Птицеферма
Шрифт:
Кладу голову ему на плечо и прикрываю глаза.
— Я правда не хочу есть, — говорю.
— Не-а, не пойдет.
— Может, тогда ты все-таки принесешь еду сюда, и мы пообедаем вместе тут? — предлагаю. — Не хочу никого видеть.
В тот единственный раз, когда, вскоре после прибытия, я ела в столовой, на меня было направлено столько сочувствующих взглядов членов экипажа, что мне кусок в горло не лез.
— Поужинаем, — поправляет напарник. — Без проблем.
Ник собирается встать,
— Давай еще так посидим. Пять минут.
— Хм, — удивляется, но не спорит. — Тоже без проблем, — и остается со мной.
Мне хорошо и спокойно в кольце его рук. Друзья — как бы не так.
— Как твой бок? — интересуюсь, не открывая глаз.
Напарник усмехается.
— Все шито-перешито, заклеено и обколото.
— Не болит?
— Чешется.
На этот раз улыбаюсь искренне.
— Хорошо… — медлю, кусаю губы, прежде чем задать следующий вопрос. — Что с Птицефермой?
— По последнему сообщению: шахту по добыче синерила накрыли. Наркоторговцев арестовали. Заключенных пока перевезли в лагерь Камней. А там уже решится, закрывать ли тюрьму на Пандоре или нет.
— Закрывать.
— Еще как закрывать, — соглашается Ник. — Но это быстро не делается. Свой рапорт я уже отправил. Пусть разбираются.
— А я? — вскидываю голову, распахивая глаза. — Мне же тоже нужно написать отчет.
— Эм, ты числишься пропавшей без вести. Твой личный номер аннулирован. Твоего отчета никто не ждет.
— То есть меня просто нет? — шепчу, вновь прикрывая глаза.
— Есть, Эм, — Ник успокаивающе гладит меня по плечу. — И мы ещё все расскажем и добьемся справедливости. Но давай сначала вернемся домой.
Мне нравится звук его голоса. Он всегда вселял в меня уверенность. Теперь я помню.
— Давай, — соглашаюсь.
Мы ужинаем в моей каюте и разговариваем. Ни о чем и обо всем сразу.
Я успокаиваюсь. Почти.
А потом Ник остается со мной на ночь. Удивляется, когда я прошу выключить свет, прежде чем раздеться. Но не задает вопросов и молча соглашается.
Чертову надпись, предсмертный подарок Кайры, следует свести, как только я окажусь на Новом Риме в руках опытных врачей, в распоряжении которых будет необходимое оборудование. Но до тех пор Ник не должен видеть слово «убогая» на моей коже. Только не он.
— Что это? — только спрашивает, проводя ладонью по моему животу и чувствуя выпуклость свежих царапин.
Отвожу его руку, не позволяя продолжить изучение и наощупь понять, что на мне не просто бесформенные порезы, а буквы.
— Поранилась, когда ползала по крыше, — вру.
Ник принимает мою версию. Верит — привык, что я никогда ему не лгу. А может, я просто умело его отвлекаю, целуя и заставляя
Не знаю, что будет, когда мы вернемся домой, но сейчас мне не хочется ни о чем думать. Хочу насладиться любимым мужчиной сполна.
Впереди у нас долгий перелет до Нового Рима. Еще несколько дней на «Омеге», а затем на пересадочной станции Гамма-IV нас встретит другое судно и отвезет уже прямиком домой.
— Я хочу, чтобы ты ночевал у меня каждую ночь, — шепчу ему в губы.
— Мне нравится твое предложение, Янтарная, — получаю в ответ.
А в следующий момент уже выгибаюсь навстречу, с трудом сдерживая стон и комкая в кулаках простыню.
Все просто и понятно.
Мужчина и женщина, которым хорошо вместе.
В темноте.
…— Так просто?
— А зачем усложнять?..
Когда мы покидаем «Омегу», собравшийся в стыковочном узле экипаж смотрит на меня как на пещерного жителя, внезапно выбравшегося из своего убежища.
Ник с кем-то прощается, пожимает руки. Ему улыбаются, желают удачи. Я и по именам знаю разве что капитана корабля и доктора.
Приводят закованного в наручники Дэвина.
Ему пребывание на «Омеге» тоже пошло на пользу. За эту неделю он даже потолстел. Выглядит вполне здоровым, окончательно пропали тремор конечностей и болезненный блеск глаз.
— Салют, детка! — усмехается мне, приподнимая скованные руки. — А, черт, — вспоминает о своих оковах. — Жаль, но помахать не могу. И тебе, Валентайн! — корчит гримасу.
— Угу, — усмехается Ник. — И тебе не хворать.
— Живее всех живых, — ехидничает Дэвин, позволяя себя увести.
Сейчас его передадут экипажу встречающего нас «Генерала Моркейка», и мы увидимся теперь разве что в комнате для перекрестного допроса. Если у Дэвина и есть мизерный шанс бежать, то только сейчас.
Он спас нам жизнь, а мы обрекаем его на жизнь за решеткой. Я так не могу…
Ник вдруг первым срывается с места.
— Эй, парни! — окликает конвой. — Вы куда? Я сам его отведу!
Те останавливаются. Оборачиваются, вопросительно смотря на капитана.
Шофф пожимает плечами.
— Как знаешь, — обращается непосредственно к моему напарнику. — Вас ждут прямо на выходе из «рукава», — и уже своим: — Парни, давай назад. Ник, удачи, — протягивает ладонь; прощаются. — И вам удачи, лейтенант, — мне — официально.
Сдержанно киваю и спешу вслед за напарником, уводящим арестованного на станцию.
Сказать, что я поражена, — ничего не сказать. Не ожидала от Ника и, кажется, люблю его ещё больше.