Псы войны
Шрифт:
— Кто? Думаю, те же, кто приходил к твоей жене. Они явились сразу вслед за Рэем, значит, ждали перевозчика. Сам можешь догадаться, что твои неприятности начались во Вьетнаме.
— Ты права, — сказал Конверс; они смотрели, как подающий команды Атланты готовится к броску. — Ты слыхала о таком копе — Антейле?
— Он не коп, — ответила Джун. — Он агент контрольных органов. Я его знаю.
— Он доставал моего тестя. Похоже, он считает, что Мардж связана с сетью наркоторговли.
— Очень тебе сочувствую. — Джун улыбнулась и пожала плечами. — Он так и сказал? Сеть наркоторговли?
— Да,
— Его выраженьице.
— Если ты сама барыжила, — спросил Конверс, — откуда тебе знать, как он выражается?
— Ах, приятель, — печально сказала Джун, — не сходи с ума, успокойся. Просто знаю этого типа, и все. Тот мой парень, Оуэн, работал на Антейла. И он был не один такой, на Антейла многие работают.
— Почему он не коп, а агент контрольных органов?
— Служит он там. Потому так себя и называет.
— Понятно, — сказал Конверс.
— Он знает всех, правильно? У него много источников. Он им платит. Трудно сказать, покрывает он их или нет, но, думаю, должен покрывать… Я была близка с Рэем, ясно? Оуэн жуткий собственник, и он прознал об этом. Они с Рэем поссорились, и Оуэн, приняв хорошую дозу, позвонил Антейлу. Он догадывался, куда они направились. — Она сделала паузу, наблюдая за тем, как подающий делает бросок, получившийся не слишком удачным, и продолжала: — Думаю, он ошибается. Надеюсь, что ошибается.
— И куда, как он считает, они направились?
Джун замотала головой:
— Сам ты не найдешь. Да и в любом случае они не туда направились, куда он думает.
— Ладно.
Некоторое время они наблюдали за игрой.
— Плохо, что Антейл вышел на тебя. Это человек непростой. Не какой-нибудь рядовой легавый.
— Что ты имеешь в виду?
— Он юрист. Работал в госкомиссии и налоговом управлении. Потом случился какой-то бардак и пришлось ему перевестись на нынешнее место. Он знаком со многими крупными политиками. Так Оуэн говорит.
Прядь волос прилипла к повязке, и Конверс попробовал осторожно отлепить ее.
— У тебя есть чего-нибудь выпить?
— Я не пью. Могу предложить травку.
Конверс отказался.
— Оуэн когда-нибудь упоминал Ирвина Вайберта?
— Возможно. Где-то я уже слышала это имя.
На ее бледном лисьем личике промелькнула слабая тень удовольствия.
— У тебя такой вид, будто ты вдруг понял — как и зачем.
— Да, я вдруг понял — как и зачем.
Джун вытащила из пачки сигарет косяк. Закурила с притворной рассеянностью. Когда она протянула сигарету Конверсу, он взял и затянулся.
— Не следовало тебе это затевать. Зачем затеял?
— Других затей в голову не приходило.
Травка перенесла его в Сайгон, к Чармиан. Он влез в это, чтобы общая опасность сблизила их. В постели у них не слишком ладилось из-за его постоянного страха. Когда они разговаривали, он не мог заставить ее слушать себя; всякий раз, как он делал попытку завладеть ее галлюцинирующим южным воображением, она смотрела на него с такой трезвой проницательностью, что порой казалось, будто она читает в самой его душе. Он пробовал расшевелить ее, поразить. Все ради того, чтобы наладить отношения.
— Хочешь сказать, ты был на мели?
Джун поудобнее устроилась на софе. Ноги поджала под себя, а голову положила на
— Нет, на мели я не был.
Он почувствовал жар внизу живота и сладкую боль восставшей плоти — и в этом не было ничего предосудительного. Он желал ее — эту проамфетаминенную стюардессу-наркоманку с соломенными волосами, эту испорченную старорежимную лютеранку, порождение фоновой музычки аэропорта и курсов красоты. В ее глазах стояли смог и брызги пропана.
Какой же он незадачливый и неорганизованный. И какую все же власть имеют над ним обстоятельства.
— Просто так вышло, — объяснил он. Опять он налаживал отношения.
И что за обстоятельства. Что за власть.
Он протянул руку и снова затянулся ее косяком.
— Врубаюсь. Но, парень, так дела не делаются. — Она мягко взяла у него косяк. — Если занимаешься наркотиками — герычем особенно, — нужно быть готовым действовать жестко. Хитрить, обманывать. И ну вроде как любить это. Тебя вылизывают, всячески ублажают — а ты им сапогом по яйцам. — Она опустила ноги на пол и села, подперев голову рукой, словно ей взгрустнулось. — Оуэн любил говорить, что, если не сражаться, не щадя жизни, за свои интересы, не узнаешь, что такое жизнь.
— К этому-то я и стремился, — сказал Конверс.
— Ну, надеюсь, тебя проняло.
Когда она протянула ему косяк, он подсел к ней и она не отодвинулась. Ее тело было теплым, упругим, успокоительно-уютным. Он чувствовал, что ему нужно успокоиться. Она без всякого выражения смотрела, как он устраивается рядом.
— Ты возбудился?
— Ловлю момент.
— Ну ты даешь, парень. Побереги свое ухо.
— Знаешь, — продолжал он, — это как в восточной притче. Человек висит на краю утеса. Над ним — тигр. Внизу — бурный поток.
Джун скучающе смотрела в потолок.
— А на кромке утеса, — сказала она, — мед. И человек лижет его.
— Оуэн рассказывал тебе эту притчу?
— Позволь кое-что сказать тебе. Я уже слышала все ваши поганые байки.
Он положил ладони под ее груди и зарылся носом в сухие жесткие волосы у нее за ухом. Когда он поцеловал ее шею, она чуть отодвинула голову, чтобы одарить его кривой улыбкой.
— Вот ты смешной ушлепок.
Конверс был под метр восемьдесят. Намного выше Джун. Никто прежде не называл его смешным ушлепком. Ее слова укололи его самолюбие, но одновременно пробудили в нем нечто такое, что он не сразу понял. Он замер, прижав губы к махровой ткани, под которой чувствовались ее соски, натянув пальцами завязки ее топика. Он был смешным ушлепком на Красном Поле.
Он застыл, как тогда. Вжался в нее, как тогда в землю, ошеломленный яркостью воспоминания.
— У нас с тобой разные уставы, — сказала она.
Он сел и уставился на нее. Она мягко улыбнулась:
— Что, упустил момент?
— Не знаю… — пробормотал он.
Ему хотелось немножко уюта. Он устал объясняться.
— Такого стремного подката в жизни еще не встречала, — сказала она. — А я ведь даже сидела тихо.
— Извини, если что не так.
Она мило тряхнула головой — ничего, мол, — завязала тесемки на спине и посмотрела на часы.