Птица над городом. Оборотни города Москвы
Шрифт:
— Девушка, у вас свободно?
Накликала. К моему столику подрулил мальчик — явно не девочка, но при этом точно не дядя. Класс десятый — одиннадцатый. Что же ты здесь делаешь, бедный ребенок? Знали бы твои многострадальные родители, где ты время проводишь…
— Нет, извините. Я жду знакомую.
— А не меня?
— Да нет, простите.
Он ни с того ни с сего фыркнул в кулак. А отфыркавшись, заметил укоризненно:
— А вы ведь даже не знаете, кто я.
— Ну и кто вы?
— Паша. Павел Ламберт, если полностью.
Что говорить, фокус удался. Я вообще не знала, что так бывает.
Это что же, у него второй человеческий Облик — тоже мужчина? Точнее, юноша. Да, господа, такого разврата Париж еще не видел! То есть не Париж, а Москва, но в смысле разврата это то же самое… С другой стороны — бивалент есть оборотень с двумя человеческими Обликами, но кто мне сказал, что они обязательно должны быть разного пола? Никто, если хорошо подумать… Юный Паша уселся за стол и принялся изучать меню. Я смотрела на него во все глаза.
Похож, но не очень. Совсем не похож. Встрепанные волосы — как пучки соломы, уложенной высококлассным дизайнером сухих букетов. Брови домиком, нос толстый. Мимика в высшей степени живая. И улыбчивый рот. Ламберт никогда ни над кем не подшучивал, никогда не смеялся, и ухмылялся-то угрюмо, по-волчьи — одной щекой. А серая блуза с капюшоном, которую модники называют неблагозвучным словом «худи», была, кажется, знакомая. Правда, на том она сидела почти внатяг, а на этом — висела. Брюки… но не заглядывать же под стол, в самом деле.
Он поднял голову и встретил мой взгляд. Глаза были желтые. Не латунные, как у Ламберта-старшего, а янтарные, почти кошачьи, как у Валерки.
— А вы… ты точно Павел Петрович Ламберт?
— Могу шрамы показать, — он улыбнулся с замечательно невинным видом.
— Не надо! — Надеюсь, в моем голосе не прозвучала совсем уж откровенная паника. Нахальный вьюнош только рассмеялся. И я тоже.
Барышня с челкой уже стояла у его стула.
— Юки, чай для меня принесешь? — он обратился к официантке, будто к хорошей подруге. И заметьте, как она на него смотрит… нет, даже не в этом дело, а в том, как она глянула на меня.
Юки отбежала, я отодвинула свой стакан и наклонилась через столик.
— Паш, меня попросили тебе передать, что твоя знакомая Тамара Петровна сейчас находится у Валеры в конторе и выйдет оттуда нескоро. Деятельность «Веникомбизнеса» прекращена, а твоя… частная информация останется частной. Это официальное обещание.
Парень серьезно кивнул. Нет, все-таки не школьный возраст, лет двадцать есть.
— Официальное обещание… а ты-то в курсе?
— Не в курсе, правда. — «Ты» от этого Облика звучало малость нагловато, но я решила не придираться. — Единственное, что знаю, — что было это как-то связано с твоей армейской карьерой… только не кидайся на меня, как в тот раз, ладно?
— Я с тех пор не пил, — сообщил он. — В этом Облике я малопьющий. Только чай.
—
— Потому что мудрые?
— Потому что нелюбопытные и молчаливые.
— Ага. Особенно сороки.
Мы снова рассмеялись. Юки принесла чай — через край чашки висит нитка с липтоновским лейблом, в блюдечке пакетик сахара и долька лимона.
— Наталья знает? — спросила я.
— До сих пор не знала, — помрачнев, сказал он. — Хотя надо рассказать, наверное. Пусть уж лучше сразу выгонит…
— А эта Тамара обещала про тебя в школе рассказать?
— И не только в школе. Говорила, что все узнают. — Паша вздохнул, поднес чашку к губам. Черенок ложки уперся ему в ухо. — А, ладно. Хочешь, и тебе расскажу?
— Расскажи.
— Это было еще в восьмидесятые, — произнес подростковый тенор. — Я тогда был… ранен, думал — комиссуют, но обошлось.
Ну да, осиновое инородное тело в грудной клетке — не повод покидать строй, хотела заметить я, но вовремя вспомнила о молчаливости врановых.
— Направили меня в спецподразделение под Пермью. Мы там выходили с территории, охотились. В Облике, конечно.
— Вас что, не кормили там?
— Кормили, но иногда хотелось… национальной пищи. Не могли же они нам парного мяса завозить в секретную в/ч. Проще было разрешить охоту, если кто и увидит, не догадается, волк и волк. Ну вот, я съел зайца.
Сказав это, Паша умолк и принялся наматывать нитку от чайного пакетика на ложку.
— А потом что? — не выдержала я. — Поступил в Гринпис и раскаялся?
— А потом узнал, что во втором подразделении отрабатывали трансформацию в мелких млекопитающих. Нормалов трансформировали. Нам не сказали, уроды. И один не вернулся с пробежки.
Вот это был один из главных моих подвигов в этой истории: я не рассмеялась. Ни нервным смехом, никаким. Я приняла драму Пашиной жизни с серьезным лицом. Бывает. Уж если ПВО иной раз чужой летающий объект прозевает, а по своему отстреляется, чего вы хотите от разработчиков секретного биологического оружия? Вообще, замечу я, армейские маразмы — они только для слушателей смешны, а вот для непосредственных участников, и для тех, кого нечаянно съели, и для тех, кто съел…
— Так ты же не знал?
— А кому от этого легче?
— Да это вообще мог быть не ты! Мало ли что с ним могло случиться — филин, нормальный волк…
— А как доказать?
Я прикинула обстоятельства и решила, что, пожалуй, никак. М-да, коллизия.
— Ладно. Так чего от тебя хотела эта тетка в обмен на молчание?
— Сотрудничества. Им приспичило нормалов оборачивать, ты теперь знаешь, наверное, раз вы их взяли. А я это умею.
— Не поняла?
— Я волхв, у меня оно в роду. Она и это как-то пронюхала. Мы знаем Собачье Слово.