедника Харриса. Ты что-нибудь слышал о нём?
– Нет, отец Алоиз.
– Во времена первой мировой войны он прибыл из Либерии в эти глухие места. По воспоминаниям, это был высокий седой старик, всегда одетый в белое. Проповеди Харриса широко разнеслись по тропическому лесу. Кроме Зангаро он проповедовал свыше двух лет на Береге Слоновой Кости, а ещё раньше - на Золотом Берегу. Он шел от деревни к деревне, опираясь на крестообразный посох. Его горячие, взволнованные проповеди собирали тысячи крестьян. Он провозглашал новое, христианское вероучение, призывал народ сжигать идолов и разрушать их алтари. С установлением господства белых в глазах многих традиционные религиозные взгляды становились предметом сомнений, а может быть, и насмешки, когда появился Харрис. Разве сумели предки, в честь которых чуть ли не ежедневно совершались жертвоприношения, защитить народ от чужеземных захватчиков? Разве заступились боги за своих почитателей?
– Отец Алоиз, вы рассказываете удивительные вещи. Неужели все бакайя приняли христианство?
– Не все сын мой, не все, но многие. Его успеху способствовало появление какао в Зангаро. В деревнях, выращивающих шоколадные деревья, множились конфликты из-за накопленных богачами состояний, из-за крупных наследств. Волнами растекались зависть и взаимная неприязнь. Эти человеческие страсти находили выход в колдовстве, в заговорах. Страх словно пропитывал крестьянские общины, и на месте исчезавших традиционных средств защиты от таинственной опасности сглаза появлялись новые -- особые часовенки, оберегавшие крестьянина от окружавшей его невидимой, неразличимой враждебности. Количество этих часовенок возрастало параллельно увеличению объема производства какао...
– Насколько я вас понял, отец Алоиз, Вы заинтересованы в восстановлении прежнего влияния?
– Это ты сказал, сын мой, только ты...
– У меня к Вам встречная просьба. Вчера внезапно умерли два моих товарища. Я бы хотел похоронить их по-христианскому обычаю.
– Были ли они добрые католики?
– Не знаю. Боюсь, что нет. Один родом из Остенде, что во Фламандии, другой - из Капской Колонии.
– Назови их имена, сын мой.
– Марк Вламинк и Жан Дюпре.