Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
– Извини, Кот. Есть что выпить?
Шеннон достал на четверть полную бутыль с чери:
– Будешь?
– Ага.
Шеннон налил полный стакан и протянул его корсиканцу. Тот осушил его залпом.
– Ну так что случилось?
– Помнишь зал на верху, в котором мы ужинали три дня назад.
– Да!
– Так вот! Вчера он был наглухо закрыт, а сегодня вечером открылся.
– Когда?
– Не помню точно. После того, как ты ушёл...
– И что?
– Там теперь казино с настоящей рулеткой!
– Гомез, конечно, поторопился, но скоро он получит разрешение...
–
– Ну и как?
– Курт ещё ничего: остался при своих. А я просадил все наличные!
– И кредит?
– И кредит! Налей ещё!
Шеннон с сомнением посмотрел на корсиканца, потом взял бутыль и налил бокал.
– Мне кажется тебе уже хватит! Вот выпей и иди спать!
– Всё, всё! Я в норме. Я к тебе вообще-то по другому поводу.
– Какому?
– Я сегодня разговорил папашу Вилька. Как ты думаешь, чем он тут занимается?
– Торговлей, может немного контрабандой. А что?
– Знаешь, что он отсюда вывозит? Шкуры диких животных!
– Ну и хорошо. Какой-никакой прибыток.
– Так вот. Расскажу всё по порядку. Борлик привозит сюда порох и пули, но не продаёт их, а даёт в долг туземцам. Те охотятся на дичь и отдают её в качестве оплаты долга. Мясо он отдаёт Гомезу, а шкуры и чучела вывозит в Европу. У него оказывается здесь имеется таксидермическая мастерская. Она расположена в помещениях старого сахарного завода.
– Он был закрыт при Кимбе?
– Нет, ещё до первой мировой войны. Так вот, это только прикрытие!
– Вот как?
– Ага. В ней работает несколько беженцев. Однако там не только набивают чучела, - торжествующе произнёс корсиканец, - но и ремонтируют ружья, набивают патроны, вставляют капсюли в гильзы!
– Как это Кимба просмотрел!
– Ничего он не просмотрел. Он знал об этой мастерской и пользовался услугами папаши Виля, когда ему припекало. Вот!
– выдохнул Жан-Батист. Он наклонил бутыль и нацедил себе ещё один бокал чери.
– Будь здоров, командир!
– Мне кажется, тебе уже хватит!
– Мгм...
– Иди спать! Я завтра переговорю с Бенъярдом.
4. ГОСПИТАЛЬ
Санди умер пятнадцатого июля, на рассвете. Ночью Шеннона разбудил громкий стук в дверь. Голос настойчиво просил мистера Кейта его впустить.
– Какого чёрта, - выругался Шеннон, вылезая из-под марлевого накомарника. В полумраке комнаты (оконные жалюзи были закрыты плотно закрыты) он натянул на себя трусы и наощупь двинулся к двери. Спросонок он наткнулся на стул и чуть-чуть не упал.
– Кто там?
– Это Жорж, мсье! Звонят из госпиталя...
– Кто?
– Как кто? Доктор из госпиталя! Он срочно требует к телефону какого-то Шеннона, который живёт в Вашем номере...
– Так что случилось?
– Плохо какому-то Шанду Мириону.
Сон сняло, как рукой. Если ночью звонят из госпиталя, значит дела действительно плохи.
– Где телефон?
– Я Вас провожу.
– Подожди, дай одеться.
Шенон плеснул в лицо воды, затем натянул куртку и брюки. Подумав, обулся и, взяв в охапку ремни, решительно вышел в тёмный коридор отеля. У входа стоял Жорж, держа в руке переносную лампу:
– Прошу следовать за мной мистер Кейт, - мягко произнёс он, и неслышно повёл его к регистрационной стойке. В гостинице царила полная тишина.
– Неужели все гражданские так крепко спят, - пробурчал наёмник, привыкший реагировать ночью на каждый шорох.
– Что Вы сказали, мсье, - обернулся Жорж.
– Я не расслышал...
– Ничего. веди быстрее,- шепнул Шеннон. Они быстро пошли по коридору и, повернув налево, оказались в фойе. Со стороны бара доносился гул голосов: Шеннон сначала удивился этому, но потом вспомнил, что там установлена рулетка.
– Шеннон!
– Дежурный врач Хуга Мильтадес. Один наш пациент очень плох, он хочет видеть Вас.
– Как его имя?
– Шанд Мирион.
"Это же Санди!" - мелькнуло в голове у Шеннона:
– Ждите, сейчас приеду!
Он вернулся в номер и быстро переоделся. Застегнув ремни, он сунул в кобуру трофейный "макаров". Через несколько минут он уже сидел за рулём "Миневры". Госпиталь располагался в миле от отеля, но, чтобы до него доехать надо было петлять по узким городским улочкам. Шеннон дважды сворачивал не в ту улицу и немного поплутал. Через десять минут он притормозил у главного фасада трёхэтажного каменного здания с ризалитами, построенного в начале века. Когда-то белые стены дополнялись всякими архитектурными изысками: поясками, карнизами и рустами, выполненными красными керамическими кирпичами. В предрассветных сумерках они смотрелись особенно эффектно, создавая впечатление массивности этого здания. Но всего этого Шеннон не заметил. Он взбежал по центральной лестнице и открыл дверь. В нос ему ударил целый букет больничных запахов хлорки, формалина, спирта, пота и чего-то ещё. Шеннон поискал глазами регистратуру. Первое, что ему бросилось в глаза, это полутёмный коридор, набитый больными и увечными. Они сидели и лежали повсюду в самых различных позах. Осторожно переступая через тела, навстречу ему двигалась фигура в белом халате, делая какие-то знаки руками. В этой обстановке командир наёмников несколько растерялся: он не знал, что ему предпринять. "Буду дожидаться этого субъекта", - решил он, глядя на надвигающийся белый силуэт.
– Я же Вас просил, включить свет, - с укоризной ему сказал португальский мулат лет сорока.
– Ах, извините, позвольте представиться - Хуга Мильтадес. Я сегодня дежурю...
– Карло Шеннон! Вы мне звонили.
– Да. Вам надо поспешить. Вашему человеку совсем плохо.
– Куда идти?
– Следуйте за мной. Ступайте очень осторожно, чтобы не наступить на наших пациентов!
– У меня есть фонарик. Давайте, я Вам подсвечу.
– Не надо. Я привык. Лучше Вы светите себе под ноги.
Осторожно переступая через лежащие тела, они дошли до двери, за которой находилась лестница, ведущя на второй этаж. Здесь людей уже не было. Доктор так ускорил шаги, что Шеннон едва поспевал за ним.
– Послушайте доктор, кто там внизу лежит, больные?
– Ну, в общем, да! Они ждут очередь в амбулаторию.
– Что с ними?
– Болезни желудка, больные зубы, открытые гноящиеся раны, сильная простуда -- почти у всех что-нибудь да было. У пяти-шести человек - астма. Одну женщину разбил паралич, другая вывихнула ногу.