Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
– Интересная стратегия, - промычал Шеннон.
– Мда, и притом весьма эффективная. Сейчас, должно быть, только на берегах Залива проживает полсотни племянников, кузенов и других родственников Агратов.
– Ты отвлекаешься...
– Так вот, после его смерти дело возглавил Авит-младший. Он успешно посредничал между Виши и Свободной Францией, за что получил Лотарингский Крест. После он открывал свои отделения по всей Западной Африке: в Дакаре, Леопольдвиле, Уарри, Лагосе. Колониальная администрация считала его своей надёжной опорой. Он даже финансировал местных традиционалистов. Партия, финансируемая им, впрочем, как и либералы, не набрали нужного количество голосов. Доктор Окойе отправился в изгнание, а он остался...
– Гомез отхлебнул чери-бренди и продолжил: - С объявлением независимости Авит-младший объявил свои мануфактуры кооперативами, председателем которого стал Калин, а земли разделил между четырьмя селениями бакайя. Через год он умер при невыясненных обстоятельствах. Когда полицейские обыскали его особняк, он оказался пуст. Казне досталось только недвижимое имущество, которое сейчас ничего не стоит. Хе-хе...
– А куда делись деньги, имущество, ценности?
– По слухам, он перевёл их за границу, а может быть закопал...
– Так торговый дом Агратов потерял свои позиции в правление Кимбы?
– Видишь ли Кейт, директоры обеих городских школ и единственный практикующий врач обучались в Европе за счёт торгового дома. И не только они. Гранты выдавались инженерам, техникам, учителям, священникам. Многие, конечно, поуезжали, но их обязательства перед семьёй остались.
– И много уехало?
– Человек пятьсот. Многих Авит-младший пристроил на работу. Ходят слухи, что даже аббат Фернандес обязан им своим назначением.
– Он же стар. Ему лет семьдесят или даже больше?
– Аббатом он стал ещё при Кирке.
– И всё-таки, Аграты до сих пор влиятельны?
– Не могу точно сказать, - Жюль пожал плечами.
– Наследник торгового дома Габриэль живёт в Париже, женат на француженке, вроде как, делами дома не занимается...
– А партнёры Авита? Никогда не поверю, чтобы они оставили дело...
– Ничего не могу про них сказать. Знаю, что иногда всплывают долговые расписки и другие обязательства перед торговым домом. Я думаю, что основная документация были переправлена в Париж и находится у Габриэла на Авеню Клебер...
– Ты что-нибудь можешь о нём рассказать? Почему он унаследовал торговый дом? Разве и Авита не было детей?
– Ты не поверишь, но Авит-младший не был даже женат. Следовательно, законных наследников у него не было.
– Он, что был педик?
– Был такой слух, но это неправда. Я точно знаю, что Авит имел женщин...
– ???
– Ответ прост. Он был бесплоден. Если бы его законная жена родила, а при местных нравах довольно часто случается, ему пришлось бы признать ребёнка. Если бы появился мальчик, то весь дом перешёл бы в чужие руки. А у Габриэла есть сын Стефан. Ему должно быть лет двеннадцать...
– А что он из себя представляет?
– Кто, Стефан? Не знаю...
– Я имел ввиду Габриэла.
– Ааа! Я его видел только один раз в Париже. Это было лет десять назад. Тогда ему лет двадцать пять. Такой лощённый молодой человек. Мне он и его жена показались жуткими снобами,- Гомез передёрнул плечами от омерзения.
– Не люблю таких людей! Конечно, они могли за эти годы сильно измениться...
– Спасибо, Жюль, - произнёс наёмник.
– В ближайшее время тебе вернут гостинницу в собственность, - он хлебнул ещё чери и добавил.
– Да, и запиши меня здесь под именем, Кейт Браун.
– Что-то я засиделся! Пора идти, - слегка шатающейся походкой директор отеля пошёл к двери, что-то бурча себе под нос. В двери он обернулся:
– Кейт, не забудь, что ты обещал мне дать лицензию на рулетку...
– Да, да!
– устало проворчал Шеннон, закрывая дверь на ключ. Подойдя к столу, он с удивлением заметил, что хозяин оставил бутыль с чери. Наёмник наполнил бокал и выпил её залпом.
2. РЕАКЦИЯ.
В европейских газетах о перевороте в Зангаро почти не упомянули, только в "Ле Монд" наутро появилась маленькая заметка. В ней говорилось, что 12 июля 197.. года мятежные подразделения зангарской армии свергли президента накануне Дня Независимости и власть временно, до всеобщих выборов, перешла в руки Комитета Национального Спасения. Автором её, естественно, был Алекс. Большинство парижских обывателей пробежали глазами по заголовку и углубились в чтение местной хроники. Лишь немногие из любопытства или по долгу службы прочли её до конца. Наутро был День Республики, и вся страна в очередной раз готовилась праздновать взятие Бастилии. Внимание прессы было приковано к этой знаменательной дате и лишь очень немногие солидные газеты перепечатали эту новость в последующие несколько дней.
На планете Земля было всего три человека, которые уделили ей своё внимание. Двое жили и работале в Москве. Одним из них был начальник Второго Африканского отдела МИД Борис Иванович Караваев. В этот день он допоздна засиделся в своём кабинете на Смоленской площади, подбирая формулировки для доклада в ЦК. Утром он имел разговор с послом в Зангаро Леонидом Васильевичем Добровольским, который волею обстоятельств приходился ему шурином. На эту должность его рекомендовал лично Караваев. Связь была преспаршивая, поскольку приходилось вести разговор через радиостанцию "Комарова".
– Васильич! Что же, чёрт побери, там у тебя происходит?
– Я как раз пытаюсь выяснить что-нибудь поточнее, Борис Иванович.
– Лёня! Мне нужны факты для ЦК!
– Гм... вроде замешаны армейские части, но никто не знает сколько их... Может быть это пустяки, а, может, и нет. Пропали двое наших...
– Это мне известно из твоей шифрограммы! Как думаешь, к чему идёт дело?
– По-моему, обычная борьба за власть...
– Кто стоит за путчистами? Французы? Американцы?
– Этого я не знаю, товарищ Караваев.
– Так спроси у своего гэбэшника! Кто там у тебя в штате?
– Капитан Волков.
– Не знаю такого! Что известно по его линии?
– Он тоже не обладает информацией. Один из советников Кимбы укрылся в китайском посольстве. Я попытаюсь что-нибудь вызнать у него.
– Хрен, что скажут тебе маоисты, - в сердцах сказал Караваев и крепко выругался.
– Какие меры думаешь предпринять?
– Встречусь с новым руководством страны в ближайшие сроки, чтобы прояснить ситуацию. Я послал ноту...