Птичка над моим окошком
Шрифт:
– Заставлять мы не можем, но обязаны предупредить о последствиях, – закрепила результат Августа. – Прогноз неблагоприятный – цирроз печени.
Перед таким прогнозом Бовбель капитулировал:
– Ну, давайте пишите направление.
Пока Татьяна Ивановна бегала в регистратуру за печатью, цветущая физиономия Бовбеля приняла несчастный вид:
– Августа Михайловна, можно проводить вас домой?
Августа неприязненно взглянула на симулянта:
– По-моему, у вас навязчивая идея.
Бовбель уже
Августе вдруг показалось, что этот ненормальный сейчас набросится на нее и повалит на кушетку. Положение спасла вернувшаяся Татьяна Ивановна. Она замерла у порога, уловив грозу в заряженной атмосфере кабинета.
– Константин Петрович, вот ваше направление, держите.
– Да пошли вы со своим направлением, – хрипло изрыгнул Бовбель и едва не снес Татьяну Ивановну, выходя из кабинета.
Обескураженная, медсестра посмотрела на Августу растерянным взглядом:
– Августа Михайловна, что это вы с ним сделали?
– Это я с него случайно маску сорвала. – Голос Августы дрожал, и сердце выскакивало из груди.
Чувство досады не покидало до конца приема. Только выйдя на улицу и не обнаружив нигде поблизости чокнутого пациента, Августа немного успокоилась.
Как оказалось – зря.
Позже она постоянно возвращалась к мысли, что всему виной стало ее навязчивое желание всюду успеть.
Так или иначе, перед поквартирным обходом, который у них в поликлинике почему-то называли «приемом на дому», Августа решила по пути отовариться в супермаркете и забросить домой продукты – сэкономить вечернее время, чтобы успеть с ужином и спокойно, без дерготни посмотреть «Интернов».
В супермаркете ее ожидало еще одно испытание: непутевый дружок соседа – корреспондент местного телеканала Виталий Шутихин собственной персоной.
– О! Августа Михална. Правильно? – Язык у Шутихина заплетался, его слегка покачивало, и у Августы от дурного предчувствия сжалось сердце.
– Да, – подтвердила Ава, не сводя настороженного взгляда с журналиста.
Журналюга осклабился:
– Ты-то мне и нужна.
– Прием окончен, – автоматически брякнула Августа.
– Не-ет, ты не поняла. Я не в статусе пациента, так сказать, а в статусе друга. Если позволишь, – кривлялся Шутихин.
– Что-то со Степурой?
Нетрезвая физиономия сморщилась, Витасик издал неопределенный звук:
– М-м-м. Он для тебя что-нибудь з-значит?
Августа прикрыла веки и терпеливо объяснила:
– Я обслуживаю его участок. – Дышать рядом с представителем четвертой власти было нечем, Августа отстранилась.
– У меня к тебе серьезный разговор. Может, посидим где-нибудь? – Рука жургалюги оказалась под локтем Августы.
Ну и денек.
– Вы шутите? Меня ждут больные. – Она отвела руку, подумав,
Пьянчужка поспешил принести извинения:
– Прости, прости, я понимаю. Сейчас. Пойми, то, что мы встретились, – это не случайность. Это судьба. Сейчас. Я только соберусь с мыслями и объясню, почему это судьба. – Пальцы нервно крутили жетон от ячейки, и Августа поневоле заразилась этой нервозностью.
– Постарайся коротко, – попросила она, сдерживаясь из последних сил, – я спешу.
– Н-да, – лицо журналиста исказила кривая улыбка, – не простое это дело – уличать собственного друга.
В затылок Августе дохнуло холодом. Она замерла на месте и уставилась немигающим взглядом на пьянчужку:
– А что, собственно, случилось?
– Августа, – начал Шутихин. Мутный взгляд на какое-то мгновение прояснился, и на дне зрачков обнаружился обиженный ребенок. – Матвей влюбился в тебя. Я его отлично понимаю – в такую девушку невозможно не влюбиться.
Августа почувствовала, как в ней закипает ярость.
– Так это он тебя послал? – холодно спросила она.
– Скорее наоборот. Матвей мой друг, как говорится, но истина дороже. Твое ограбление – это была его идея. Каюсь, что не остановил его, но пойми – мы дружим двадцать лет, – жалко бормотал журналист.
Плохо соображая, Августа потрясла головой:
– Постой, постой. Какая идея? В каком смысле – идея?
– В том смысле, что тебя ограбил нанятый Матвеем актер Веревкин.
Губы Августы искривились в надменной улыбке.
– Матвей его сбил, я это видела собственными глазами.
– Так сказать, перекос сценария, – зачастил журналист, – издержки профессии. Мы с Веревкиным знакомы, вот я и попросил его об услуге. Понимаешь, поначалу это была игра, и еще вчера я думал, как все вышло отлично – даже лучше, чем мы представляли. Если честно, это была импровизация. Кстати, ты очень быстро бегаешь. Нет-нет, не спорь. Так вот. Я думал-думал и понял, что вышел не розыгрыш – вышел обман. Чувства так не завоевывают. К тому же идея с подставным грабителем не так уж оригинальна, плагиат в чистом виде. – Начав сбивчиво и несмело, к концу этого разоблачительного спича журналист шпарил, как по писаному, точно писал «синхрон».
Августа цеплялась за сомнения, как за страховочный трос:
– А откуда он знал, что я пойду на рынок? – Ава попыталась заглянуть в глаза этому адвокату дьявола.
– Ну, – Шутихин снисходительно улыбнулся, – это уже совсем просто: он услышал, как ты вышла из дома, выскочил следом, провел тебя до рынка, а когда убедился, что ты надолго, позвонил Веревкину – актеру.
У Августы в голове не укладывался масштаб вопиющей, не вписывающейся ни в какие рамки подлости.
– Ну хорошо, а дежурный наряд? – не сдавалась она.