Псы войны
Шрифт:
— Как же ты думаешь переправлять наркотики в центр? — поинтересовался Логинов.
— Как и раньше. Клан братьев переправляет наркотики для нас за тридцать процентов, будет переправлять наркотики Корейца за двадцать. А тридцать мы возьмем себе за реализацию. К тому же потребуем с этих обезьяньих царей компенсацию за потерянный филиал. Правда, это меньше, чем вложили, но с реализованными наркотиками выходит одно на одно. Так что есть смысл.
— Да, — как бы согласился Логинов, потом, посмотрев на Гольберга исподлобья, спросил: — У Корейца огромные партии героина, и клану Шаблиных просто физически не переварить весь товар, что делать?
— Александр Васильевич, вы прекрасно знаете, что у нас почти готов план транспортировки наркотиков в центральную часть России. Вы ведь договорились обо всем с господином Мастюгой. И он с удовольствием будет накачивать туалетные контейнеры авиалайнеров своей авиакомпании «Мастюга эйр» пакетами с героином. Запах дерьма отобьет нюх у собак и желание людей туда лезть. Практически в цепи транспортировки наркотиков Хабаровск — Санкт-Петербург эта линия — самая безопасная. Уже на месте будет труднее, но, опять же, продумана целая система подстраховок и прикрытий, так что выйти на Мастюгу, а соответственно на нас невозможно. В общем, Мастюга, ничем не рискуя, будет получать тридцать процентов за реализацию. А мы, ничего не делая, будем срезать по двадцать процентов за транспортировку. С минимальными затратами мы получили почти равную долю дохода с Корейцем. А деньги, полученные за компенсацию, можно будет вложить в центральноазиатскую компанию. Ведь нам как раз не хватает десяти миллионов для заключения тройственного союза: Ирак, Азербайджан, мы. Именно эта сумма нам нужна, не правда ли, сеньор?
Логинов кивнул головой в знак согласия, потом, посмотрев по сторонам, сказал:
— Ты прекрасный оратор, Давид, возможно, из тебя бы получился неплохой писатель, если бы не один большой недостаток. Говоря о международной корпорации торговцев наркотиками и описывая баснословные доходы, ты ни разу не упомянул ни наших легавых, ни Интерпол, ни парней из ФБР, которые могут нас лишить всего. Вот этого ты не учел, мальчик.
— Вы правы, сеньор, — согласился Гольберг, — но это не подлежит учету, как, например, землетрясение или пожар. Об этом все знают и нельзя застраховаться, но все-таки можно будет разработать общую систему безопасности.
— Да?
— Да. — Гольберг хотел еще что-то добавить, но в этот момент объявили посадку на самолет, следующий до Владивостока.
— Пошли, Давид, — примирительно сказал Логинов, — потом обо всем договорим…
Глава 14
«Ил-96», поднявшись на двенадцать тысяч метров, плыл над гигантскими просторами России. Откинувшись на спинку кресла, Александр Васильевич обратился к своему секретарю:
— Послушай, Давид, в ближайшее время в Астрахани появится вакансия. Наш представитель Станислав Леонов решил уйти на покой, и мне там нужен надежный человек. Пойдешь менеджером нашего филиала «Волга — Касп»? После того как заработает наш треугольник Тегеран — Баку — Москва, астраханский филиал станет одной из ключевых точек.
Гольберг посмотрел на шефа: раз он снова заговорил на испанском, значит, это серьезно.
— Простите, шеф, — сказал Давид, — но эта должность не для меня. Во-первых, я еврей. А во-вторых, лучше немного подождать и занять место вашего советника, чем стать «герцогом в отдалении от императора». Всегда найдутся недоброжелатели, которые преподнесут любой твой самостоятельный шаг как покушение на авторитет босса, а что за этим следует, я знаю. Поэтому, как ни заманчиво предложение, я против.
Логинов снисходительно улыбнулся.
— Да, — протяжно выговорил он, — с тех пор как ты обжегся на биржевой спекуляции, ты, Давид, стал осторожным человеком. Хорошее качество для бизнесмена, хвалю.
На этот раз улыбнулся Гольберг.
— Занимаясь брокерством, я, Александр Васильевич, рисковал лишь деньгами, и притом своими. Самое большое, что могло произойти: я бы разорился. В вашей организации деньги ничего не значат или, вернее сказать, почти ничего не значат, и в случае оплошности — смерть. Поэтому я против глупого риска.
— Отлично, сынок. — Хотя это вырвалось из уст Логинова непроизвольно, но прозвучало вполне искренне. — Ладно, если ты, Давид, собираешься в будущем стать моим советником, то не мог бы ты мне сейчас порекомендовать парня на место Станислава Леонова? И если у тебя есть такой на примете, то объясни, почему именно он?
— По-моему, лучше Алика Джасанова на место руководителя астраханского «Волга — Касп» никого не найти. Во-первых, он неглуп, когда надо решителен (потачки никому не даст), во-вторых, прекрасно знает наше дело, в-третьих, он исполнителен и дисциплинирован, что обеспечивает его полное подчинение центру и никакого «кустарничества». И последнее, он не еврей, а это еще что-то значит, пока наш народ почему-то очень недоволен, когда им руководят иудеи. Уж лучше грузин, в крайнем случае чеченец.
— Возможно, ты прав, — согласился с предложением секретаря Логинов, потом, искоса посмотрев, спросил: — Ну, допустим, Алика я поставлю «капитаном», а Махмуда пошлю с ним, чтобы присматривал за сыном на первых порах. Ты, Давид, станешь советником. Что тогда?
— Тогда? — переспросил Гольберг, поправляя свои очки. — Тогда, босс, нам придется пересмотреть доктрину нашей организации…
— То есть? — не понял Логинов.
— До сих пор вы, босс, и ваш советник жили психологией ежа. То есть ощетинился иголками и грызешь свое яблочко, никому не мешая. Это уже устарело.
— Интересно, — хмыкнул Александр Васильевич, — а какова твоя психология?
— Моя психология — это психология агрессивной среды. Наша организация должна стать подобной извержению вулкана. Заливать всех магмой страха. Только так вы сможете стать «боссом боссов». Подчинить своей воле весь московский криминалитет, и не только его.
Глядя на этого щуплого очкарика, Александр Васильевич подумал: «А ведь он прав, несмотря на свою молодость. А я? Как же я упустил такую идею? Старею, несомненно, старею, черт меня возьми».
— Это, конечно, красиво звучит, — наконец произнес Логинов. — А где мы возьмем деньги? Для такой политики нужны деньги. После твоих грандиозных идей у меня в банке лежит не больше ста тысяч.
— А облигации Лондонского национального банка? — напомнил Гольберг. — Их всегда можно обменять, а там, насколько помню, приличная сумма, что-то около пяти миллионов.
— К черту, — взорвался Логинов, — мне эти облигации дают каждый год тридцать процентов надбавки.