«Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории

Дюморье Дафна

– Мужик спросил, как называется ближайшая больница, а мы ему сказали, что на въезде в город есть одна, еврейская, – добавил шофер. – А он в ответ – что очень извиняется за беспокойство. Кремень-мужик, прямо и ухом не повел.

– И младенчик. Мы младенчика видели, – захихикала служанка, а потом почему-то густо покраснела.

– Да, – подтвердила кухарка. – Настоящий еврейчик, один в один что евонный папаша.

Тут они все рассмеялись и начали как-то глупо переглядываться.

– Так, – сказал мистер Лоренс, – похоже, всё, что могли, мы сделали.

Слуги разошлись.

Возбуждение спало. Нужно готовиться к рождественскому приему, дел невпроворот, то одно, то другое, все уже сбились с ног, а еще только десять утра.

– Пойдем-ка поглядим, – сказал мистер Лоренс, мотнув подбородком в сторону гаража.

Миссис Лоренс недовольно поморщилась и двинулась за ним следом.

Они поднялись по шаткой лесенке в темную чердачную комнатушку. Никаких следов беспорядка. Кровать поставлена на место, к стене, одеяло аккуратно сложено на полу. Стол и стул стоят где и стояли. Окно открыто, чтобы впустить свежий утренний воздух. Обогреватель выключен. Лишь одно говорило о том, что комнатой пользовались. На полу у кровати стоял стакан холодной воды.

Мистер Лоренс не произнес ни слова. Миссис Лоренс тоже не произнесла ни слова. Они вернулись в дом, прошли в гостиную. Мистер Лоренс подошел к окну, выглянул в сад. В дальнем конце виднелась игрушечная железная дорога Боба. Миссис Лоренс открыла пакет, который проглядела за завтраком. Сверху доносились вопли и взвизги – дети то ли радовались, то ли наоборот.

– А как же гольф? Ты, кажется, собирался в одиннадцать пойти поиграть, – припомнила миссис Лоренс.

Мистер Лоренс присел на кушетку у окна.

– Что-то не хочется, – сознался он.

Миссис Лоренс положила на место косметичку, которую только что достала из-под многих слоев тонкой бумаги.

– Странно, – сказала она, – у меня тоже как-то муторно на душе, совсем не по-рождественски.

В открытую дверь было видно, как в столовой накрывают к обеду. Стол был украшен как положено, среди серебра виднелись букетики цветов. В самом центре стояла огромная связка хлопушек.

– Ума не приложу, что еще мы могли сделать, – внезапно произнесла миссис Лоренс.

Мистер Лоренс ничего не ответил. Он встал и начал прохаживаться по комнате. Миссис Лоренс поправила ветку, заткнутую за картину.

– В конце концов, они же ни о чем не просили, – сказала миссис Лоренс. – Уж он-то бы обязательно нам сказал, – продолжала миссис Лоренс, – если бы ей стало совсем худо, ну или ребенку. Я уверена, что все у них в порядке. Это ж такой народ – все живучие.

Мистер Лоренс достал из жилетного кармана сигару, потом положил обратно.

– Здесь, у нас, им было бы куда хуже, чем в еврейской больнице, – продолжала миссис Лоренс. – Там уход и все такое. А мы бы сами не справились. И, кроме того, они уехали так внезапно, никому ничего не сказали – мы им даже и предложить ничего не успели.

Мистер Лоренс раскрыл книгу, потом закрыл снова. Миссис Лоренс все крутила в пальцах поясок от платья.

– Разумеется, – сказала она поспешно, – я туда съезжу и выясню, как у них дела, отвезу фруктов и еще всякого, и, может, теплых вещей, и спрошу, не надо ли

им чего. Я бы прямо сегодня поехала, да нужно вести детей в церковь…

И тут распахнулась дверь, и в комнату вбежали дети.

– А на мне новое ожерелье, – похвасталась Мэриголд. – А у Боба нет ничего нового, чтобы надеть. – Она крутанулась на носочках. – Мама, давай быстрее, опоздаем и не увидим, как все входят в церковь.

– А там ведь будут петь «Вести ангельской внемли»? – спросил Боб. – Мы в школе выучили слова, мне даже не нужно смотреть в книжку. Пап, а почему Иисус родился в хлеву?

– Потому что в гостинице для них не нашлось места, – ответил мистер Лоренс.

– Они что, были беженцами? – уточнила Мэриголд.

В первый момент никто не ответил, а потом миссис Лоренс встала и поправила волосы перед зеркалом.

– Не задавай глупых вопросов, детка.

Мистер Лоренс распахнул окно. Из-за сада несся перезвон колоколов. Солнце заливало чистую, белую изморозь, обращая ее в серебро. На лице у мистера Лоренса появилось странное, озадаченное выражение.

– Так надо было… – начал было он. – Надо было…

Но договорить он так и не успел, потому что от ворот к дому уже катили две машины, в которых сидели два семейства, Дейли и Коллинсы, а дети с восторженным визгом мчались вниз по ступеням, выкрикивая:

– Счастливого Рождества! Счастливого Рождества!

Перевод А. Глебовской

Синие линзы

Алиби

1

Фентоны совершали свою обычную воскресную прогулку по набережной Виктории. Они дошли до моста Альберта и, как всегда, остановились, решая, перейти ли через него и зайти в парк или отправиться дальше за плавучие дома. И тут жена Фентона сказала, подчиняясь какому-то своему, одной ей ведомому ходу мыслей:

– Когда будем дома, напомни мне позвонить Альхузонам и пригласить их на коктейль: сегодня их черед прийти к нам.

Фентон рассеянно наблюдал за уличным движением. Вот по мосту прошел грузовик, слишком сильно раскачиваясь, за ним – спортивный автомобиль с громкими выхлопами, вот нянька в сером форменном платье толкает коляску с близнецами, круглые лица которых похожи на голландский сыр, и, перейдя через мост, сворачивает налево, в Баттерси.

– Куда пойдем? – спросила жена, и он взглянул на нее, не узнавая, во власти непреодолимого, просто кошмарного чувства, что и она, и все люди, которые прогуливаются по набережной или переходят через мост, – крошечные марионетки, раскачивающиеся, когда их дергают за ниточки. А как они передвигаются – неровно, какими-то судорожными толчками. Что за жуткая пародия на настоящие шаги – такие, как в жизни. Да и лицо его жены – голубые глаза, слишком сильно накрашенный рот, новая весенняя шляпка, небрежно сдвинутая набок, – всего лишь маска, второпях намалеванная рукой кукольника, управляющей марионетками, на куске безжизненного дерева, из которого он их мастерит.