Птичка по имени Авелин
Шрифт:
Он развязал мне руки, за что я даже ощутила смутную благодарность, пнул меня под ребра (не сильно, скорее, чтобы показать свою власть) и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Я с трудом поднялась, не веря своему счастью. На подгибающихся ногах проковыляла к большому окну, с трудом распахнула его.
Миг - и нет больше графини Волорье. Есть только маленькая птичка, каких целые стаи в большом городе.
Сначала домой, в мой столичный особняк. Да, он опечатан, но не для птицы. Там есть тайник с деньгами и драгоценностями. Потом -
Конец 2 части
32. Ночной лес
ЧАСТЬ 3. ДЕМОНЫ ГРАФИНИ ВОЛОРЬЕ
Эльзания, настоящее время
Ранняя осень - лучшее время для путешествий. Нет уже жары, но все ещё тепло днем. Высокие ещё вчера травы пожухли, зелень леса сменилась золотом и багрянцем, небо высокое и звонкое. Несмотря на довольно неприятный повод, дорога в Ранолевс мне доставляла истинное удовольствие.
На Хиро я все же была немного обижена. Разумом понимала, что он передо мной чист, а в душе саднило, словно заноза засела. Но это не мешало мне быть счастливой, вот ни капельки. Это небо, лес, непередаваемый запах хвои и шуршащей листвы пьянили как вино. Я никогда так - верхом, никуда не спеша, вдвоём с любимым - не путешествовала. Это было для меня что-то совершенно новое. И хотя к вечеру первого дня у меня ныли все кости, я блаженно жмурилась возле костра.
– Не холодно?
– заботливо спрашивает Хиро.
– Иди ко мне, я согрею.
– Сам иди, - вяло откликаюсь я.
– Мне даже шевелиться больно.
– Сейчас я заварю тебе целебного ниххонского чая.
– Не надо!
– тут же протестую я.
– Знаю я ваши чаи! Потом или бегать буду с него, как в попу раненая, или усну на сутки.
Он улыбается, сверкая зубами в темноте, а потом встает:
– Хорошо, как хочешь. Завтра сама попросишь. Я отойду.
– Куда ты?
– немедленно пугаюсь я.
– Отлить.
Я краснею, понимая, что перегибаю палку, но все равно прошу:
– Недолго, ладно? Я никогда в лесу ночью одна не оставалась.
– Птичка моя, но ведь лес для тебя почти как дом. Если страшно - перекидывайся.
Я кивнула, завороженно уставившись в костер. Огонь нравился мне не меньше, чем небо или золотая листва. Жизнь вообще прекрасна и удивительна, как можно позволять себе быть несчастным, когда вокруг - мир?
Хиро вернулся, опустился рядом со мной на бревнышко и протянул мне ладони, наполненные чем-то чёрным.
– Ежевика, - с улыбкой сказал он.
– Поешь.
– Ты что, в темноте собирал?
– Ну да. Я увидел и решил, что тебе понравится. Не волнуйся, руки сполоснул… ну после этого.
Я фыркнула (как будто я не знаю, какой он чистоплотный!), склонилась к его рукам, собирая губами нежные ягоды и облизывая его пальцы. Он не препятствовал, ничего не говорил, только смотрел на меня... я чувствовала его пристальный взгляд на своец макушке.
Мы не прикасались друг к другу как любовники уже две недели. Сначала дулись, потом собирались в путь, потом просто... боялись. Вместо теплоты и полной гармонии в наши отношения впервые пришли недопонимание и взаимные подозрения. Это было больно, и мне нужно было решить, чего я на самом деле хочу.
Сейчас, здесь, у костра, мне отчаянно хотелось быть нежной. Эта ежевика вдруг вернула мне прежнего Хиро: ласкового, заботливого, внимательного. Поэтому я слизывала остатки ягод с его ладоней, прекрасно понимая, что они уже дрожат от прикосновения моих губ. Когда я по очереди облизала его пальцы, втягивая каждый в рот и слегка покусывая, Акихиро не выдержал, коротко выдохнул сквозь зубы и, поймав мой подбородок, жадно поцеловал в губы. Через мгновение мы уже исступленно целовались, сдирая друг с друга одежду. Соскучились.
Хиро опрокинул меня на одеяло, пленил запястья, заставив запрокинуть руки над головой, горячо, почти агрессивно целовал и кусал мою грудь и плечи. Стоны и всхлипы в ночном лесу разносились далеко. Он прикусывал край рёбер, проводил языком по животу, спускался к выступающим тазовым косточкам. Я ерзала под его губами, колени разъезжались, спина прогибалась сама собой. Когда он наконец опустился на меня, толкаясь внутрь нетерпеливо и резко, сгибая и прижимая к себе мою ногу, чтобы проникнуть как можно глубже, я уже жалко постанывала и просила только об одном:
– Люби меня, Хиро! Быстрее, вот так, ещё... да-а-а...
Он любил. Не по регламенту. Не по каким-то своим правилам. Просто покрывал поцелуями плечи, а потом переворачивал на живот и снова двигался торопливо, глубоко.
– Лина, ты принимаешь противозачаточные?
– ворвался в мой одуревший от удовольствия мозг его голос.
– Я могу?..
– Да, - простонала я.
– Ты все можешь...
Противозачаточные? Аха! А кто сказал, что я вообще могу иметь детей?
Он застонал, изливаясь и прижимаясь ко мне всем телом, а внутри меня стало пусто и холодно. Я вспомнила своего мужа и ту ночь, когда я, в поту и крови, лежала на холодном каменном полу, мечтая умереть. Чем ближе был Ранолевс, тем больше воспоминаний на меня обрушивалось.
Мы лежали, сцепив пальцы, не в силах оторваться друг от друга. Нахлынувшие страхи заставляли меня дрожать и жаться к мужчине. Он защитит меня. Хиро можно верить.
– Надо одеться, - напомнил он.
– Ночи уже холодные.
– Угу, - сказала я, прижимаясь к нему плотнее.
– Надо.
Он хмыкнул, поцеловал мои волосы и завернулся вместе со мной в одеяло, как в кокон. Так мы и уснули вдвоём, сжимая друг друга в объятиях.
Наутро я не могла даже пошевелиться. Болело всё, даже те мышцы, о которых я понятия не имела. Ниххонец, сжалившись, разминал моё тело своими сильными руками, а я так громко стонала и подвывала, что он признался: