Птицы над Корабельной
Шрифт:
Знакомые, полузнакомые и незнакомые люди. Вряд ли они могут догадаться, что всего через пару часов их жизнь изменится.
Сильно ли? Зависит от их собственной доброй воли. Каждый будет волен сам выбирать, кем быть, чем заниматься. И ни у кого не будет нужды скрываться в холодных, полуразрушенных судах нижних улиц...
Блаз не спеша последовал в сторону «Чезара Воителя». Он был частью толпы, он ничем из нее не выделялся, и думал теперь о том, все ли готово, хватит ли патронов, и верно ли были определены позиции для передовых отрядов. В сумке ждала карбидная лампа и спички - чтобы просигналить Микелю,
Глава 7
Роджер
Арестант шел медленно, но Роджер не стал бы обвинять его в том, что он тянет время. Конвой и сам не мог двигаться быстро. Шли с палубы на палубу, по специально разработанному маршруту. Вдруг найдется кто-то, кто поможет Хорвену сбежать? Вдруг он сам решится на побег? Или сочтет, что смерть на скалах привлекательней позорной казни? Всякое может быть, и потому в конвое сегодня четверо. И ружья у них заряжены и удерживаются на весу. Тяжелая вороненая сталь придает уверенности, но идти так неудобно - нет возможности в случае чего ухватиться рукой за перила. Почему-то Роджер раньше не замечал, что доски рассохлись, что многие ступеньки погнуты, а веревки ненадежны. Шел, и уговаривал себя: только бы ничего не случилось!
И ничего не случилось. Разве только встретились по дороге двое угрюмых рабочих с деревянными ящиками и сварочным агрегатом. Рабочие молча пропустили процессию и дальше последовали своим курсом.
Хорвен на миг замер, когда поднялись на борт одного из давно пустующих буксиров. Расправил плечи, окинув взглядом город и обе скалы. Потом вдруг прищурился, вглядываясь, и приподнял руку, словно хотел махнуть кому-то знакомому. Но конвой, конечно, не позволил. Роджер вгляделся в силуэты старых судов. Что его так заинтересовало? И неожиданно увидел. Над Корабельной, почти на самом верху, на острой мачте, развевался синий сигнальный флажок.
Кто его поднял? Зачем? Корабельная скала с давних времен - городское кладбище.
Туда относят тела умерших. Там мертвецы обретают последний покой. Совсем недавно туда отправились и капитан с Даниэлем.
Может, когда-то давно Корабельную скалу легкомысленно называли Корабелкой, может, в те времена не кружили над ней стаи птиц-падальщиков, и подняться над городом мог кто угодно. Но с тех пор прошло уже много лет. И за все эти годы никому, ни одной живой душе, не приходило в голову вывешивать там флаги. Роджер подумал, что ему непременно надо будет рассказать об этом. Потом, после казни. Или даже самому сходить, посмотреть, что к чему. План расстановки судов на Корабельной есть у сторожа, и получить его нетрудно. Достаточно придумать подходящий предлог.
Роджер так уже делал однажды - в начале зимы на Корабельной развелись собаки, и его с напарником отрядили уничтожить стаю. Псы разбежались, ни одного зверя им тогда убить так и не удалось.
Еще два перехода, и вот он - ржавый борт старого линкора. Патрульные с каменными лицами, посты у трапов. Темные коридоры нижнего дека, крутой трап, пустой пожарный щит, низкая дверь.
Снаружи было светло.
Роджер вышел в светлый дверной проем последним. Он увидел зрителей палубой выше, увидел судебных исполнителей, адвоката и полицейских, выстроившихся по периметру. И других людей - на соседних судах, на скальном уступе, на мостках, сходнях, крышах. Ему показалось, что весь город собрался здесь.
Арестанта повели к помосту, сооруженному вчера на баке. Роджер оказался по левую руку от него и увидел, что тот что-то шепчет. Молится? Может быть. Сам он точно молился бы.
Но смотреть надо не туда. На линкор все-таки пустили зрителей, и они как раз сейчас занимали места за полицейским кордоном. Места там мало, дело идет медленно, и что-то может случиться...
А вот и доктор Варков. Выглядит больным, должно быть, у него была тяжелая ночь. Стоит за брашпилем, уперши в него ладони, старается не дать толпе увлечь его от этой надежной опоры.
Знакомый механик с «Квадрата» приветственно кивнул Роджеру, но тут же вспомнил, что это неуместно, сделал каменное лицо и отвернулся.
Исполнитель зачитал приговор, обратился к арестованному, узнать его последнюю просьбу или слово.
Роджер, забыв о приказе, таращился на Хорвена, стараясь не упустить ни одного слова. Но тот пожал плечами, сказал:
– Нас так мало. И мы такие маленькие. Ничего не надо, благодарю.
По жесту распорядителя конвой отошел в сторону. Исполнители сняли с приговоренного рубаху и подвели к длинной лавке в центре помоста. Лица исполнителей скрывали маски - чтобы потом никто не смог их узнать.
Роджер на миг увидел происходящее, как будто со стороны. Ржавые обтрепанные палубы, латанные, тусклые одежды. Сломанные мачты. Какое-то тряпье в тени у борта, выбитые пыльные окна и иллюминаторы. И где-то невообразимо далеко - чистые горные вершины, хрустальный лед, ослепительный снег. И солнце, и холодный воздух.
Только на миг. А потом исполнители приступили к своим обязанностям. Грегори Хорвен молча выдержал первые три удара.
Кто-то жалостливо вскрикнул. Роджер, чтобы не смотреть на казнь, уставился в пол.
Грегори
Можно было бы попросить сигарету или стакан спирта. Наверняка его просьбу выполнили бы.
Это первое, о чем подумал Грегори, когда вдруг по корпусу линкора прокатился низкий жалобный гул, похожий на стон, и с верхних палуб донесся многоголосый крик.
Лавка под ним словно ожила, подскочила, ударила по ребрам, а палуба начала медленно крениться. Прекратились удары экзекутора, он тоже не смог удержать равновесие.
Закричали, оскальзываясь и падая, люди.
Если бы он попросил сигарету, ему развязали бы руки. Но ведь нет. Страх заставил сказать какую-то глупость и отказаться от последней просьбы.
Линкор со страшным скрежетом сдвинулся со скального основания, на котором держался последние тридцать лет. Грегори всей побитой шкурой чувствовал его медленное неохотное движение-скольжение. Есть ли под килем еще хотя бы один уступ, способный остановить падение? От крика заложило уши, но сделать было ничего нельзя - когда руки связаны под лавкой, вообще ничего нельзя сделать, сколько ни дергайся. Грег только понял, что корма линкора опускается вниз быстрей.
А потом судно начало разваливаться, и все прочие шумы поглотил оглушительный, бесконечный треск разрываемого металла.