Птицеферма
Шрифт:
— Дэйв, — уже едва не умоляю. — Нашел, кто дал ему денег?
— А то, детка, — в голосе Дэвина неприкрытая гордость за своего хакера. — Только деньги дали не ему, а его тетушке. Которая якобы умерла за полгода до этого, а на самом деле тоже что-то куролесила с нелегальщиной и сбежала на Сьеру, поменяв имя. А так как она вся насквозь старая и хромая, то стоит в списке нуждающихся в финансировании. Знаешь такие? Их еще подкармливают сердобольные богачи и благотворительные фонды?
— Слышала, — буркаю,
— Так вот, — продолжает друг, — денежки и прилетели на счет этой чудо-тетушки. Якобы пожертвование. То есть соображаешь, да? Тетка — просто тетка. Ну, то есть бабка. Никак не связана не то что с Зоуи, но и с Селеной Миколь. Вот ваши и растерялись: Сэма нет, следа нет. А он есть! Каково?
Вздыхаю. Воздеваю глаза к потолку.
— Шикарно, Дэйв, — отзываюсь. — Нашли, кто перевел деньги? — в ответ — молчание. — Дэйв?
— Нашли, детка, — снова пауза. — Там был неплохой обход — классная отмывка. Перевод на переводе — следы заметали. Сплошь благотворительные конторы, помощь несчастным, все дела…
— Дэйв, имя, — уже шиплю, понимая, что тот намеренно тянет время.
— Николас Валентайн.
Кажется, забываю, как дышать.
— Кто? — переспрашиваю придушенно. Мой взгляд мечется от экрана комма, на котором мигает счетчик секунд разговора, к двери в ванную; за ней все еще слышен шум воды.
— Ты услышала, детка, — с сожалением отвечает друг.
Мотаю головой.
Нет-нет-нет.
— Вы ошиблись.
Дэвин хмыкает.
— Еще скажи, что это однофамилец. Николас Валентайн. 2659 год рождения. Новый Рим… Продолжать?
— Не нужно.
— Держись, детка. Инфа проверенная. Это сто процентов он.
— Его счет, — возражаю.
Это не Ник. Я уверена. Я знаю. Это. Не. Ник.
— Детка, это реально паршиво, но смотри правде в глаза. Он тебя слил, потом, видимо, совесть заела, вот и полез выручать.
— Нет, — повторяю упрямо.
— Брось, детка…
— Спасибо тебе, Дэйв, — не даю договорить. — Огромное тебе спасибо. Но давай мы поболтаем в следующий раз.
— Не вопрос, — покладисто соглашается собеседник.
— Пока, — и я первой обрубаю связь.
Сижу и смотрю на погасший экран.
Николас Валентайн, 2659 года рождения…
Убираю руку с коммуникатором под одеяло. Обнимаю колени и прожигаю взглядом дверь ванной; звук воды прекратился.
Это не Ник. Гореть мне в аду, если после всего того, что между нами было, я хотя бы на долю секунды поверю, допущу, что это был он.
Это не Ник, и точка.
Режьте меня на куски, я ни за что не поверю, что Ник мог так со мной поступить. Только не он.
Дверь ванной открывается, Ник с полотенцем, обвернутым вокруг бедер, появляется на пороге.
— Ты чего? — тут же безошибочно читает выражение моего
— Ничего, — пожимаю плечами; потом высвобождаю руки из-под одеяла и тяну их к нему. — Иди сюда, обними меня.
— Хм, — усмехается. — Ты меня пугаешь, но ладно. Люблю обниматься. Только я еще мокрый.
— Плевать, — заверяю.
Ник садится на кровать и притягивает меня спиной к себе. Его руки — под моей грудью. Подбородок — на моем плече.
Выдыхаю и расслабляюсь.
Я ему верю. Это окончательное и бесповоротное решение.
Кто-то использовал его счет или его имя — я обязательно выясню. Возможно, позже позвоню Дэвину снова и попрошу покопаться еще. Должно же быть этому логическое объяснение.
Но усомниться в Нике — нет. Он — единственный, в ком я уверена в этой жизни.
— Эм, я тут забыл тебе кое-что сказать, — вздрагиваю. — Тихо, ты чего? Никто не стреляет по окнам. Просто нам нужно в течение недели освободить эту квартиру.
Удивленно поворачиваю голову, чтобы видеть его лицо. Улыбка у Ника несколько виноватая.
— Она уже продана. И новый хозяин хочет получить свое имущество.
Часто моргаю, ничего не понимая.
— Зачем ты продал свою квартиру? Я думала, она тебе нравится.
Ник смеется.
— Отличная квартира, согласись? Но она не моя. Мне ее подарили родители на совершеннолетие. А позавчера мы с мамой в очередной раз крупно поссорились, ну и сошлись на том, что лишения наследства мне мало, надо бы вернуть и квартиру, — корчит гримасу, цитируя, — «раз уж я такой неблагодарный сын».
Что-что-что?
Не могу определиться, кто сошел с ума: я или мир.
Выворачиваюсь из теплых объятий, чтобы повернуться к собеседнику лицом.
— Когда тебя лишили наследства? — восклицаю изумленно.
Ник морщится.
— Ну, не всего. Папино осталось. А мама… дай подумать… Вот как раз перед твоим отлетом на Пандору.
Хмурюсь.
— Ты не говорил.
Ник бросает на меня скептический взгляд.
— Ты и так психовала перед заданием. Куда тебе еще мои проблемы? Да и не проблема это. Я взрослый работающий человек. Ну, теперь временно не работающий, — быстро поправляется. — Это мамины деньги, и она вправе распоряжаться ими так, как ей вздумается.
Все еще не понимаю. Насколько мне известно, у Ника с матерью всегда были хорошие отношения.
— Но почему?
Теперь мужчина смотрит на меня умоляюще.
— Да все потому же, что и всегда: я не хочу жениться на дочках ее подруг. Позавчера вот тоже совместный ужин не удался — и прощай квартира, — смеется. — Теперь у меня нечего отбирать, так что, думаю, теперь между нами установятся мир и спокойствие.
А я сижу, смотря прямо перед собой и пытаясь осмыслить то, что только что узнала.