Птенцы Виндерхейма
Шрифт:
И все же как горько видеть чужой полет!
И горько видеть своих бывших твейра и фрира в чужой команде! Хрут теперь эйн на собственной «валькирии», Вандис и Ронан под его началом. Они уже слетались, и в сегодняшних маневрах были почти безупречны. Боюсь, даже я не смог бы вести лучше.
Меня заменили.
Я не уникален. Мы все не уникальны, незаменимых у нас нет – это закон академии. Но как же больно это сознавать!
Я стоял на земле и следил за тем, как в небе парит чужая «валькирия», отрабатывая до боли знакомые маневры в до боли знакомой технике, и понимал: это
А мой удел теперь – бубнежка прописных истин про типы турсов и конструктивные особенности. Мой удел – скучающие гримасы Хельга и скептические взгляды Альдис. Мой удел – нянька при малолетках…
(Под словами: «Мой удел – нянька при малолетках» – схематично нарисованы объятая огнем девочка и проткнутый стрелами мальчик.)
Хельг Гудиссон
– Прозвища? – удивился Катайр.
Раздумывающий об очередной просьбе Бийрана, уже две недели переживающего из-за неудачной попытки стать ближе с Альдис, Хельг ненадолго отвлекся. День шел к завершению, группа 2-13 вернулась с очередной совместной подготовки по турсоведению, и теперь каждый занимался индивидуальными заданиями.
Однако у неугомонного Кнультссона нашлись другие планы на вечер.
– Прозвища, – повторил Фридмунд. – Ты только подумай: мы уже четыре месяца в академии, а до сих пор никого из наставников не осчастливили подходящей кличкой!
– Это ты так думаешь, – возразил гальт. – Другие группы как-то их называют за глаза.
– Не равняйся на других, Катайр, – снисходительно сказал рыжий, хлопнув напарника по плечу. – Если все будут прыгать в пропасть, ты тоже прыгнешь?
– Слушай, а ты вообще знаешь, что такое «уместность»? – спросил северянин.
– Наверное… – Рыжий напрягся, чуя подвох.
Круанарх вздохнул:
– На всякий случай я тебе разъясню. Уместным, Фридмунд, называют то, что является подходящим – подходящий нож для резьбы, подходящий стул, чтобы сидеть, подходящее сравнение для объяснения. А чтобы тебе еще стало понятнее, уточню: твоя фраза о пропасти уместной не является. – Гальт смерил напарника взглядом и задумчиво добавил: – Хотя ты и сам, в общем-то…
– Что я «в общем-то»?! – мигом завелся Фридмунд. – Ты это, говори, да не заговаривайся! Знаешь ниронскую поговорку: «Опавшая хризантема не вернется на куст»?! Вот я – куст, а мое уважение к тебе – хризантема! И она готова упасть!
– Ну, то, что ты куст, я не буду оспаривать, – ухмыльнулся Катайр. – Однако откуда вдруг такие глубокие познания ниронской культуры? У тебя же по истории Десяти островов баллов кот наплакал.
– История – пфе! Главное – дух народа, а не его история, – сказал рыжий так уверенно, что северянин опешил и не нашелся что ответить.
– Я слышал, что девчонки Кнутсдоттир Муреной называют, – внезапно подал голос Рунольв, до этого раскрашивающий контурные карты для себя и своей напарницы Андрэйст – северянки, державшей парня в ежовых рукавицах и большую часть совместной работы по турсоведению, да и по остальным предметам, спихивающей на него. Катайр не раз предлагал одногруппнику повлиять на гальтку,
Хельг готов был поспорить с кем угодно, что Рунольв просто доволен, что с ним общается еще кто-то, кроме членов группы 2-13.
И что «кто-то» – женского пола.
– Да я бы ее не Муреной назвал! – Фридмунд возмущенно замахал «Классификацией наземных турсов». – Злобная тварь – самое подходящее ей прозвище!
– Нельзя оскорблять наставников! – вступил в разговор Свальд, как всегда, резко и бескомпромиссно.
– Почему это вдруг?
– Наверное, потому, что Устав запрещает, – сказал Хельг, не отрываясь от схемы внутреннего устройства «Разрушителя». – Впрочем, можешь уточнить у Хрульга, я ведь могу и ошибаться.
– Думаю, не стоит, – задумчиво произнес Кнультссон. – Он может неправильно понять…
Катайр не выдержал и захохотал:
– Рога Кернуноса, а как он может правильно понять?! Я балдею от тебя, напарничек!
– Тише! – Рунольв недовольно покосился на северянина. – Вы мешаете.
– Вы бы лучше не критиковали, а идеями делились, – буркнул Фридмунд. – Критиковать всякий может.
– А ты прям генератор идей, – ехидно заметил Катайр. – Единственное прозвище придумал, и то скорее оскорбление.
– Не единственное! – возразил рыжий. – Вот для Хрульга, например, – Пудинг.
В комнате наступила тишина.
Катайр и Хельг переглянулись.
– Ты или я? – спросил гальт.
– Давай ты, – сказал Лис.
– Хорошо. – Круанарх повернулся к Фридмунду и поинтересовался: – А почему, собственно, Пудинг?
– Разве не очевидно? – удивился рыжий.
– Да что тут очевидного?! – возмутился Катайр.
– Я был о тебе лучшего мнения, напарник, – огорченно вздохнул Фридмунд. – Ты хорош в математике, твои познания в биологии восхищают, ты один из лучших в стрельбе, а танцы для тебя, будто родная стихия – но! И в тебе есть изъяны. Эх! – Сванд расстроенно покачал головой.
– Какие еще изъяны?! – Катайр начал заводиться.
Фридмунд поднялся и обличающе ткнул в гальта пальцем.
– Ты не понимаешь инопреданий!
Тишина, запыхавшись, поспешно вернулась в комнату, таща следом за собой недоумение.
– Чего-чего я не понимаю?! – вытаращился на рыжего Катайр.
– Инопреданий, – довольно повторил Кнультссон.
– Это еще что за хрень?! – не выдержав, заорал северянин. Из-за стены раздались удары возмущенных шумом соседей.
– Ну вот, ты даже таких элементарных вещей не знаешь, – еще больше опечалился Фридмунд. – А мне тебя еще около года терпеть…
– Терпеть?! – взъярился Круанарх. – Ты говоришь о терпении – МНЕ?!
Хельг засмеялся. Разъяренный северянин резко повернулся к одногруппнику.
– Иносказаний… – выдавил сквозь смех Лис, прежде чем Катайр успел что-либо сказать. – Он имел в виду – иносказаний…
Гальт хлопнул себя по лбу и засмеялся следом за Хельгом. Тихонечко захихикал Рунольв. Свальд улыбнулся и вернулся к задаче по логистике. Фридмунд недоуменно переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять причину смеха.