Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
– Фредди, принеси-ка нам что-нибудь покрепче мартини, - громко произнёс Земмлер.
– Арак, месье? Ром?
– Неужели здесь нет ничего получше?
– Береговой джин?
– Какой, какой? Опять местное дерьмо?
– возмутился Курт по-английски.
– Но, сэр, - Фред неожиданно проявил знание второго языка.
– Так здесь называют розовый джин.
– Опять коктейль! Есть что-нибудь типа водки или виски?
– Только гаванский ром.
– Тащи его сюда.
– Сколько сэр?
– Всю бутылку.
Шеннон решил не вмешиваться в действия
– Ребята, прекращайте, всем завтра на службу.
Неожиданно дверь в столовую распахнулась и вошёл священник. Шеннон сразу его узнал: четыре месяца назад тот подвозил его до отеля. Он осенил сидящих крестным знамением и нисколько не смущаясь объявил:
– Мсье! Я требую, чтобы вы немедленно вернули автобус миссии. Он по утрам развозит школьников миссии.
Наша мать-церковь содержит школу-интернат уже шестидесят пять лет. В ней работают французские монахини, которые приезжают сюда на всю жизнь. Старшей из них больше восьмидесяти лет, она ни разу не покидала страну с тех пор, как приехала в девятнадцатилетнем возрасте. Они очень стараются, чтобы их просветительская деятельность давала желаемый результат.
– А ты кто такой?
– пьяно спросил его Земмлер.
– Курт, постой! Я сам с ним поговорю, - оборвал немца Шеннон.
– Святой отец! Вы меня узнаёте?
– Здесь мало белых, сын мой, - последовал ответ.
– Конечно! Наша мать-церковь содержит школу-интернат уже шестидесят пять лет. В ней работают французские монахини, которые приезжают сюда на всю жизнь. Старшей из них больше восьмидесяти лет, она ни разу не покидала страну с тех пор, как приехала в девятнадцатилетнем возрасте. Они очень стараются, чтобы их просветительская деятельность давала желаемый результат.
– Заверяю Вас, что автобус в целости и сохранности будет стоять завтра на том месте, где находился.
– Лучше отгоните его к церкви, сын мой! Завтра приходите к окончанию утренней мессы, там и и поговорим, - многозначительно сказал священник и, осенив всех крестом удалился.
– Что это было?
– спросил Жан-Батист.
– Явление духовной власти, - съязвил Курт, допивая очередной стакан с ромом.
– С меня сегодня хватит и приключений, и выпивки.
Не успел он закончить, как на лестнице вновь раздались шаги. Увидев в проёме фигуру, Жан насторожился, но затем расслабился.
– А инспектор! Какими судьбами? Проходи! Садись!
– Это местный флик Хорас, - шепнул корсиканец.
– Вроде он на нашей стороне...
– Мсье Хорас!
– Шеннон протянул руку полицейскому.
– Мсье Шеннон!
– Позвольте представить: мсье Земмлер, лейтенант Рольт. Чем обязан?
– Прошу прощения за вторжение, но я узнал, что вы здесь ужинаете и решил зайти. Надеюсь, что у вас тут всё в порядке?
– Да, в лучшем виде,- промямлил Земмлер.
– Дело в том, что Жюль, старый знакомец нашего командира.
– Ах вот как? Кейт Браун?
–
– Не откажусь! Жан, с тобой хочет поговорить Алекс. Он там внизу...
– А, щелкопёр, что ему там надо?
– проворчал Земмлер.
– Не нравится мне этот писака...
– По-видимому, информация, - ответил инспектор.
– Лучше ему что-то дать, чем он напридумывает своего...
Шеннон на короткое время задумался и решил:
– Жан! Возьми Барти и спустись вниз. Пусть даст интервью. Ты - только переводчик.
Жан и оба африканца направились к выходу. В комнате на какое-то мгновение зависла тишина.
– Что хотел наш святоша?
– Чтобы мы вернули школьный автобус, - ответил Земмлер.
– Ага! Я так и думал, что он под каким-нибудь предлогом захочет установить контакт с Вами.
– А что тут такого. Духовная власть должна знать возможности светской. Лучше расскажите мне о школе миссии.
– Туда берут девочек пяти лет из обеспеченных семей. Они остаются там до четырнадцати. Родители обязуются всецело доверить дочерей попечению монахинь и видеться со своими детьми не чаще нескольких раз в год; зато миссия берет на себя все расходы по содержанию воспитанниц. Недавно я по долгу службы посетил интернат. В нем числятся восемьдесят три ученицы, преимущественно в младших классах. Им преподавали французский язык, домоводство, закон божий, рукоделие, пение, очень отрывочно историю. Современные педагогические приемы сюда еще не дошли, обычно монахиня читает вслух, а дети хором вторят ей. Они с поразительной скоростью выпаливают молитвы, спряжения, пословицы, имена королей, псалмы, ничего во всем этом не смысля.
– Значит ли это, что обучение никуда не годиться?
– Естественно. Как только четырнадцатилетние девочки выходят из школы, в их жизни тотчас наступает коренная перемена. Бывшие затворницы познают полную свободу. Их родители, как здесь принято, совершенно не интересуются, чем занимаются дети; к тому же девочка в четырнадцать лет здесь считается взрослой, способной жить самостоятельно. Вот почему воспитанницы, покинув интернат, предаются веселью и забавам. Потом наступает пора замужества, и все, чему их учили в школе, быстро забывается. Через несколько лет остается разве что умение шить.
– Местные женщины способны без конца шить пестрые платья,- неожиданно выпалил Барти.
– Я знаю!
Хорас поглядел на него с удивлением и продолжил:
– Школа по сути дела никак не влияет на нравы и их жизненный уровень. Одна из главных причин этого -- оторванность школы от внешнего мира, а также отсутствие интерната для мальчиков. Кроме того, не нужно быть слишком придирчивым человеком, чтобы усомниться в правильности методики, которую избрала миссия. Не лучше ли обучать детей нужным профессиям, давая одновременно необходимые теоретические познания в области биологии, зоологии, ухода за больными, мореходства? Увы, главная обязанность миссии -- спасение душ: об этом напомнила мне начальница интерната, когда я попытался поделиться с ней этими соображениями. Все прочее -- постольку, поскольку...