Птицы Марса
Шрифт:
Орбитальный челнок перенес новых изгнанников из Армстронга на «Конфу», который поджидал на орбите. Согласно новой конструкторской задумке, под машинным отделением размещался еще один челнок. Как только «Конфу» ляжет на околомарсианскую орбиту, этот челнок и доставит поселенцев в их новый дом, а заодно и необходимый груз медикаментов, топлива и провизии. И все это придумано для того, чтобы «Конфу» смог вернуться к Луне, где его подремонтируют и заправят для очередного перелета на Марс.
Итак, «Конфу». Жилая палуба была поистине прибежищем аскета и располагалась в самом сердце корабля, под многослойной защитой от разрушительного действия радиации. Внешний ярус, по сути, являлся средоточием коммунальных
Кое-кто из добровольных изгнанников счел скафандры-хуахeны чрезмерно тяжелыми, однако надо отметить и положительные качества этих защитных одеяний. Во-первых, они были практически вечными и, во-вторых, действительно задерживали космическое излучение. В какой-то степени.
Эмигрантов разместили в спальных ложементах под прямыми углами к вектору движения корабля. Под скафандрами, которые почти никогда не снимали, находилась сетка трубочек с жидким теплоносителем, который отводил генерируемое телом тепло и утилизировал его… ну, скажем, для подогрева кофе, который все с удовольствием пили во время редких периодов бодрствования.
— Ого, ловко придумано! — одобрительно воскликнула одна из женщин.
— Да ну, кустарщина, — отмахнулась ее соседка.
— Кустарщина? Поглядим, что ты на Марсе запоешь, — фыркнула девушка, недавно переименованная в Иггог.
Соседнее помещение было отведено под спортзал, щедро оснащенный всевозможным оборудованием. Еще дальше от спального отсека располагался коридор, через который можно было попасть в душевые и туалетные кабинки. Все это хозяйство, как вскоре стало ясно, проектировали чуть ли не для лилипутов, до того тесно был устроен быт. Зато умно.
Впрочем, они уже на борту. И даже на пути к цели.
Приглушенный голос, заранее записанный где-то в компьютере, зачитал им типовой распорядок полета. Легкий перекус, затем индуцированный сон, после чего не менее принудительное пробуждение и обязательная физзарядка. Желающие могут освежиться в душе, хотя вода будет раз за разом повторно утилизироваться. Вновь легкий перекус, принудительный сон, побудка, спортзал…
И так далее, цикл за циклом, причем время и интенсивность физических упражнений будут постепенно нарастать. На экранах кают-компании предполагается постоянно демонстрировать картинки с Марса, каждая длительностью по четыре минуты.
Некоторые изгнанники начинали чувствовать себя подопытными кроликами. А вот Тад, который на срок этого затянувшегося путешествия сохранил за собой первоначальное имя, страдал от одного и того же сна. В видениях ему представлялась давным-давно прошедшая эпоха. Он с товарищами плыл по винноцветным водам, где кишели морские гады и прочие чудища. Команда как раз дождалась свежего попутного ветра, и над головами носились чайки, визгливые, как штормовой порыв в снастях.
Мужчины подняли мачтовое бревно, надежно закрепили его оттяжками. Взметнулся пузатый коричневый парус, крепко прихваченный тросами. Все это время Тад стоял над ними как командир — длинные пряди волос плещутся на ветру, хищногорбатый отцовский нос, тяжелый взгляд следит за волнами, что шипят под кормой.
По куцей зыби, по водной толчее — но вперед. Только вперед.
И ни разу даже признака суши, Итаки.
18
Интерлюдия, часть II: долгий вояж и коротенькая прогулка
До них это продолжительное путешествие уже не раз повторили предшественники. Башни понемногу заполнялись обитателями. Марс был уже не тот.
Репортажи о запусках транслировались практически всеми визгунами и пискунами. Постепенно ажиотаж
Лишь на «Конфу» оно проделывало невозможное.
Пассажиров будили сменами по шесть человек в каждой. После разминки в спортзале им давали двадцатиминутный перерыв, в течение которого они могли сидеть и пить кофе, нагретый теплом их собственной крови. Разрешалось также разговаривать. Или молчать.
— Я мечтал попасть на Марс. Не могу сказать, что преуспел в жизни, — говорил мужчина по имени Фихт; довольно унылая личность, сутулый и потертый человечек. Речь его была весьма лапидарна. — Я астроном. По слухам, на Марсе отличные условия. Для наблюдений. Очень хочется чего-то достичь. Хоть в кои-то веки. Или научиться новому. — Он бросил взгляд на соседа. — Вы, должно быть, презираете меня за эти слова? А вот вы… Чем вы занимаетесь?
— Я Доран. И мне до лампочки, у кого что болит. Пусть плачутся в жилетку, ежели невтерпеж. Лично я последнее время безвылазно торчал в Антарктиде, вернее, на том огрызке, который остался от шельфового ледника Росса. А еще раньше рисовал комиксы. И любил блондинок.
— Слушайте, чего вы все воду в ступе толчете? — вмешался третий мужчина, которого звали Хэддод. — Или у вас уже СВН проявляется, м-м?
Не обращая на него внимания, Доран вальяжно продолжал:
— Сегодня я проснулся и восхищенно подумал: с какой все-таки скоростью мы обучаемся! Взять хотя бы комиксы; в свое время я сделал целую серию под названием «Судебные штучки». Сидишь себе, рисуешь всякие загогулины внутри квадратиков. Хочешь, следующий квадратик заглянет в судьбы героев через микросекунду, а хочешь — хоть через миллион лет. Чудно, правда? Плевое дело: перевести взгляд на новый квадратик, — а прыжок вперед может быть сколь угодно далеким. И мы, что интересно, тут же к этому привыкаем. Вот я говорю: чертовски быстро учимся.
— Стерпится — слюбится, — мрачно изрек Хэддод.
— Так а я о чем?
Фихт гнул свое:
— Понимаете, пространство как бы пропорционально времени. Все равно что этот наш полет на Марс. В любой момент может прозвучать гонг. И мы заснем. А когда проснемся, куда-то исчезнет тысяча… или две? три тысячи? миль пространства…
Не успел он договорить, как действительно раздался мягкий гул. Спутники улыбнулись друг другу и кивнули. Комиксы-квадратики. Полеты на Марс…
Все забрались в свои спальные ложементы. Краткий период бодрствования подошел к концу.
Родиться на свет — это самый удобный и общепринятый способ влиться в чью-то семью. Есть, конечно, и другие методики; скажем, можно стать кому-то родственником уже в зрелые годы. Точно так же тебе могут дать пинка. Так или иначе, институт семьи доказал свою устойчивость на протяжении веков. В царстве животных дела обстоят по-разному в зависимости от конкретного вида. Слоны соблюдают родственные связи. Тигровый молодняк, когда приходит срок, навсегда покидает лоно семьи. Необходимость в охоте и пропитании играет крайне серьезную роль. Даже семья бедняка, усевшись перед экраном визгуна, пустит по кругу жареную рыбу с картошкой или пиццу. Причем совсем не обязательно, чтобы человек был счастлив, даже имея семью. Зачастую хватает приспособляться или всего-то не выделяться.