Псы войны
Шрифт:
– Совершенно правильно, ты лучше знаешь местную обстановку, – сказал Шеннон. – Телеграфируй мне имя и адрес агента, как только выяснишь. Еще одно. Я сегодня вечером отослал письмо скоростной почтой. На твое имя, по адресу главпочтамта Марселя. Когда прочтешь, поймешь, что мне надо. Как только получишь письмо, а это должно быть в пятницу утром, телеграфируй мне имя этого человека.
– О'кей, – сказал Лангаротти. – Все?
– Пока да. Перешли мне каталоги товаров, как только получишь, со своими замечаниями и ценами. Нам нельзя выходить из бюджета.
– Хорошо. Пока, – отозвался Лангаротти, и Шеннон повесил трубку.
Он в одиночестве поужинал в «Буа де Сен Жан» и рано улегся спать.
Эндин пришел в одиннадцать на следующее утро и целый час изучал отчет и счета, постоянно теребя Шеннона.
– Все нормально, – произнес он наконец. – Ну, как идут наши дела?
– Неплохо, – сказал Шеннон. – Пока еще только начало, конечно. Я работаю всего десять дней, но многое уже сделано. Хочу к двадцатому дню сделать все заказы, чтобы на их выполнение осталось сорок дней. После этого двадцать дней кладем на то, чтобы собрать все компоненты по частям и тайком доставить их в целости и сохранности на борт корабля. Отплытие произойдет на восьмидесятый день, если не выбьемся из графика. Кстати, скоро мне потребуются еще деньги.
– У вас три с половиной тысячи в Лондоне и семь тысяч в Бельгии, – возразил Эндин.
– Да, я знаю. Но скоро предстоят большие выплаты.
Он пояснил, что ему надо заплатить «Йоханну», гамбургскому спекулянту оружием, целых 26 000 долларов в ближайшие двенадцать дней, чтобы у него было сорок дней на оформление необходимых бумаг в Мадриде и подготовку груза к отправке, кроме того, этому же «Йоханну» надо уплатить 4800 долларов за вспомогательное оборудование, которое потребуется при атаке. Когда в Париже будет готов сертификат получателя, он отошлет его «Алану» вместе с чеком на 7200 долларов, что составит пятьдесят процентов от стоимости югославского оружия.
– Цифры растут, – сказал он. – Самые большие деньги пойдут за оружие и корабль. Это составит более половины полного бюджета.
– Хорошо, – сказал Эндин. – Я проконсультируюсь и подготовлю перевод на ваш бельгийский счет очередных 20 000 фунтов. После этого сам перевод можно будет осуществить по моему телефонному звонку в Швейцарию. На это потребуется каких-нибудь несколько часов, когда у вас возникнет необходимость.
Он поднялся.
– Что-нибудь еще?
– Нет, – сказал Шеннон. – На уикэнд мне придется уехать в очередное путешествие. Меня не будет почти всю следующую неделю. Нужно проверить, как идут дела с поиском корабля, выяснить, как обстоит дело с покупкой шлюпок и моторов к ним в Марселе, ну, и, наконец, автоматов в Бельгии.
– Телеграфируйте мне по старому адресу, когда уедете и когда вернетесь, – сказал Эндин.
Гостиная громадной квартиры над Коттесмор Гарденс, неподалеку от Кенсингтон Хай Стрит, была невероятно мрачной.
Тяжелые шторы на окнах не пропускали лучи весеннего солнца.
Сквозь небольшую щель в несколько дюймов между ними дневной свет с трудом просачивался через плотные тюлевые занавески, освещая четыре торжественно расставленных массивных стула поздней викторианской эпохи и множество разбросанных тут и там маленьких столиков, на которых покоился разнообразный старый хлам. Тут были медные пуговицы со старой военной формы, медали, завоеванные в неправедных боях с давно уничтоженными языческими племенами. Стеклянные пресс-папье соседствовали с дрезденскими фарфоровыми статуэтками, камеями, некогда украшавшими гордых шотландских красавиц, и веерами, которыми обмахивались на балах после танцев, которые теперь уже давно никто не танцует.
На стенах, обитых выцветшей парчой, висели портреты предков: Монтроузов и Монтиглов, Фаркхаров и Фрейзеров, Мюрреев и Минтоузов. Неужели все они могли быть предками одной и той же старой женщины? Хотя, у шотландцев все возможно.
На самой большой картине в золоченой раме над камином, который наверняка никогда не зажигали, был изображен мужчина в полный рост в шотландской юбке. Этот портрет был явно моложе своих потемневших древних соседей, но, тем не менее, и он уже несколько выцвел от времени. Лицо, обрамленное рыжими мохнатыми бакенбардами, свирепо уставилось в комнату, как будто его владелец только что обнаружил отлынивающего от работы раба на дальнем конце плантации. «Сэр Иэн Макаллистер, рыцарь Британской империи» гласила надпись на табличке под портретом.
Мартин Торп снова перевел глаза на леди Макаллистер, скрючившуюся в кресле и беспрестанно теребящую висящий на груди слуховой аппарат. Он пытался разобрать сквозь невнятное бормотанье, пришептывание, внезапные отступления и невероятный шотландский акцент, что она говорит.
– Люди и раньше уже приходили, мистер Мартин, – говорила она, упорно продолжая называть его «мистером Мартином», хотя он дважды представился. – Но я не пойму, зачем мне продавать? Это ведь была компания моего мужа, понимаете. На его земле они зарабатывали деньги. Он свой труд положил на это. А теперь приходят люди и говорят, что хотят забрать компанию и все переиначить… строить дома и чем-то другим заниматься. Я этого не понимаю, совсем не понимаю, и продавать не собираюсь…
– Но, леди Макаллистер…
Она продолжала так, как будто не слышала его. Так и было на самом деле, ибо ее слуховой аппарат, как всегда, забарахлил, не приспособленный к тому, чтобы его постоянно дергали из стороны в сторону. Торп начинал понимать, почему остальные просители предпочли подыскать буферные компании в другом месте.
– Видите ли, мой дорогой муж, да хранит Господь его душу, не смог оставить мне большое состояние, мистер Мартин. Когда эти ужасные китайцы его убили, я гостила в Шотландии и так и не вернулась оттуда на Борнео. Мне посоветовали не делать этого. Но, как мне сказали, поместье принадлежало компании, а муж оставил мне большую часть акций. Это и было его наследство. Не могу же я продавать то, что получила в наследство от него…
Торп чуть не сказал, что компания ни черта не стоит, но вовремя сообразил, что этого делать не следует.
– Леди Макаллистер… – снова начал он.
– Говорите прямо в слуховой аппарат. Она глухая, как тетерка, – сказала приживалка леди Макаллистер.
Торп с благодарностью кивнул и впервые за это время рассмотрел ее поближе. Лет под семьдесят, с измученным видом человека, когда-то независимого, но вынужденного, в результате несчастного стечения обстоятельств, поступиться гордыней и пойти в кабалу к другим людям, часто сварливым, нудным и утомительным, чьи деньги позволяют им иметь слуг.